Алиса
Алиса
Олег устало бредёт по лесной тропинке.
– Найда! Найда! – зовёт он, уже без всякой надежды. Прислушивается. Ни шороха. Только птицы щебечут где-то далеко-далеко.
«Сгинула собака. Пропала», – думает Олег, до боли закусив губы.
Ему хочется плакать, но он сдерживается. Олег верит: в пятнадцать лет люди не плачут. Настоящие люди. Олегу хочется быть настоящим. Вернее, раньше хотелось. Теперь ему всё равно. Найда пропала в лесу. Больше он её не увидит.
Пора возвращаться в посёлок, но Олег продолжает идти. Шагает упрямо.
– Найда! – но эхо безмолвно гаснет вдали.
Неожиданно лес расступается. Впереди простор – луг. Трава в сумерках кажется фиолетовой.
Справа столб, слегка покосившийся, клочья порванной проволоки. Слева такой же столб стоит прямо, уцелели две-три жерди забора.
Олег замирает. Не сразу ему становится ясно, куда он забрёл. Бывший воинский полигон. Сюда ходу нет.
У полигона в посёлке дурная слава. Говорят, здесь в земле сохранились неразорвавшиеся снаряды. Наступишь – и нет тебя. Были слухи: заигрались когда-то мальчишки, хотели откопать старинную железяку, ну и…
Олег мотает головой, отгоняя пугающий образ. Тётя Шура частенько пересказывает поселковые сплетни-страшилки, но где правда, где выдумка – не разберёшь.
Вообще тётя Шура человек неплохой, но бывает порой раздражительна. Астма её мучает, а от астмы у любого характер испортится. Вот в раздражении и начинает всякие страсти-мордасти припоминать. Или изрекает предостережения, одно другого мрачнее.
«– Говорила тебе, не выпускай собаку без поводка, – вспоминается Олегу некстати. – Сбежит, как пить дать сбежит. Не найдёшь потом свою Найду».
– Найда! – зовёт Олег. Приставив ладонь козырьком ко лбу, всматривается в даль, медленно обводит луг взглядом от края до края. Ведь для собаки нет запретных зон. Ей хоть забор, хоть вывеска – читать она не обучена.
Еле слышный плеск доносится со стороны луга. Разве там река? В предвечерней мгле не разобрать.
Отбросив сомнения, Олег шагает вперёд. Зовёт – снова и снова. Плеск становится ближе.
Олег вдруг останавливается, едва не замочив ног. Перед ним водная гладь, а на ней колеблется бледный серпик луны. Отражение. Озеро. Да, конечно. Тётя Шура говорила что-то про озеро. Озерцо на краю полигона. Олегу вспомнилось даже название – Теен-Куль.
По поверхности озера проходит рябь, плеск повторяется совсем близко, и Олег неожиданно замечает: в воде кто-то есть. Человек. Девушка. Олег видит лицо, миловидное, худенькое, с заострёнными скулами, обрамлённое длинными волосами: девушка плывёт к берегу, навстречу ему, Олегу.
Незнакомка плещет ладонью, и брызги окатывают Олега с ног до головы. Он невольно отступает на шаг.
– Привет! – слышит он голос – негромкий, тонкий, будто искрящийся озорными смешинками. – Не бойся. Вода тёплая.
– Я и не боюсь, – насупленно отвечает Олег. – Я собаку ищу. А ты кто такая?
Вопрос звучит грубовато, но девушка не обижается. Она выбирается на берег. Волосы струятся по её плечам, спадают на грудь. Сумерки уже сгустились, но в свете луны Олег замечает – волосы девушки переливаются зеленью.
«Модница», – думает Олег. А больше ничего подумать не успевает, потому что вдруг понимает: девушка голая. Совершенно.
– Я – Алиса, – отвечает девушка, приглаживая руками волосы. – Инопланетянка. Из созвездия Дельты Лиры. Не веришь?
И она смеётся заливисто, а у Олега пылают уши. Он, конечно, имеет представление, не какой-нибудь дошколёнок, и вообще. Но одно дело картинки, фотографии, а тут…
– Не бойся, – повторяет девушка, забавляясь его замешательством. Она кажется чуть старше Олега, от силы на год. Больше всего Олега поражает, что она ничуть не стесняется. – Мы, инопланетяне, мирные. Желаем людям добра.
Она улыбается и протягивает Олегу руку:
– Окунёмся? Тут неглубоко. И можно луну ладошками ловить. Очень весело.
Но Олегу совсем не весело. Он неуклюже отстраняется, не зная, куда смотреть, о чём думать…
«Найда», – затихает прежняя мысль, и он хватается за эту мысль, как за соломинку.
– Ты собаку не видела тут? – голос звучит неожиданно хрипло. – Небольшая такая, рыжая. Спаниель. Я с утра ищу. Весь посёлок обегал, нигде нету, и в лесу нету, и здесь тоже нету.
Олег говорит, не останавливаясь, и от звука привычных слов сознание успокаивается, удивление утихает.
«Подумаешь, голая девчонка, – ловит он свою мысль. – Тоже мне диво».
– Спаниель, – повторяет Алиса задумчиво. – Четыре ноги, голова, хвостик.
– Зовут Найдой, – сообщает Олег. – Это наша с тётей Шурой собака. Тётя Шура – поселковый почтальон, может, знаешь? Ты в посёлке-то была хоть раз? Там, за лесом? – Олег неопределённо машет рукой: тропинка петляла, и он не может точно сказать, в какой стороне посёлок.
Алиса поднимает с травы сарафан, одевается молча. Белая ткань чуть искрится в свете ранней луны. Олег сконфуженно глядит себе под ноги. Ему хочется поднять взор, но он не решается.
Алиса разглаживает складки на сарафане, поправляет бретельки. Поворачивается к Олегу.
– Там твой посёлок, – она уверенно показывает рукой. – А ты Олег.
– Ты меня знаешь? Откуда? – Олег не верит.
– Пойдём, – говорит Алиса серьёзно. – Отыщем твоего спаниеля.
Она шагает не спеша, не оборачиваясь, словно знает наверняка: Олег непременно пойдёт за ней.
И Олег идёт. Как заворожённый, он следует за Алисой. В ушах его легонько звенит, словно где-то далеко перекликаются колокольчики. И ноги сами движутся в такт шагам Алисы.
– Здесь опасно, – произносит Олег – не столько из страха (страха нет, он куда-то исчез), а скорее затем, чтоб заставить Алису обернуться. – В земле, говорят, снаряды. Бомбы всякие. Здесь оружие раньше испытывали.
Алиса, не поворачивая головы, отвечает:
– Бомбы дальше, за озером. А тут тишина. Я чувствую.
Вот и столбы с проволокой. Тропинка уходит в лес. Алиса идёт, не сбавляя шаг. Зеленоватые волосы её серебрит луна.
Тропинка становится шире, и Олег догоняет Алису. Теперь они движутся бок о бок, и Олегу хочется взять девушку за руку, он даже протягивает ладонь, но робость останавливает его жест на полпути. И тогда Алиса берёт его руку сама.
Алисина ладонь очень тёплая, почти горячая. Маленькая. И неожиданно крепкая.
Тепло передаётся Олегу, разливается по всему телу, ласковой волной согревает сердце.
– Уже недолго, – говорит Алиса. – Будет много деревьев с круглыми листьями. Туда придёт спаниель.
«Почём ты знаешь?» – вертится у Олега на языке возмущённый вопрос. Но Олег молчит.
