Бог Ефимыч

Бог Ефимыч

Рассказ

У нас в гостях литературный портал
«БЕЛЫЙ МАМОНТ»

 

Лет семь назад мы начали обсуждать жгучую проблему, как быстрее молодым прозаикам и поэтам выйти к читателям. При всех наших симпатиях к бумажной книге, мы прекрасно поняли, что Сеть мобильнее, Сеть шире. Так возникла мысль создать литературный портал, на страницах которого находили бы место произведения самых разных талантливых людей не просто из Новосибирска, не просто из России, но со всего русскоязычного мира. При этом мы сразу сказали себе: мы — неформат. Мы дарим своему многомиллионному читателю то, от чего отказываются огромные «форматные» издательства, то, что нельзя издавать массово, только на продажу.

Мы ищем новых авторов. Мы проводим конкурсы. Мы издаем книги. Мы неизменно и упорно ищем тех, кто думает непохоже. Наши страницы в «Сибирских огнях» — это еще одна попытка взаимно расширить масштабы охвата пишущих и читающих, выявить и показать талантливые сегодняшние произведения, так часто, к сожалению, тонущие в разливанном море серых текстов, при этом часто декларируемых как некое новое слово в российской культуре. Мы помогаем становлению вкуса — в этом мы верные союзники и друзья всех, кто не потерял уважения к русской литературе.

Геннадий Прашкевич

от редакции «Белого мамонта»

 

 

Я Сема Чумаков, мне девять лет. В четверг после обеда я решил, что мне позарез нужен бог.

Я внимательно изучил, какие бывают боги, и мне ни один не подошел.

Поэтому я решил назначить своего собственного.

Главное, что меня не устраивало в уже существующих богах — это то, что их нельзя потрогать. Подергать за штанину, скажем, или погладить по руке. Какой же это бог, если он на небе? А если я потерял тетрадь, порвал шнурок? К кому мне обратиться? К картинке? Нет уж, спасибо. Это как-то несерьезно.

И еще мне не понравилось, что боги все общие, а я хотел своего, единственного, только для меня одного. Тогда и у него хлопот будет меньше, и мне пользы больше.

Я долго думал, кого бы мне избрать в боги. Мне нужен был человек деловой, ответственный, но вместе с тем простой и для меня понятный. Он должен быть доволен собой и жизнью. Спасибо, всяких там страданий мне не надо.

Я перебрал всех своих знакомых, однако ни один из них, как выяснилось, в мои боги не годился.

Поздно вечером, когда я чистил зубы, мне вдруг вспомнилось, как мы с мамой в прошлом году ездили в поселок и как особенно мне понравилось доить козу бабушкиного соседа Ефимыча. Ефимыч был щуплый и лысый, но, главное, веселый — он все время смешил нас с мамой и даже приплясывал вокруг бабушки, а она на него шикала: «Отвали, старый пень!» Я подумал, что никогда не встречал никого симпатичнее Ефимыча, поэтому в четверг вечером решил назначить его своим богом.

А чего, пусть. Хотя я помнил отлично, как бабушка его за глаза называла «паскудником» и «шушкариком», мне до этого дела не было. Бог из Ефимыча должен был получиться лукавый и смешливый. Но справедливый. Вот надо, например, доедать кашу утром перед школой (это мама так считает), а я ей говорю, что мне лично Ефимыч до одиннадцати кашу есть не велит. Потому что до одиннадцати самый клев на реке. Не верите — вон идите с ним сами договаривайтесь! Или пнет меня под партой Серый, а я на него тут же мысленно Ефимыча напущу — с его едким табаком. И бах, у Серого двойка! При этом я представлял, как мой бог наливает стопочку и, щурясь, разглядывает ее на свет. Празднует, значит, нашу с ним победу. Занавески, кстати, у Ефимыча были ситцевые, в выцветший, но жизнерадостный зеленый огурчик. Это, согласитесь, тоже плюс.

Я с удовольствием перечислял про себя бесспорные достоинства моего бога.

Ефимыч живет один в небольшом деревянном доме. Он делает что хочет. На работу не ходит, сидит на солнышке, играет на гармошке. Никто ему не велит утром вставать и умываться, а потом чесать через две остановки в школу. Никто ему не указ. У Ефимыча есть коза, значит, он всегда при молоке. Он ест черный хлеб, макает горбушку в чашку и ест. Красота! А зубы в этом деле совсем не главное. Ефимыч знает много всяких смешных поговорок, он все время напевает что-нибудь веселое. Любит рыбачить, он мне даже показывал, какой величины как-то поймал рыбу. От телевизора до дивана. Согласитесь, обычный человек такую рыбу ни за что не поймал бы.

Теперь вы сами видите: Ефимыч живет как бог.

Я подумываю о том, чтобы сочинить молитву про Ефимыча и повторять ее, когда меня мама ругает за немытые руки или учительница рассказывает про правила поведения в столовой.

А дальше случилась такая история.

Я принес домой котенка. Котенка мне подарил Иваськин, он сказал, что у него еще четыре таких же точно есть, так что ему не жалко. Бабушка говорила, что хорошим людям надо желать хорошего, и поэтому я пожелал, чтобы у Иваськиных котята никогда не кончались.

Котенку был ровно месяц, когда я его притащил. Я запомнил этот день, чтобы знать, когда у него день рождения. Назвал я его Супчиком, потому что он был рыжий, как тыквенный суп, который мама иногда варила осенью и который я обожал за его цвет. Супчик, когда спал, сворачивался клубочком, как будто бы для того, чтобы его поместили ровнехонько в глубокую тарелочку.

Но, когда не спал, Супчик вел себя очень бойко. Он носился по дому, повисал на шторах, забирался на комод, стаскивал со стола скатерть с чашками и даже один раз застрял между диванными подушками.

