Журнальный мир

Жить почти в центре Питера и не посещать театр — это же полнейшее безобразие, граничащее с преступлением. Первая Красноармейская улица, та, что начинается у самого входа в метро «Технологический институт», почитай, самый центр и есть. А Молодежный театр на Фонтанке стоит по соседству, на одноименной набережной. И главное: не нужно никуда ехать и трястись в транспорте, боясь опоздать к началу спектакля. Надо-то всего неспешно выйти из дома и прогулочным шагом, спокойненько так, на своих двоих дойти до театра. Люди, вон, из других регионов, порой за тысячи километров едут, чтоб посмотреть там спектакли. А ты тут совсем рядом живешь, чуть ли не во дворе театра, и не ходишь. Непорядок!

Когда-то Долгов театр обожал, особенно Молодежный, с его прогрессивными спектаклями и известной на всю страну труппой. По возможности старался бывать в нем. Только вот возможностей этих как-то не так густо у него стало в последнее время. Несколько лет никуда, кроме как на работу да в магазин, и не выбирался.

Долгов — врач-хирург по оказанию экстренной помощи, а это вам совсем не менеджер среднего, или другого какого звена. Мало того, что у него есть основная работа — дежурства в отделении неотложной хирургии, где экстренную помощь пациентам оказывают все двадцать четыре часа в сутки, и работа та вытягивает из тебя все жизненные соки, — так еще приходится подхалтуривать на приеме в частной клинике. И к вечеру уже не то, что в театр — обычный телевизор видеть нет никакого желания. Дотянул на автопилоте до кровати, и сразу баиньки. А утром — все по новой.

Как-то утром, в связи с обнаруженной очередной бесхозной сумкой на перроне метрополитена, станцию «Технологический институт» закрыли на вход и выход. Долгов как раз возвращался с суточного дежурства, и тревожное известие застало его, когда электричка подъезжала к «Владимирской». Ругнувшись про себя, он вышел из вагона и перешел на «Достоевскую». Без проблем добравшись до «Спасской» и поднявшись на эскалаторе наверх, оказался на Сенной площади.

Прохладное сентябрьское утро огорчило Долгова моросящим дождиком и холодным порывистым ветром. Поежившись, он открыл зонт и, перескакивая через частые лужи, проворно лавируя сквозь снующую толпу, выбрался на Московский проспект. Отсюда уже и до дома — рукой подать… Долгов прошел мимо Института путей сообщения, подмигнул мокрому и одинокому Бетанкуру, уныло застывшему перед входом в свое детище, и, ускорив шаг, чтобы проскочить на зеленый свет, вступил на Обуховский мост.

Ощутимый рывок ветра обжег лицо и чуть не вырвал из рук вставший на дыбы зонтик. Еще чуть-чуть, и он бы вырвался на свободу и улетел в мрачную реку, махнув на прощанье черным куполом. С трудом справившись с зонтом, он глянул вправо. Там, на левом берегу реки, зеленел Измайловский сад, перевесив через чугунную ограду корявые ветви еще не тронутых желтизной деревьев. На его территории и находится Молодежный театр на Фонтанке.

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Не успел Долгов поравняться с Измайловским садом, как хмурые тучи расступились, пропуская солнце. Сложив и убрав в сумку ставший ненужным зонт, Долгов остановился у ворот. Справа от входа, на сложенной из гранитных серых блоков колонне, висела яркая афиша с репертуаром театра на текущий месяц.

Эх, сколько же он тут не был?.. Поколебавшись, Долгов тряхнул головой и решительно вошел в ворота. В глубине сада приютились здания театра с Большим и Малым залом. Там же и кассы.

А еще слева от входа есть особая лавочка. Вернее, она самая обычная, но на ней примостился необычный отдыхающий: знаменитый бронзовый ангел. Этакий небольшого росточка человечек, интеллигентного вида дедушка в старомодной шляпе, длиннополом пальто, с шарфиком вокруг шеи, небольшой книгой в правой руке и раскрытым зонтиком в левой. Если бы не широкие крылья за его спиной, то так с ходу и не скажешь, что перед тобой ангел. Долгов слышал, что если потереть рукой ангелу нос, сбудется загаданное желание.