Луна разгорается ярче. Под ногами мягко пружинит хвоя. Только сейчас Олег замечает, что Алиса идёт босиком.
– А чего ты без туфель? – спрашивает он.
– Они мне не нужны, – пожимает Алиса плечами. – Мне энергия нужна. От земли. Ведь я инопланетянка, ты забыл?
В глазах её лукавые огоньки.
– Да ну тебя, – Олег досадливо хмурится.
Что она заладила, в самом деле, как дурочка малолетняя? «Инопланетянка»! Не смешно.
– Поранишься ещё, – говорит он вслух и кивком головы показывает на блестящий осколок в траве у дорожки. То ли бутылку разбили, то ли карманное зеркальце.
Выпустив руку Олега, Алиса нагибается, поднимает осколок, сжимает его в ладони.
Слышен хруст. У Олега нехорошо холодеет внутри.
– Алиса!
«Ну точно – чокнутая».
Она разжимает ладошку. Осколок разломан натрое. А крови нет. Даже царапин не видно.
– Видишь? – улыбается Алиса. – Меня непросто поранить.
– Как ты это делаешь? – Олег жадно впивается в неё взглядом.
– Как все мы. Такие, как я. – Алиса отбрасывает стекло прочь. – Просто чувствую мир. А тот, кого по-настоящему чувствуешь, не причинит тебе зла.
Олега тянет спросить: «А меня ты чувствуешь?» Но было бы глупо, да и какой смысл? Они едва знакомы. Кто она ему, в самом деле? Случайная встречная. Любительница поплавать голой в уединённом озере при луне. Старшеклассница-сумасбродка. Алиса.
«Да Алиса ли она, собственно говоря? Мало ли что наплести можно. Имя как раз под стать её бредням инопланетным. Насмотрелась фантастики, заигралась…»
– Мы пришли, – объявляет Алиса.
Олег напряжённо осматривается. По обеим сторонам тропинки – заросли осины. Деревья с круглыми листьями, вспоминает он. Хм, пожалуй. Хотя не такие они и круглые. Ну да шут с ними, с листьями. Где Найда?
Олег вдруг ловит себя на мысли, что взаправду почти поверил: Найда отыщется здесь.
Разочарование комком подступает к горлу. Поверил – кому? Ненормальной?
– А долго… ждать? – спрашивает он упавшим голосом. Хотя знает кристально ясно: ждать больше нечего.
– Ждать? – удивляется Алиса. – Ждут лишь те, кому время поперёк сердца. А ты не жди. Ты зови.
Олег, чувствуя себя очень глупо, шепчет одними губами:
– Найда… Найда?..
Шорох из тёмной чащи. Заливистый лай.
Тёплый рыжий комок мчится во весь опор, Олег ловит любимицу на лету, прижимает к груди, целует в мохнатую мордочку.
– Найда! – он повторяет снова и снова. – Где ж ты была?
Как в полусне доносятся слова Алисы – быстро, скороговоркой:
– Дальше дорогу знаешь, тропинка выведет, а мне пора. Ты приходи ещё, ладно? Я на озере каждый вечер.
И лёгкое касание – щека к щеке.
Олег оглядывается. Никого. Пусто, тишина кругом, даже птицы умолкли. Только скулит на руках счастливая Найда.
Олег трясёт головой, чтобы согнать наваждение. Собака нашлась, это главное. А остальное – было? Нет? Примерещилось? Это теперь не важно.
Так говорит себе Олег, шагая к дому.
Не важно, отвечает Олег позже на расспросы взволнованной тёти Шуры.
Не важно, не важно, не важно, повторяет Олег, засыпая, успокоенный и счастливый.
Но радость его омрачает грустная нотка. Потому что Олег понимает, сознаёт с неотвратимой уверенностью: он сам себе лжёт.
Перед закрытыми глазами его расстилается озеро. И по лунной дорожке в воду плавной поступью входит Алиса.
* * *
Лето в самом разгаре. Дни стоят теперь долгие. И Олегу трудно отпрашиваться в такое время. Но он находит предлоги, изобретает причины. Он старается каждый вечер бывать у Алисы.
Она ждёт его на берегу озера, на заброшенном полигоне.
Олег больше не боится ни бомб, ни снарядов. Он верит Алисе. Она обещала: бомбы здесь не взорвутся. Их тут нет. Земля полнится тишиной.
Олег с Алисой, позабыв обо всём, беззаботно гуляют по полигону, по поросшему клевером лугу. Алиса, как всегда, босиком. Ей надо чувствовать землю, вбирать энергию. А Олегу достаточно держать её за руку и вдыхать пряный вечерний воздух, напоённый ароматами трав.
У Алисы свои привычки. На запястье правой руки она носит тесёмку из сплетённых травинок. Алиса никогда её не снимает, но зелёные травинки не желтеют, не высыхают. Они остаются свежими, словно только что сорваны.
Ещё Алиса глядит на небо – ровно в полночь поднимает голову и долго всматривается в тёмно-синюю даль. Что она ищет там? Нет ответа.
Алиса никогда не говорит слов «неправда», «ложь», «враньё» и тому подобного. А если такое произносит Олег, Алиса разворачивается и уходит.
Уходит она всегда в лес. Но в посёлке не появляется. Где её дом, где она ночует, питается, чем занимает дни до встречи с Олегом – неведомо. На вопросы Алиса отвечает невпопад либо не отвечает вовсе. И Олег не настаивает. Он нутром понимает: для неё это важно – каждый день уходить в неизвестность. Если неизвестность рассеется, Алисе некуда будет деться. Она окажется всё равно что бездомной, неприкаянной, беззащитной.
Одно огорчает Олега. Он хотел бы привести Алису в посёлок, познакомить с друзьями, с тётей Шурой. Но Алиса отказывается.
– Моё место здесь, – говорит она. – Озеро, луг, чаща леса… Здесь я чувствую себя…
Она замолкает.
– Ты не договорила, – напоминает Олег, спустя время. – Чувствуешь себя – как? Или кем?
– Просто чувствую, – Алисины губы трогает робкая улыбка. – Здесь – я. А там меня нет.
– Приходи, будешь и там, – возражает Олег. – Мы вместе будем.
– Будем… – эхом отвечает Алиса. – Когда-нибудь… вместе… мы…
Взор её затуманивается, она думает о чём-то своём.
А у Олега в ушах отдаётся отзвуком, снова и снова, по кругу: «Когда-нибудь мы будем вместе…»
* * *
Дни идут. Олег теперь реже видится с друзьями. Владик Донцов, Димка Красин досадуют, удивляются – им кажется, что Олег стал каким-то другим. И верно, мысли его поглощены Алисой. Он с утра живёт ожиданием встречи.
Бывает, во время прогулки Алиса делается беспечной, начинает о чём-то рассказывать, но мысль её словно шмель, перелетающий с цветка на цветок. Алиса рассуждает о космосе и дальних планетах, упоминает маленький астероид, придуманный неведомым Олегу писателем, а следом принимается сравнивать французский язык с итальянским. И вдруг, без всякого перехода:
– Ветер… Это ветер Венеции. Слышишь? Морская нотка, запах сандала. Это ветер-мечтатель. Он принёсся из дальних краёв… Слышишь, Олег?
Олег ничего особенного не слышит: ветер как ветер.
Но Алиса уже в плену иных грёз. Она рассказывает о каком-то чудаке Тициане, о двух странных влюблённых – Диего и Фриде, о диковинном музыкальном инструменте челесте, об открытии звуковых волн… И тут же с упоением принимается рассуждать о радиотехнике. Радиотехника – Алисин конёк. Алиса может бесконечно говорить о светодиодах и конденсаторах, резисторах и электроцепях. Олег в этом мало что смыслит: его всегда больше влекло к биологии.
