«Аз, худый, недостойный и многогрешный раб Божий Лаврентий мних…»

«Аз, худый, недостойный и многогрешный раб Божий Лаврентий мних…»

В невообразимой дали временной, шесть с лишним столетий назад, когда свирепое татаро-монгольское иго еще терзало Русь, жил в Новгороде Нижнем монах по имени Лаврентий. Профессиональные литераторы с полным правом могут чтить его как одного из своих прямых литературных предков. Был он иноком сначала Благовещенской, а потом Печерской обители монастырским писцом. И, помолясь, создал в начале 1377 года «список» русской летописи, который считается одним из древнейших и подробнейшим, а кроме того, бесспорно датированным и подписанным.

Список почти в полном объеме дошел до наших дней.

Из 173 листов, написанных на сыромятной телячьей коже с двух сторон, только двенадцать были утрачены за столетия многотрудной истории русской с бесконечными войнами, пожарами, заговорами и разорениями. Летопись носит имя своего автора – писателя, вернее, «списателя». Лаврентий исполнял ответственный заказ великого князя Дмитрия Константиновича и трудился с благословения своего духовного отца основателя нижегородского Печерского монастыря Дионисия, епископа Суздальского, Нижегородского и Городецкого. Нижегородско-Суздальское княжество, одним из последних противостоявшее княжеству Московскому, нуждалось тогда в своем авторитетном историческом документе, в своем варианте, или «изводе» общерусской летописи. Это было делом и важным, и весьма срочным: летопись была написана всего за 66 дней, работа шла с 14 января до 20 марта 1377 года. У Лаврентия были помощники, но бо́льшую часть текста написал он сам. Так что имел право поставить свою подпись под знаменитой рукописью.

Но дело не только в этом. Дело в том, что во времена, когда литература была занятием коллективным и по большей части анонимным и писцы, переписывая текст, созданный предшественниками, только дополняли его изложением событий новых лет, Лаврентий стал одним из немногих, кто остался в истории русской словесности как индивидуальность.

Да, он сохранил, переписав, бесценные страницы Повести временных лет, самого раннего летописного произведения, посвященного первым трем векам русской истории. Она занимает больше половины объема Лаврентьевской летописи. Но в летописи изложены и другие исторические известия – вплоть до 1305 года. Они записывались сначала во Владимире, а потом в Ростове, Суздале и Твери. Потом вошли и в эту новейшую на тот момент летопись.

Но, создавая этот текст, автор проявил, по-видимому, и собственное творческое начало. По гипотезе историка В.Л. Комаровича, рассказ о татарском нашествии 1238 года, например, был им переработан. «Усилен» эпизод взятия татарами Владимира, более подробно дано описание других фрагментов этих событий. Возможно, целью было усиление, «педалирование» роли в событиях Батыевского нашествия великого князя Владимирского Георгия Всеволодовича, основателя Нижнего Новгорода. Что стало в конце XIV века актуально для Нижегородского княжеского стола. В качестве вставных глав Лаврентий включил в свой текст летописную Повесть о нашествии Батыя, а под 1263 годом – вставку из Жития Александра Невского, опочившего в нижегородском Городце.

Летописцы нередко, перечисляя события, слегка меняли, дополняли или сокращали изначальный текст, слегка перетолковывали его в соответствии с новым временем и с новыми политическими задачами. Какой была главная задача времени, когда создавалась Лаврентьевская летопись, – то есть за три года до Куликовской битвы? Епископ Дионисий Суздальский, который благословил написание летописи, хотел ею князей вдохновить на великую битву, приближение и неизбежность которой ощущалось всеми. И Лаврентий «со товарищи», выписывая куски из прежних текстов, «лепили» повествование о героической борьбе русских князей с врагами за правую веру христианскую. И это было благословление, по сути дела, на Куликовскую битву. Не только княжеское и епископское, но и писательское. Это была, если хотите, публицистика того времени.