Нос у ангела оказался на ощупь холодным и гладким. Солнечные лучи еще не пробили густые кроны склонившихся над ним деревьев, и эта часть лица скульптуры заметно выделялась на темном фоне. Вокруг не было ни души. Оглядевшись по сторонам, он быстро потер и без того отполированный нос — и загадал: отныне он будет ходить в театры не раз в пятилетку, а два-три раза в месяц. Пора выбираться из болота повседневной рутины. Довольно прозябать в мещанском быту и невежестве. Все же в культурной столице живем! Да здравствует новая, эстетически насыщенная жизнь!

И он проследовал в кассу и купил билет на ближайший спектакль. Начало сегодня в 19–00.

Жена немного удивилась, но обещала прийти с работы вовремя.

— Что на тебя нашло, Вася?

— Валя, ну, сколько можно вечерами валяться перед телевизором?

— Ты-то, может, и валяешься — а я, между прочим, и готовлю, и убираю…

— Ладно, дорогая, ты у меня — золотце, а я — скотина и бездельник, — нежно пресек наступление супруги Долгов.

— Нет, почему, — быстро сдалась Валентина, — ты же пашешь на двух работах… И за продуктами ходишь… Кстати, не забудь купить молока и хлеба.

— Все купил, включая билеты в театр. Можно же иногда отрываться от заевшего нас быта?

— Можно, — легко согласилась жена. — Я, и правда, уже не помню, когда последний раз была в театре…

Днем Долгов выспался после дежурства, гладко выбрился, принял душ. Тщательно отгладил брюки от давно неношеного костюма. Теперь он стоял перед зеркалом и мучительно подбирал галстук в тон к новой синей рубашке. За этим занятием и застала его супруга.

— Долгов, ты чего это удумал? Куда так наряжаешься? — удивилась Валентина, войдя в спальню и чмокнув стоящего в глубокой задумчивости перед зеркалом мужа в благоухающую после бритья щеку. — О, какой замечательный запах!

— Как куда? — Долгов ответил ей нежным поцелуем. — Ты что, забыла? Мы же в театр сегодня вечером идем. Давай, собирайся, всего полтора часа осталось до начала.

— Я помню, только что это на тебе?

— Галстук, ты разве не видишь?

— Я вижу, но сейчас в театр так почти никто не ходит. Ты безнадежно отстал от жизни. Прошли те времена, когда дамы для выхода в театр шили на заказ платья и надевали настоящие бриллианты.

— А офицеры надраивали эполеты и закручивали усы специальными щипчиками, — подхватил муж. — Что ж, эполет у нас нет, и усов мы не носим, но хороший костюм и галстук имеем.

— Вася, ты не в девятнадцатом веке, и даже не в двадцатом, — покачала головой Валентина. — Времена изменились, в театр сейчас все одеваются обыденно.

— Я — не все! Для меня поход в театр сродни выходу в свет гвардейского офицера царской армии, — Долгов поправил темно-бордовый галстук в красную крапинку. — Лучше глянь, этот как? Гармонирует?

Валентина обвела взглядом мужа, стоящего перед ней в мятых семейных трусах в синий горошек, из которых росли худые волосатые ноги, в черных носках и новой рубашке с галстуком вокруг стоячего воротника, и вздохнула: — Как-то не очень…

— Так еще же брюки и лакированные туфли, — улыбнулся он.

— Что ж, только учти, Долгов, ты в своем костюме будешь выглядеть, как белая ворона.

— Скорее как белый ворон, — задумчиво парировал ее выпад Долгов.

В театр они пришли за десять минут до начала. Как и положено истинной женщине, Валентина собиралась до последнего. И чего так долго? Ведь на ней лишь тонкое шерстяное платье светло-сиреневого цвета, и минимум косметики. Нет, мужикам не понять эти женские тонкости.

Театр начинается с вешалки. В гардеробе у Долгова возникло первое разочарование: и в самом деле, он один явился на спектакль в костюме и галстуке. Все остальные зрители одеты, по его мнению, как попало. Большинство пришло в повседневной одежде: джинсах, мятых рубахах, футболках с вызывающими надписями, грубого покроя свитерах. Кое-кто был даже в кедах, кроссовках и затертых шортах.