– Зачем тебе эти радиопремудрости? – перебивает он однажды Алису.
– Связь может прерваться в любой момент. Связь с дельтой Лиры, – отвечает Алиса. – Мне надо суметь её восстановить.
– А ну тебя… – отмахивается Олег.
…Каждодневные отлучки Олега сердят тётю Шуру. Она чаще жалуется на астму, на жару и усталость. Делается придирчивой. Но Олег ничего не рассказывает. Словно чувствует: нельзя. Пока нельзя.
Зато Найда стала спокойной, безмятежно-послушной. Иногда она сопровождает Олега к озеру, иногда нет. Найда боится леса, зато дома она весела, как щенок.
Алиса так и говорит иногда Олегу:
– Вы с Найдой – как дети. Самозабвенные. Есть ведь такое слово?
Олег обижается.
Однажды он спрашивает Алису, хмуря брови:
– Что ты во мне нашла?
Олегу пятнадцать, и он чувствует – Алиса старше. Несмотря на все свои глупости, иной раз простодушие – она старше. Олега это тревожит. Есть в этом что-то неправильное, думает он. Словно изъян в фундаменте Падающей башни. Однажды фундамент не выдержит, и башня развалится.
Алиса молчит задумчиво. Она сидит на берегу озера, поджав босые ноги, и сосредоточенно грызёт травинку. Затем, потянувшись, срывает одуванчик на длинном стебельке и щекочет им Олега за ухом.
– Перестань, – отмахивается Олег. Ему сейчас не до шуток. – Так чем я тебе приглянулся?
Алиса смотрит на него иронически.
– Ну, ты особенный. Такой взрослый, уверенный в себе. Сильный, умный. У тебя волевой подбородок.
Олег понимает: Алиса его разыгрывает.
– А серьёзно?
На коленку Алисы садится бабочка. Складывает крылья, разводит их в стороны. Алиса мягко касается её подушечкой указательного пальца, но бабочка не улетает.
– Крылья не повреди ей, – предостерегает Олег. Он всё ещё ждёт ответа.
– У тебя необычный дар, – говорит наконец Алиса. – Для тебя инопланетяне – люди.
– В смысле?
– И собаки – люди, – смеётся Алиса. – И бабочки. А самое невероятное: люди для тебя – тоже люди! Понимаешь? Все-все на свете. Добрые, злые, ни на кого не похожие…
– Такие, как ты? – Олег тоже улыбается, хотя сам не знает чему. Просто ему передалась весёлость Алисы.
– Даже такие, как я, – кивает Алиса важно. – Хотя нас таких мало. Дельта Лиры – не слишком населённое место. И очень тихое.
Алиса задумчиво трогает травяной браслет на запястье. Поворачивает, словно поправляет часы.
– Далась тебе эта дельта Лиры, – беззлобно ворчит Олег. – Если ты и вправду родилась там, то как тебя сюда занесло? Кораблей выше скорости света ещё не изобрели.
– Я родилась здесь, – говорит Алиса негромко. – Но мой дом теперь там.
Олег смотрит на Алису в упор.
Бабочка с её колена взлетает – и растворяется в вечерней мгле.
Олег хочет что-то сказать, спросить, но Алиса касается его губ пальцем. А затем встаёт и уходит.
* * *
Неделю не спадает редкая даже для июля жара. Тётя Шура чувствует себя плохо. Окна в доме распахнуты настежь, но воздух совсем не движется, и тётя беспрестанно обмахивается самодельным веером, сложенным из старой газеты.
На седьмой вечер тёте становится совсем худо. Она сидит на веранде в плетёном кресле и дышит часто-часто, но воздух будто ватный. Тётя силится встать – и не может.
Побледневший Олег мечется рядом – ему никак не удаётся развязать узел на пакете с лекарствами. Что за нелепая привычка завязывать пакеты узлом?! Наконец Олег разрывает пакет, бегом приносит с кухни стакан воды. Руки дрожат, вода плещется через край. Но лекарства не помогают. И тогда Олег, вопреки тётиным протестам, вызывает скорую помощь.
Найда, чувствуя, что в доме творится неладное, забивается под кровать и негромко поскуливает.
Тётя Шура тяжело дышит. Голова её клонится на грудь. Олег приносит ещё воды, а сам то и дело глядит на часы. Скорая всё не едет. Казалось бы – ехать всего ничего, посёлок-то невелик, а поди ж ты…
– Небось, машина на выезде, – сипло говорит тётя, и Олег едва разбирает её слова. – На весь посёлок машина одна.
– Да тут пешком дойти можно! – в отчаянии восклицает Олег. Ему представляется белый больничный стол, за которым сидят два врача и режутся в карты – им не хочется прерывать партию. Олег ненавидит этих врачей, как самых злейших врагов.
В дверь негромко стучат. Олегова ненависть улетучивается, в мгновение ока тонет в фонтане надежды. Олег бежит открывать. Только царапает мысль на краю сознания: машина не подъезжала – не было шума мотора.
У порога стоит Алиса: непривычно смущена, мнётся, что-то протягивает Олегу. Она всё в том же своём сарафане, как всегда босиком, зеленоватые волосы мерцают в свете вечернего фонаря. Но чего-то словно бы не хватает в привычном облике. Впрочем, Олегу не до того.
– Чёрт, до чего ж ты не вовремя! – не сдерживается Олег. Скоротечные надежды его разбиты.
– Наоборот, – отвечает Алиса, не обижаясь. – Вот, возьми. Твоей тёте плохо, я знаю.
На ладони у Алисы растёртый в труху зелёный листок.
– Размешай в воде, – говорит она. – Быстро. Пусть она выпьет.
Олег нерешительно берёт подношение. Ладонь у Алисы жаркая, как обычно.
– Если не хватит, я дам ещё, – говорит Алиса. – Скорее! Я здесь подожду.
Олег рысью бежит на кухню, бросает труху в стакан, доливает воды.
Будь он старше, наверное, засомневался бы: разве можно поить человека незнамо чем? Мало ли кто чего насоветует! Тем более Алиса – с этими её странностями. Она же не врач!
Но Олегу пятнадцать лет, и сомнения не успевают захватить его целиком.
Тётя Шура подносит стакан к губам. Пьёт маленькими глотками. Олег поддерживает стакан за донышко, чтобы тот не выпал из тётиных рук.
– Что это? – спрашивает тётя. Глядит на Олега осмысленно, успокоенно.
– Лекарство, – отвечает Олег.
– Как-то разом полегчало, – с недоверчивым удивлением говорит тётя Шура и делает глубокий вдох. Расслабленно выдыхает, дышит ещё и ещё, теперь уже не спеша.
Олег проводит рукой по лбу. Страшное позади.
– Интересное какое лекарство, – в голосе тёти прорезается любопытство. – Как называется? Где ты его взял?
– Это Алиса принесла, – отвечает Олег.
– Алиса? Какая Алиса?
– Потом расскажу. Но тебе вправду лучше?
– Да-да, – рассеянно говорит тётя. – Не беспокойся, Олежка, всё прошло. Прости, что перепугала тебя. Может, перенервничала просто.
Тётя поправляет очки на носу и говорит уже обычным своим голосом:
– Я посижу ещё немного – тут хорошо дышится. А ты иди, отдохни, своими делами займись, чего тебе вокруг меня суетиться? Если вдруг что, я позову.