Есть и еще один довод в пользу причисления Лаврентия к славному цеху истинных литераторов. Это бесспорно яркая художественная выразительность его произведения. Характерными свойствами мышления средневекового человека были ретроспективность и традиционализм. И образный строй древнерусских текстов проистекал обычно или из древней христианской, или из народнопоэтической, фольклорной символики. Образы летописи Лаврентия носят часто совершенно светский и явно индивидуальный, авторский характер. «Радуется купец, прикуп сотворив, и кормчий, в отишье пристав, и странник, в отечество свое пришед, тако же радуется и книжный списатель, дошед конца книгам, тако же и аз, худый, недостойный и многогрешный раб Божий Лаврентий мних…» Кстати, метафорические выражения эти имеют и еще одно значение. По мнению нижегородских историков, сравнение писателя, закончившего свой труд, с приплывшим домой кормчим (то есть флотоводцем) и с совершившим выгодную сделку купцом лишний раз доказывают, что писалась эта летопись не во Владимире, как думают некоторые исследователи, в именно в Нижнем, торговом городе у слияния двух крупных судоходных рек.

А вот «аз худый и недостойный» – это уже чисто средневековая писательская традиция. Монахам-списателям было свойственно это смирение, стремление принизить свое авторское «я», свести свою скромную роль вроде как бы всего лишь к переписыванию… И дальше в том же духе: «Господа отцы и братия, аще буду где описах, недописах или переписах, чтите, исправляя, Бога ради, а не кляните, ибо книги ветшаны, а ум молод, не дошёл…»

Чуть ли не пять столетий спустя, мастерски воспользовался литературными приемами нижегородского монаха-«списателя», замечательный поэт второй половины века девятнадцатого Алексей Константинович Толстой. Среди прочих своих стихов и прозы он написал острую сатирическую поэму «История государства Российского. От Гостомысла до Тимашева». Вот как он заканчивает её:

 

Что аз же многогрешный

На бренных сих листах

Недописах поспешно

Или переписах,

То спереди и сзади

Читая во все дни,

Исправи, правды ради,

Писанья ж не кляни…

Составил от былинок

Рассказ немудрый сей

Худый смиренный инок,

Раб Божий Алексей.

 

Похоже, правда? Разве это не доказательство бессмертного мастерства Лаврентия-летописца, если спустя полтыщи лет его талантливый младший собрат по перу создает… не пародию, нет, – блестящую стилизацию, где перекликается («спасибо, брат!») со своим литературным предком, который помог ему создать одновременно веселую и грустную сатиру на «государство Российское»: «Вся земля наша велика и обильна, а наряда (то есть порядка. – В.Б.) в ней нет…» (впрочем, это уже из другого летописца – Нестора).

Судьба Лаврентьевской летописи счастливей участи многих других литературных памятников средневековья. На рубеже XVIII и XIX веков она попала в руки известного «любителя древностей российских», собирателя манускриптов, члена Российской академии наук, обер-прокурора Синода, президента Академии художеств, сановника и ученого Алексея Ивановича Мусина-Пушкина. Его имя прочно вошло в русскую литературу и историографию как имя человека, открывшего миру бесценное «Слово о полку Игореве». Только вот оригинал «Слова…» он не смог уберечь от пожара 1812 года. А Лаврентьевскую летопись спас. Правда, от другой беды. Почувствовав повышенный интерес к реликвии со стороны британского королевского дома (а отказать таким покупателям было бы невозможно), Мусин-Пушкин быстро и умно распорядился своим сокровищем – передал древнейшую русскую рукопись в дар молодому императору России Александру Первому.

Так Лаврентьевская летопись оказалась в фондах Российской национальной библиотеки в Петербурге, бывшей Императорской. Недавно летопись была полностью оцифрована. Теперь бесценная рукопись из 173 ветхих пергаменных страниц превратилась в почти шесть гигабайт электронной информации. И прочесть этот документ в интернете может любой желающий.