— Ну дела-а-а, — протянул тихо Долгов, когда мимо неспешно продефилировала симпатичная девушка ну с очень большой попой, затянутой в черные лосины. Нижнего белья, похоже, она не носила.

— Шею сломаешь, — чувствительно ткнула его в бок локтем жена, — чего так на нее уставился?

— Она в лосинах! В театре! — еле выдавил он из себя, восстанавливая сбитое дыхание.

— Или попа понравилась?

— Да как ты такое могла подумать? У тебя в сто раз лучше, — нашелся Долгов и осекся. Его взгляд уперся в худую, жилистую даму в с синими волосами на голове, одетую в вышарканную, рванную джинсу с высокими коричневыми ботфортами. — Кошмар!

— Хватит крутиться, пошли в зал, — подтолкнула его в спину жена.

Давали «Абанамат» по Довлатову. Постановка режиссера Льва Шехтмана. Спектакль полностью захватил Долгова. Он любил произведения Сергея Донатовича, а особенно его цикл новелл «Наши». Ведь в основном по ним и был поставлен спектакль.

На сцене за отведенное время прошла практически вся зрелая жизнь писателя — от его службы в конвойных войсках в Республике Коми, в поселке Чиньяворык, и до отъезда в эмиграцию в Америку. Особенно удачно, на взгляд Долгова, выбрано пространство спектакля, представленное коммунальной квартирой, которая в нужный момент трансформируется то в солдатскую баню, то в больницу, то в комнату главного героя, а то и в лес. Именно здесь кипят все разыгрываемые актерами страсти. И все действия вместе с декорациями так плавно перетекают одно в другое, что и не успеваешь понять толком, как так мастерски у них получается. До того ловко сделано.

Весьма хорош довлатовский юмор в исполнении неподражаемого актера Юрия Сташина, сыгравшего в спектакле сразу две роли: и Исаака — деда Довлатова по отцовской линии, и самого Сергея Донатовича. Словно харизма писателя предалась Сташину каким-то путем, так убедительно все сыграл.

Проникновенная игра актеров очаровала Долгова, и он всецело погрузился в разыгрываемое на сцене действо. Смущал интенсивно хлопающий в ладоши средних лет мужчина, сидевший справа от него. Мало того, что он яростно молотил руками, создавая ну уж очень громкие хлопки, так на нем еще был потертый до дыр свитер совершенно дикой ярко оранжевой расцветки с нарисованными на груди бегущими голубыми оленями. «Совсем отмороженный тип», — подумал Долгов, оглушенный его овациями.

В антракте Долгов рванул в буфет, но был вовремя перехвачен мудрой Валентиной.

— Нечего за триста рублей бутерброды с колбасой брать, дома поешь!

— А может, я с икрой хочу?

— Перетопчешься, лучше на эти деньги купи целую баночку икры и наделай много бутербродов.

Уязвленный Долгов, от нечего делать принялся расхаживать в фойе, рассматривая возбужденную, подогретую алкоголем публику. Он пытался отыскать хоть еще одного человека, одетого, как и он. Увы, все было тщетно. Прозвенел звонок, и они с женой отправились на свои места….

Спектакль закончился довольно поздно. После заслуженного чествования актеров, Долгов встал в конец очереди, ведущей в гардероб. Здесь он еще раз попытался найти прилично одетого человека. Обилие джинсов, футболок, свитеров, коротеньких юбочек, шорт, так и мелькали перед глазами. В галстуке он был один одинешенек. «Точно, белый ворон!» — с грустью подумал Долгов, помогая жене надеть плащ.

— Ну, что, Вася, пойдешь еще в таком виде в театр? — с улыбкой спросила жена, когда они уже обсудив спектакль, медленно подходили к дому.

— Обязательно! — твердо ответил Долгов.

— И не смущает тот факт, что опять будешь там один такой?

— Абсолютно нет! Театр — это не балаган, и ходить я буду в него как на праздник. А ты пойдешь на праздник в кедах и затрапезных шортах?

Валентина скромно промолчала и лишь теснее прижалась к нему. Ее лицо светилось от гордости за мужа.