…Олег выходит на крыльцо. Алиса всё ещё там. Она так и не переступила порог.
– Спасибо, – говорит он смущённо. – Тёте лучше.
– Я знаю, – отвечает Алиса мягко. – Вот, на всякий случай, бери ещё. Оно не понадобится, но тебе так будет спокойнее.
Алиса ссыпает горстку трухи Олегу в ладони. Холод Алисиных пальцев заставляет Олега вздрогнуть.
«Замёрзла», – думает он. И неожиданно замечает: на запястье Алисы нет травяного браслета.
– Твоя тесёмка… – говорит Олег. – Ведь это она, да?
Алиса молча кивает. В глазах её грусть.
– Ничего, – утешает Олег. После пережитых волнений ему хочется, чтобы все вокруг были счастливы. – Я сплету тебе новую. Я умею. Меня ещё в детском саду одна девчонка научила такие штуки плести. Только я не пробовал с той поры – всё казалось, не мужское занятие. Но тебе сплету, обещаю.
– Не обещай, – Алиса улыбается уголками губ. – Это стебель иллемеаны. Иллемеана на Земле не растёт.
Олег не спорит – он давно перестал спорить с Алисиными рассказами про иные планеты, дельту Лиры и прочее в том же духе. Олег не верит в пришельцев из космоса, но и не упрекает Алису во лжи. Просто у неё такой способ восприятия мира, считает он. Бывают фантазии настолько живые, что захватывают человека до глубины души, но он не делается от этого лжецом или сумасшедшим.
Это просто особенность детства – увлекаться игрой до того, что и сам уже не отличишь, где игра, а где жизнь. Дальше дети взрослеют, но у некоторых эта чёрточка сохраняется до седин. Иногда из таких людей получаются художники, музыканты, поэты.
– Заходи, – приглашает Олег. – Познакомишься с тётей. Чаю выпьем, согреешься. Давай?
Алиса качает головой. Большим пальцем ноги проводит черту в пыли у крыльца.
– Не могу. Мне и в посёлок не следовало приходить. А уж в дом…
Она поворачивается спиной.
– Алиса! – окликает Олег.
– Приходи лучше ты, – отвечает она, не оглядываясь. – На озеро. Завтра. Всегда.
Олег хочет догнать её, нерешительно переступает порог, но дальше черты, проведённой Алисой, не движется.
– Завтра, – говорит он.
Зеленоватые волосы Алисы переливчато мерцают, и силуэт её тает в вечерней мгле.
* * *
Тётя Шура настроена благодушно. Астма больше её не мучит.
Олег тоже доволен. Жизнерадостная Найда вьюном крутится у его ног.
Жизнь наладилась, и будущее представляется Олегу безбрежно-счастливым – как открытый простор океана, по которому в лучах солнца плывёт вольный парусник.
– Алиса, – произносит вдруг тётя Шура. – Знакомое имя.
– Алиса в Стране чудес, – отвечает Олег. – И в Зазеркалье. А ещё есть Алиса Селезнёва из будущего.
– Да не из книг, – отмахивается тётя.
– Из кино, – с готовностью предлагает Олег.
– У соседей дочку Алисой звали, – поясняет тётя Шура. – Когда мы ещё в том доме жили, на Заславской. Ты тогда совсем маленький был.
Олег замирает:
– Не помню.
– И не надо тебе помнить. Мрачная история. Я уж и сама подзабыла. Помню только – фамилия у них была редкая. Венце… Винзо… как же её? Точно. Венцезоровы. Алиса Венцезорова. Она на полигоне погибла. Знаешь же полигон там, за лесом?
– Как – погибла? – Олег хватает ртом воздух.
Тётя пожимает плечами:
– На озере утонула, – тётя умолкает, трёт подбородок. Продолжает негромко: – Там ведь озеро есть, Теен-Куль, маленькое, но глубокое. Алиса тогда только школу окончила, собиралась в институт поступать, на радиотехнический. Лето было. Выпускной. А под утро самые бесшабашные ребята пошли на полигон и её с собой зазвали – петарды пускать, купаться, ну и всякое там ещё – в общем, продолжать праздник. Что уж у них там приключилось – бог весть. Известно только, что взорвался снаряд в земле. Одному парню руки покалечило, другой чуть без глаз не остался, а Алису в озере нашли. Ни царапины, а мертвее мёртвого. Так она и погибла. Родители горевали, потом переехали за Урал куда-то. Тяжело на прежнем месте жить после такого. Да вообще тяжело, куда ни денься.
– Погибла… – повторяет Олег.
– Вот я и подумала, – заключает тётя. – Имя как у подружки твоей. Той, что мне лекарство принесла. Несчастливое имя. Хотя – что имя? Главное, чтобы человек был хороший. Правильно я говорю? А, Олежек? Олег? Ты куда? Постой!
Но Олег уже не слушает. Он стремглав выбегает на улицу. Бегом, скорей к полигону. Нужна ясность, предельная ясность! Не должно быть места догадкам, сомнениям. При чём тут какая-то Венцезорова? Не может это быть его Алиса! Он не верит в такую чушь. Мало ли на свете Алис?
Олег мчится. Сердце колотится в груди. Не хватает дыхания.
Лес за краем посёлка. Привычная тропа через чащу. По обеим сторонам легионы деревьев – словно воинство лесного царя. Олегу кажется, будто деревья провожают его хищными взглядами.
Вот, наконец, столбы. Полигон в лучах заходящего солнца – будто овеян крылами жар-птицы. Запыхавшийся Олег подлетает к озеру. На озере тишина – лишь круги по воде.
– Алиса! – зовёт Олег. Его голос срывается.
Никого.
Олег вдруг понимает: ещё солнце не село, слишком рано, ведь с Алисой они всегда встречаются вечером. Вечером. В полутьме…
«Ведь и правда!» – стреляет запоздалая мысль. Он ни разу не видел Алису днём. Да никто её днём не видел! Он однажды пришёл на полигон с Димкой Красиным, своим давним приятелем, но Алиса в тот раз не явилась. Был то день или вечер?
Не важно. Видел ли Алису вообще хоть кто-нибудь из людей, кроме него, Олега? Вот в чём вопрос. А когда он звал её в посёлок (и ведь сколько раз звал!) – что означал её всегдашний отказ?
«Но ведь она пришла, – напомнил Олегу внутренний голос. – Когда тёте стало плохо, она пришла».
«А откуда она узнала? – возражает Олег сам себе. – Как поняла, что тётя нуждается в помощи?»
Алиса так и не объяснила тогда. И в дом не зашла.
Олег садится на травянистую кочку. Подпирает руками голову. Мысли роятся, путаются. Он знает одно: надо ждать. Алиса придёт. Каждый вечер приходит. Значит, придёт и сейчас.
Солнце медленно скатывается за горизонт. Отблески на озере меркнут. Луговая трава окрашивается лиловым.
За спиной у Олега шорох – лёгкий шум босых ног.
– Привет, – говорит Алиса. Олег не оборачивается. Всё тело его напряжено – словно перед броском в холодную воду.
Алиса подходит сзади, приобнимает, закрывает ему глаза жаркими ладошками:
– Угадай, кто?
Её голос звучит беззаботно, и Олег решается.
– Алиса, – говорит он негромко. – Алиса… Венцезорова. Верно?
Алиса отнимает ладони. Спрашивает:
– Девочка, которая утонула? – голос её, как и прежде, спокоен.
Олег рывком оборачивается, вскакивает, хватает Алису за плечи, трясёт.
– Но ведь ты не она? Скажи мне! Ты же не мёртвая?! Ответь, скажи, что я дурак, несу чушь, делаю тебе больно… Скажи хоть что-нибудь, наконец!
– Мне не больно, – Алиса улыбается безмятежно. – И я не мёртвая.
Она легонько бодает Олега головой в лоб. Алисины волосы щекочут ему лицо. Алиса смеётся:
– Где ты видел, чтобы мёртвые бодались?
Олег нетерпеливо отстраняется. Хватит с него этих шуток.
Алиса всё ещё улыбается:
– А чтобы мёртвые увлекались радиотехникой? Часто ты таких мёртвых встречал?
– Но не в этом же дело!.. – начинает Олег, но Алиса прерывает его, берёт за руку. Лёгкое движение – и бретельки сарафана соскальзывают с её плеч. Под сарафаном ничего не надето. Алиса кладёт руку Олега прямо себе на грудь. Говорит шёпотом:
– А чтобы сердце у мёртвых билось, ты слышал?
Олег, оторопев, стоит недвижно. Грудь Алисы такая же жаркая, как её ладонь, только мягкая, упругая, бархатистая. И сквозь эту упругую мягкость Олег отчётливо ощущает биение сердца. Ровный ритмический стук. Удар, ещё удар, и ещё, и снова…
Олегу хочется гладить Алису, целовать её в губы, обнимать… Но он уже знает – за секунду до сказанных слов – знает точно, с убийственной ясностью, что сейчас всё будет разрушено… что он сам сейчас всё погубит непоправимо.
– Я не верю, – Олег слышит свой голос будто издалека. И Алиса вздрагивает, как от пощёчины. – Докажи. Докажи по-другому. Приходи завтра днём… в посёлок… к нам домой. При солнечном свете, чтоб тебя видели все – тётя Шура, соседи, друзья… Ты придёшь?!
Последние слова звучат требовательно: будто Олег бьёт наотмашь.
Алиса отстраняется, замирает. В глазах у неё странное выражение. Олег не может понять, что за чувства перемешаны в её взгляде. Презрение? Гордость? Усталость? Насмешка? Сожаление о несбывшемся?
– Хорошо, – говорит еле слышно Алиса. И Олег понимает: не сожаление это, а жалость. Бесконечная жалость к нему, Олегу. Словно это он не выдержал испытания. Не она, а он из живого стал мёртвым.
– Хорошо, – повторяет Алиса. – Я приду. Завтра в полдень. Устроит?
Слёзы беззвучно текут по её щекам.
Олег хочет крикнуть: «Нет! Стой! Не надо… Я передумал…» – но слова застревают у него в горле.
Алиса медлит ещё мгновение, затем рывком разворачивается – и мгла привычно поглощает её силуэт. Только шорох шагов затихает вдали…
* * *
Тётя Шура хлопочет на кухне. Ставит чайник, смахивает со стола несуществующие крошки, расправляет складки на скатерти.
– А мёд она ест, подружка твоя?
– Н-не знаю, – через силу отвечает Олег. На душе у него муторно.
– А то сейчас молодёжь пошла, – ворчит тётя. – Мёд они не едят. Молоко парное, из-под коровы, – не признаю́т, им магазинное подавай. Как-то жизнь меняется неуловимо: теряет естественность. Понимаешь, что я хочу сказать? Будто нас – живых, дышащих – в целлофан заворачивают. В искусственную прозрачную плёнку. Она глянцевая, блестит, вид имеет, да только дышать через неё трудно.
Олег передёргивает плечами:
– Что за сравнения у тебя?
– А чего ты ершишься? – удивляется тётя. – Всё ведь правильно говорю, как есть. Подай-ка вон тот кувшинчик.
Олег поминутно глядит на часы. Двенадцати ещё нет. Он и сам не рад, что всё это затеял.
Придёт Алиса или не придёт? Странное дело: сознание Олега словно делится надвое. Одна часть уверена твёрдо: Алиса сдержит слово, нет ни тени сомнения. Не может такого быть, чтоб Алиса лгала. По крайней мере вчера – точно нет. Может, раньше и фантазировала про свою дельту Лиры, но вчера она была искренна, в этом Олег мог поклясться.
А другая часть сознания точно так же не может представить, чтоб Алиса явилась сюда. Будто есть в этом что-то невозможное, неестественное, вроде снегопада в июле. Или как если бы Найда заговорила человеческим голосом.
Наконец добавляется третья мысль, совсем уж дурацкая. Чту если Алиса явится… но в привычном своём наряде? В полупрозрачном сарафане на голое тело? Всё же тётя Шура человек не вполне современный. Да и современный не каждый бы принял. Не хватало ещё скандала. Конечно, нарочно Алиса не станет… Вызов, глупая месть – с нею это не вяжется. Но она со своими странностями вообще может не понимать таких вещей, не придавать им значения. Ей запросто может казаться, что человеческое тело совершенно естественно в своём первозданном виде. Да и помнит ли Олег, чтоб Алиса когда-то чего-то стыдилась?
Стук в дверь прерывает его размышления. Четыре мерных удара – так вчера билось сердце Алисы.
– Вот и она, небось, – говорит тётя Шура, неторопливо шаркая в прихожую.
Олег опережает её, распахивает дверь.
На пороге стоит Алиса. В глазах её искорки – озорство? Какая-то необычная, хмельная радость? Или, может, отчаянье?
Яркое солнце золотит Алисины чуть зеленоватые волосы. Алиса аккуратно причёсана. И одета по-праздничному. На ней незнакомое синее платье с белой каймой, как у скромной старательной школьницы. На ногах – тёмные шнурованные ботинки (первый раз за всё время Олег видит Алису обутой). В руках – перевязанная лентой коробка: маленький тортик из поселковой лавки, точно такой тётя покупала Олегу на день рождения.
– Пришла… – непроизвольно выдыхает Олег. Радость захлёстывает его, ему хочется обнять Алису, прямо здесь, у порога, никого не стесняясь. Но он лишь протягивает ей руку: – Заходи, заходи скорее.
– С кем это ты разговариваешь, Олег? – прямо за спиной тётин голос – недоумевающий, удивлённый. Олег замирает, словно между лопаток ему ткнулось пистолетное дуло. Мурашки бегут по коже.
«Что? Неужели… Тётя её не видит?!»
Солнечный зайчик мгновенной вспышкой проскальзывает по Алисиному лицу.
– Здравствуйте, Александра Павловна! – весело здоровается Алиса. – Это вам.
– Ах, Алиса? – тётя подходит к двери, поправляя очки на носу. Радушно улыбается, берёт торт у Алисы из рук. – Проходи, пожалуйста. Очень рада! Олег столько о тебе говорил. Извини, у нас тут небольшой беспорядок…
– Ничего-ничего, – щебечет Алиса, переступая порог. – Я совсем ненадолго.
Найда жизнерадостно тявкает, подпрыгивает, становится на задние лапы, передние кладёт Алисе на талию, будто хочет её обнять.
– Найда, брысь! – командует Олег.
– У нас чайник как раз закипел, – тётя Шура делает приглашающий жест.
Все трое проходят в кухню, рассаживаются за столом. Олег ставит чашки, наливает чай, режет торт, тётя предлагает печенье. Алиса держится просто, с искренней теплотой. От её обычной рассеянности нет и следа.
Тётя задаёт незначащие вопросы, и Алиса охотно поддерживает разговор. О домашней выпечке, сортах чая, о погоде и недавней жаре.
Спохватившись, тётя благодарит Алису за так вовремя принесённое лекарство.
– Не за что, – отвечает с улыбкой Алиса. – Рада, что вам помогло. Нет, его нет в аптеках, это просто толчёные травы. Всё равно что народный рецепт. Нет, в лесу они не растут, к сожалению. У меня оставались с прежних времён.
Разговор как-то плавно перетекает в литературное русло: степи, прерия, Фенимор Купер, Майн Рид, сёстры Бронте. Тётя Шура всегда любила читать, и Алиса хорошо ориентируется в классике. Олег больше помалкивает: книги он предпочитает посовременнее, а ещё лучше – кино. Журчащий ручеёк разговора понемногу начинает ускользать от его сознания. Олег думает о своём. На душе становится легко-легко.
«Надо же, как поладили. Ну а я-то кретин натуральный – как такое могло взбрести в голову? Утопленница, мёртвая… тьфу».
Олег улыбается своим мыслям. Всё хорошо. Даже Найда – и та мирно посапывает в углу на подстилке.
Олег, незаметно для тёти, касается под столом Алисиной руки. Рука холодна. Странно, в доме тепло, и чай ещё не остыл. Олег пожимает холодные пальцы, Алиса отвечает чуть заметным пожатием. Олег гладит её запястье и вдруг с изумлением понимает: Алису бьёт дрожь.
Олег с тревогой глядит ей в лицо. Но Алиса всё так же мила, голос её звучит по-прежнему ровно, приветливо.
В комнате становится темнее – солнце за окном закрылось тучей.
– А кстати, Алиса, – говорит тётя Шура, – ты ведь учишься ещё? Планируешь куда-нибудь поступать после школы?
– Я уже отучилась, – безмятежно отвечает Алиса.
– Я думала, вы с Олегом ровесники, – от удивления тётя допускает неловкость.
– Тётя Шура! – восклицает Олег с укоризной.
– Не совсем, – отвечает Алиса. – Но со временем… – она замолкает на полуслове.
Тётя озадаченно моргает:
– Со временем… ровесники… Что?
Алиса приподнимается со стула.
– Александра Павловна, большое спасибо, – на губах всё та же улыбка. – Я была очень рада… но мне пора. Пора уже убегать.
За окном становится совсем темно. Туча, скрывшая солнце, занимает полнеба. По стеклу торопливо сбегают косые струйки: грянул дождь.
– Что ж так рано, Алиса? – огорчается тётя Шура. – Ты и мёд ещё не попробовала. Ну куда ты пойдёшь в непогоду?
Алиса делает неловкое движение. Олег поддерживает её за руку – и едва не отдёргивает ладонь: рука Алисы холодна, как лёд.
– Алиса? – Олег смотрит на неё в упор.
– Ты смотри, как стемнело, – сокрушается тётя. – Включу свет. Алиса, Олег, ещё чаю?
Тётя Шура встаёт, щёлкает выключателем. Лампочка под потолком заливает кухню пронзительно-ярким светом.
Алиса как-то неловко опускается обратно, на своё место. По зеленоватым волосам её будто проходит рябь.
– Алиса, с тобой всё в порядке? – спрашивает Олег. За окном раскатисто гремит гром, заглушая его слова. В углу поднимается на все четыре лапы испуганная Найда, растерянно смотрит на хозяев, скулит.
– Ну вот, так повеселее, – говорит тётя, оглядывая освещённую кухню, но в голосе её сквозит неуверенность.
Алиса, чуть наклонив вперёд голову, на мгновение закусывает губу. Затем, с усилием, будто усмирив свой порыв, берёт чашку, делает ещё глоток.
– Большое спасибо, – повторяет она очень вежливо.
– Я ещё что хотела спросить, – откликается тётя. – О родителях твоих. Кто, что, чем они занимаются? Олег мне, кажется, говорил, но я что-то…
Лампочка под потолком внезапно гаснет с каким-то протяжным звоном. И тут же загорается вновь. Мерцает несколько раз. За окном оглушительно ухает гром. Дребезжат стёкла. Комната погружается во мрак.
– Была очень рада… – слышен голос Алисы – тоже зыбкий, неровный, отчаянный. – Мне… взаправду… очень добры… убегать…
– Алиса! – кричит Олег.
Найда пронзительно лает.
Лампочка вспыхивает ярко-ярко: тьма длилась не больше секунды, но Алисы в комнате нет.
Олег, опрокинув стул, мчится в прихожую. Дверь закрыта на все замки.
– Алиса! – зовёт он снова. Затравленно оглядывается, водит руками сквозь пустоту.
Лай Найды сменяется тихим поскуливанием.
– Что случилось? – из кухни доносится встревоженный тётин голос. Следом появляется и сама тётя. – А где Алиса?
Олег молчит. По щекам его разливается бледность.
– Олежек? Куда подевалась Алиса? Что происхо… Ты куда??
Олег хватает с вешалки куртку.
* * *
Солнца нет. Дождь давно уж прошёл. Чёрная туча рассеялась, но небо сплошь затянуто серыми облаками. Холодная мутная хмарь. Дело, должно быть, к вечеру, но Олег не уверен – он потерял счёт времени.
Сколько он сидит тут, у озера? Часов пять? Восемь? А может, целые сутки? По крайней мере, одежда успела высохнуть, хотя промок он до нитки, пока бежал через лес.
– Алиса! – в сотый раз зовёт Олег. Голос его звучит хрипло.
День угасает, словно смертельно больной старик.
В сердце Олега воскресает надежда: сумерки. Время Алисы. Она придёт. Он снова её увидит. Иначе и быть не может.
Чтобы сократить ожидание, Олег считает до ста. Затем ещё и ещё. Сбивается, начинает снова. Какое-то промозглое оцепенение охватывает его. Вечер перерождается в ночь, а Олег всё сидит, обхватив руками колени, не в силах пошевелиться.
Надо бы встать, позвать Алису, размяться, в конце концов. Но Олег продолжает сидеть, не чувствуя уже рук и ног, не замечая холода. Глаза его закрыты, и смутные картины плывут перед мысленным взором.
Это тоскливый, болезненный сон. В нём есть луна, и озеро, и бескрайний луг, и даже светит с неба звезда – далёкая дельта Лиры. Вот только Алисы нет в этом сне. И уже никогда не будет.
…Чьи-то холодные руки гладят Олега по лицу. Он просыпается разом, мгновенно. Кругом темно – глухая ночь давит на плечи многопудовым грузом. Но наверху сотни маленьких искр. Звёзды. Значит, облака разошлись, а Олег лежит на спине.
Чья-то ладонь проводит ему по лицу, Олег ощущает прохладное прикосновение, но никого рядом нет. Пусто. Никто не застит свет звёзд.
Олег моргает, поднимает руку – и рука вдруг касается живого, мягкого, нежного. Пустота не бесплотна.
– Алиса, – шепчет Олег.
– Прости, – отвечает Алиса.
Она опускается ниже, прижимается к нему всем телом. Руки Олега обнимают её. Олег гладит её по щекам, касается пальцами губ. Тело Алисы холодное, как трава в октябре. Но слёзы, что капают Олегу на лицо, – тёплые слёзы.
– Прости, – повторяет Алиса. – Я не смогла. Думала, получится, но…
– Не важно, – отвечает Олег. – Мы ведь можем быть здесь, как раньше…
Он прижимает её к себе, целует в заледеневшие губы – и по-прежнему видит над собой искры звёзд. Странное чувство – обнимать пустоту.
Олег гладит Алису, пытается отогреть. Её тело открыто ночной прохладе, Алиса обнажена. Олег ласкает ей плечи, спину. Чуть отстранившись, кладёт ей ладони на грудь, большими пальцами обводит вокруг сосков, гладит живот, и ниже, целует снова и снова. Алиса откликается на объятия, ищет губами губы Олега. Ладони Алисы проскальзывают ему под рубашку.
И странное дело: Олегу кажется – здесь, сейчас он должен быть счастлив, но счастья нет, есть лишь горечь, неизбывная горечь потери.
– Ведь всё будет, как раньше? – шепчет он умоляюще. – Ты и я, дельта Лиры, рука в руке…
– Прости, – отвечает Алиса. – Совсем не осталось сил.
– Но мы увидимся? – Олег не хочет поверить. – Я увижу тебя хоть раз?
Алиса молчит. Её тело в объятиях Олега почему-то становится очень лёгким.
– Я увижу тебя?! – отчаянно повторяет Олег. – Хоть сейчас, на прощание?! Вместо неба и звёзд? Алиса!
– Закрой глаза и увидишь, – еле слышно отвечает Алиса.
Но Олег не хочет закрывать глаза.
– Ты не бросишь меня, – говорит он вдруг очень спокойно. – Ты живая, ведь так? Ты сама говорила!
– Живая… – эхом повторяет Алиса. Её дыхание холодит Олегу лицо. Она ещё здесь…
– А пока ты жива, нас никто не разлучит. Живые сами решают, с кем хотят быть. Ты ведь выбрала меня, помнишь, тогда, в первый день? Или ты передумала?
– Я по-прежнему… – шепчет Алиса. – Но…
– Нет никакого «но», – устало возражает Олег. – Если живая, ты будешь со мной: так велит тебе сердце. А если нет… если ты призрак, демон, – вспомни. Ты сказала однажды: «Мы когда-нибудь будем вместе». Ты солгала? Не верю. Мы ведь знаем с тобою оба: мёртвые не лгут!
Безмолвие встречает тираду Олега. Тишина. Лишь где-то далеко-далеко звенит колокольчик. Не сразу Олег понимает – это смеётся Алиса. Странный смех – в нём и боль, и отчаянное веселье, и полная, абсолютная безнадёжность.
Так, наверное, смеялся бы бог, узнавший, что люди – мираж и что он одинок во Вселенной.
Руки Олега смыкаются. Пустота растворилась во тьме.
* * *
Утром Олег пробуждается оттого, что щёки его лижет Найда. Утро хмурое, как и минувший вечер. Небо затянуто сплошной пеленой.
С трудом Олег поднимается. Ноги затекли и почти не слушаются. Тело ломит. Одежда пропиталась росой.
На лугу никого. Озеро подёрнуто мутной ряской. Было? Приснилось?
Волоча ноги, Олег бредёт к лесу. Ему всё теперь безразлично. На душе пусто и пусто в мыслях. Одно странно: отчего пустота тяжелее самой тяжёлой гири?
* * *
Время обрывает листки календаря. Лето, осень, зима, весна. Снова лето.
Олег больше не ходит к озеру. Никого не зовёт. Какой смысл? Возвращался он тысячу раз, но однажды приходит пора смириться с неизбежным.
И опять он ловит себя на том, что сознание раздвоилось. Днём он ненавидит Алису. За предательство. За обман. За ту боль, что она ему причинила. За то, что жизнь его утратила смысл. Без Алисы всё стало тускло и пресно. И поправить это нельзя.
Ну а ночью, во сне, Олег снова гуляет с Алисой по зелёному лугу, держит за руку, обнимает, шепчет ласковые слова. Или вновь теряет её. Силится удержать – и не может.
Самый тяжкий момент – пробуждение. Горький миг осознания, что встреча привиделась, примирение оказалось фантомом, возродившаяся надежда – игрой воспалённого разума.
– Всё пройдёт, – утешает его тётя Шура. То же самое говорят и друзья – Димка Красин, Владик Донцов… Но Олег им не верит. Что они понимают? Они просто не умеют любить. Их судьба обделила. Хотя лучше бы обделила его, Олега.
Он не романтик и не готов прославлять минувшее счастье за то, что оно когда-то встретилось в его жизни. Лучше бы не встречалось. Он предпочёл бы ничего не иметь – это тысячекратно легче, чем полюбить всей душой, а потом потерять. К чёрту такую романтику.
Заканчивается школа, последний класс. Надо думать о будущем. Но какое тут будущее? Его будущее навсегда отравлено прошлым. Выхода нет. Олег это знает твёрдо.
* * *
Олег просыпается среди ночи от неясного шороха. На часах половина третьего. За окнами тихо, ни гудка, ни шума моторов, город окутан дремотой. Выходной, вспоминает Олег с облегчением. На работу сегодня не надо. Можно спокойно спать.
Рядом, у стенки, ровно дышит Света. Олег, повернувшись, бережно поправляет ей одеяло. При мысли о Свете его наполняет нежность.
Второй год уж женаты, а он всё никак не может поверить. Счастливчик. Олег улыбается, вспоминая. Ведь и в самом деле повезло. Не останься он в аспирантуре, так бы они и не встретились. Прошла бы судьба стороной, как тогда. А впрочем, и к лучшему, что тогда судьба прошла мимо.
И всё равно удивительно, что такая девушка, как Света, выбрала его. Он ведь вовсе не гений, не герой, не сказать чтоб красавец. Обыкновенный биолог. Ну, может, чуть лучше обыкновенного, но ничего выдающегося. Тётя Шура ему, правда, льстит, но она всегда видела его в лучшем свете.
Олег поворачивается на другой бок, чтобы снова заснуть, но сон не идёт. Наоборот, в мирный ход его мыслей вкрадывается смутное беспокойство. Что-то же его разбудило? Какой-то был шум.
Олег включает ночник.
– Привет, – говорит Алиса.
Олег цепенеет. Он не может вздохнуть, шелохнуться, словно от удара под дых. Кажется, будто в комнате кончился воздух.
– Я не помешала? – Алиса сидит на широком подоконнике, спиной прислонившись к стеклу и спустив на пол босые ноги.
Она не изменилась. Та же девчонка шестнадцати лет. Те же зеленоватые волосы. Даже сарафан на бретельках, кажется, тот же.
– Как? – выдавливает Олег. Судорожно оглядывается, но Света дышит спокойно.
– У меня получилось, – сообщает Алиса. Глаза её горят триумфальным огнём.
– Но… – бормочет Олег.
– Ты ведь звал, ждал… Я пришла… – Алиса удивлена. Огонёк в её глазах меркнет.
А Олега вдруг накрывает безудержная ярость. Он вскакивает с кровати, подлетает к Алисе, кладёт на плечо ей тяжёлую руку.
– Пришла?! – говорит он злым громким шёпотом. Ему хочется кричать в голос, но он боится разбудить Свету. – Какого же чёрта сейчас?! Кому ты сейчас, к дьяволу, вообще…
Он осекается и продолжает с горечью, чуть спокойнее.
– Где ты была тогда? Когда я головой об стенку готов был биться? За один твой взгляд, за одну минуту с тобой… Когда мне жить не хотелось, где ты была, а? Отвечай, чёрт тебя раздери!
Алиса смотрит с мягким укором.
– Я искала пути… к тебе. Долго искала. И вот нашла.
Олег смотрит на неё с отчаяньем. Появись она лет пять назад, он бы, наверно, её придушил. Три года назад – плюнул бы ей в лицо и выставил вон. За всё. За разбитую жизнь. За надругательство над мечтой.
Но теперь? Где же та разбитая жизнь? Где та мечта? Ради чего махать руками и бросаться словами?
– Я уйду, – говорит вдруг Алиса. Она сползает с подоконника на пол. Пошатываясь, делает шаг к двери.
И Олега прошибает холодный пот. Лишь теперь он разглядел Алису вблизи. А то и вправду считал бы, что время над ней не властно.
Нет, не в возрасте дело. Выглядит она по-прежнему на шестнадцать. Только вид у неё такой, будто её били палками по всему телу. На лице ссадины. На губах запеклась кровь. Руки в глубоких порезах. В вырезе сарафана багровеет синяк. Да и сам сарафан изорван.
Алиса делает ещё шаг, и Олег замечает, что она прихрамывает на правую ногу. И всем телом дрожит, будто в лихорадке.
– Постой, – говорит Олег. Приглаживает рукой её волосы. Они растрёпаны, потускнели. И сама она словно поблёкла.
– Пусти меня, – говорит Алиса спокойно.
– Погоди, – повторяет Олег.
Алиса прислоняется к стенке – видно, ноги её плохо держат.
– Ты свой выбор сделал тогда, – объясняет она терпеливо. – Там, на озере, ты выбрал меня. Но ты жив, и ты передумал. Твоё право. Я теперь стала лишняя.
– У меня жена, – отвечает Олег. – Я её люблю.
– Вот и славно, – Алиса улыбается своей прежней безмятежной улыбкой. Олег чувствует: это не лицемерие, не ирония. Она действительно рада за них.
И Олега захлёстывает отчаяние. Потому что он перестаёт быть собой. Как и в прежние тяжкие времена, появляются словно бы два Олега. Один, тот, которым он был ещё вчера, хочет, чтобы Алиса исчезла, растворилась навеки. Чтоб её не было ни сейчас, ни потом, ни даже в прошлом. Чтобы её трижды проклятый образ не отравлял их со Светой тихое счастье.
А другой – тот, воскресший внезапно, пятнадцатилетний Олег, для которого высшее счастье – броситься Алисе навстречу, обнять её крепко-крепко, шептать глупости, целовать и не отпускать ни за что, никогда. Ведь минувших лет просто не было. Нет иного Олега, нет Светы и нет никакого счастья – кроме лишь одного: быть с Алисой.
– Куда ты пойдёшь? – спрашивает Олег.
Алиса молчит.
– Ну? – вопрошает он властно, сурово. И чувствует: напряжение схлынуло. Память клочьями оседает, рвётся…
Нет, не придумали люди машину времени. Невозможно вернуться в прошлое. Пятнадцатилетний Олег ожил лишь на мгновение, чтобы сгинуть уже окончательно. Все точки отныне расставлены, все двери закрыты. Итоги подведены. Остаётся проститься с Алисой.
Он давно перерос её, а она-то осталась прежней. Зачем ему ныне девчонка-школьница со своими глупыми россказнями? И зачем он ей? Он теперешний, взрослый, женатый. Что могли бы они дать друг другу? Он и без неё теперь знает, кто такой Тициан, кто такие Диего и Фрида и о чём писал сказку французский лётчик. Он знает, но ему это больше не интересно. Не влечёт, не поражает воображение, не щекочет трепетных чувств. Всему своё время. И Алисино время прошло.
Только вот куда ей идти?
– Ты вернёшься на озеро? – спрашивает он. И вопрос звучит как приказ.
– Нет, – отвечает Алиса. – Озера больше нет.
– То есть?
Алиса выходит в коридор, шагает к двери, та открывается настежь сама собой. Сразу становится холодно. Олег вспоминает: на дворе ведь февраль.
– Куда ты пойдёшь босиком, в летнем платье? Зима же, – говорит он с досадой.
– Я привычная, – пожимает плечами Алиса. Сарафан на плече разорван, и до локтя тянется тёмная полоса – засохшая кровь.
– Стой, – вспоминает Олег. – Ты же мне говорила… тогда… что тебя нелегко поранить? Тоже, что ли, лгала?
Алиса с мягкой улыбкой смотрит ему прямо в глаза, смотрит так, будто это он, Олег, несмышлёныш. Будто он – нашкодившее дитя, которому ещё расти и расти.
– Я вообще не лгу, – говорит она. – Никогда. Разве ты до сих пор не усвоил?
– Что ж тогда с тобою стряслось?! – взрывается Олег. – Почему ты вся в крови, как корова на живодёрне?
В глазах Алисы вспыхивает насмешка.
– Дурак, – говорит она беззлобно. – Я сняла защиту. Перестала чувствовать мир. Чтоб найти путь к тебе, я разомкнула связь и сняла защиту. Вот и всё.
– Что? – переспрашивает Олег. Он ещё не понимает.
– Я разорвала связь с дельтой Лиры. Не сразу догадалась, ушли годы, но потом поняла: первым делом – разомкнуть связь.
Алиса переступает с ноги на ногу, правой пяткой трёт левую лодыжку.
– Когда связь прервалась, моя защита пошла на убыль. И дорога домой закрылась навек. Ну а мины на полигоне вернулись к жизни. Все эти старые снаряды, бомбы, дремавшие много лет под землёй. И тогда я наступила на мину.
– Ты совсем умом тронулась?
– Был красивый взрыв, громкий, как фейерверк, и озера больше не стало. И моей защиты не стало тоже. И не осталось мест на Земле, где я могу быть. Мест, которые меня держат. Кроме одного – рядом с тобой. Вот тогда я пришла к тебе.
Олег смотрит на неё с жалостью.
Алиса делает шаг на лестницу. Силуэт её начинает таять.
– Потому что ты был прав, – говорит она. – Я живая, и я вправду хотела быть с тобой. И нет никаких «но», кроме смерти. А мёртвые не лгут. Я сдержала слово. – Голос её слабеет. – Вспоминай меня без обид, хорошо? А ещё лучше – забудь совсем…
Она спускается ещё на ступеньку, и Олег понимает, что видит теперь сквозь неё – видит лестницу, окошко в дальней стене, свет фонаря в том окошке. И лишь зеленоватое колыхание Алисиных волос напоминает, что секунду назад она ещё была здесь.
Олег бросается на лестницу, хватает руками пустоту, чувствует между пальцами пряди волос.
– Стой! – кричит он, не заботясь больше, проснётся ли Света. – Вернись! Да вернись же… Ты не можешь уйти. Ты останешься. Обещала быть вместе, так будь! Не лги – ни мне, ни себе. Не важно, чего я хочу, чего не хочу. Не важно, кого я люблю. Просто мы будем вместе. Просто я не отпущу тебя, вот и всё. Никогда. Слышишь, Алиса?! Ни-ког-да…
Олег, захлёбываясь, бормочет что-то бессвязное. Слова его путаются. Он противен сам себе, но он ничего не может поделать. Будто всё в этом мире давным-давно решено за него.
* * *
– А зачем третья чашка? – спрашивает Света. – Разве кто-то придёт?
– Никто больше не придёт, – отвечает Олег.
– Так зачем? – удивляется Света. – Давай я уберу.
– Оставь, – говорит Олег и ласково гладит Свету по руке. – Могут быть у меня чудачества?
– Ну, если тебе так хочется, – пожимает плечами Света.
Алиса молча подносит чашку к губам. В глазах её щемящая грусть…