Через неделю такой активной жизни Супчик однажды утром взял и выпал с балкона. Мы живем на четвертом этаже, так что это серьезно. Я в это время прозябал в школе, где во имя Ефимыча написал контрольную по математике на тройку с плюсом. Когда я пришел домой, Супчик лежал на подстилке с открытыми глазами и не шевелился. Только дышал как насос.

Вечером мы с папой понесли Супчика на рентген, и врач сказал будничным голосом, что у нашего кота сломана лопатка и есть повреждения внутренних органов. Он велел Супчику и дальше лежать и не двигаться.

На следующий день после этого происшествия я не пошел в школу, а прямо с рюкзаком отправился на вокзал. Там я купил билет до Колывани (чтобы достать до окошка, забрался на рюкзак). Вы скажете, что мне повезло, потому что одному ребенку ни за что не продали бы билет на электричку, а я скажу, что мне помогал мой личный, персональный бог Ефимыч.

Я не стал заходить к бабушке, а сразу же отправился к Ефимычу. По дороге на свои карманные деньги купил кусок колбасы: приношения богам могут быть всякими разными. Мой бог колбасу очень любил, я это еще с прошлого раза запомнил.

Ну, перекати тебя набок, — весело поприветствовал меня дед, когда я вошел в калитку, — ты чего, в гости к бабке? Или куда? С рюкзаком, важный какой, смотрите на него!

Он сидел на скамейке под открытым пыльным окном с развевающейся занавеской, покачивая ногой в дырявом тапке, и курил свою вонючую папироску.

Ефимыч, — попросил я его серьезно, — у меня к тебе дело.

И рассказал про Супчика.

Ну так чего, то ж кот, как ты его дома-то удержишь? — пожал плечами Ефимыч. — Вона наши кажную ночь на дискотеки ходят. Он же молодой. Все молодое трепыхается. Все шевелится. — И он задумчиво уставился в небо, где, по-моему, совсем ничего интересного не было — только одно облако в форме козьей бородки.

Хорошо бы, Ефимыч, у тебя был мобильник, — вздохнул я, болтая ногами рядом с ним на скамейке.

Но дед только фыркнул, кинул окурок под лавку и почесал лысину. А я подумал: как хорошо иметь бога, с которым можно вот так запросто посидеть на лавочке и поговорить о жизни.

До обеда мы с Ефимычем сотворили несколько действительно полезных дел: сходили на речку и проверили мордушки, поели колбасы с черным хлебом и молоком, спели три песни от начала до конца под гармошку. Я показал свой дневник и прописи. Ефимыч и то и другое одобрил. Невзирая на оценки.

Потом мы пошли к бабушке и та чуть не упала в обморок, когда меня увидела. Потом позвонила мама, они с бабушкой о чем-то поспорили, и в конце концов мы поели супа и пошли на станцию. Бабушка, волнуясь, посадила меня на электричку и договорилась с какой-то женщиной, что та за мной присмотрит.

В городе всю дорогу от вокзала до дома я молчал и обдумывал то, что на прощание услышал от Ефимыча. Когда бабушка конвоировала меня за руку по пыльной деревенской улице, причитая, чтобы я застегнул куртку и не шаркал ногами, я оглянулся на дом, где у забора болтался Ефимыч. Он, как обычно, припевал какую-то ерунду, курил, щурился от дыма и иногда кашлял. И вдруг, когда мы проходили мимо, наклонился через забор и ляпнул:

Зарой и плюнь.

От Ефимыча слегка пахло привезенной колбасой и очень густо — принятой стопочкой.

Мама, когда меня встретила, дорогой молчала, и я не знал почему, я-то думал, она будет меня ругать и вслух перечислять самые страшные наказания, которые я готов был бы вынести во имя Ефимыча — самого беззаботного и счастливого бога на свете. Однако дома мне все стало ясно. Подстилка Супчика опустела.

Я все понял. И начал плакать как маленький. Наверное, сильно устал за этот длинный день.

Где Супчик? Где Супчик? Куда вы его дели?

Наконец я так замучил папу, что он сознался, что положил Супчика, когда тот перестал дышать, в пластиковый мешок и вынес на помойку. Так, они думали, мне будет легче — если я его не увижу. Только легче не стало.

Было почти темно, когда мы с папой откопали обратно этот пакет с Супчиком среди другого мусора, чтобы положить его в коробку из-под кроссовок. Потом мы папиной гаражной лопаткой вырыли ямку под дубом неподалеку от моей школы, где сходились и расходились одна с другой две дороги. Было уже совсем темно, и никто внимания на нас не обращал.

Сначала папа не хотел рыть:

Его тут все равно собаки раскопают.

Он качал головой и упирался, хотя я его так уговаривал, что он в конце концов сдался.

Я все повторял свое и канючил, как будто мне три года, а не девять:

Мне так Ефимыч сказал. Ефимыч сказал.

Папа сквозь зубы ворчал что-то типа: «Накостылял бы я этому Ефимычу», но я на него не обиделся. Это ведь мой личный бог, а не папин.

После всего я честно поплевал на Супчикову могилу три раза (так мне показалось правильнее всего).

Грязные и усталые, мы наконец пошли спать, и на следующее утро я проспал школу, а мама с папой проспали работу. Именем Ефимыча воистину творятся добрые дела.

Прошла неделя, и я сильно заскучал по Супчику. Я часто ходил к дубу проверять, как он там и не выросло ли, например, на нужном месте дерево с новыми котами, вроде как в сказке про Хаврошечку.

И вот однажды в воскресенье папа пришел домой из магазина подозрительно веселый. Он поставил на пол пакет с хлебом, молоком и макаронами. Куртка у него намокла от дождя и топорщилась на груди. Из-под куртки мы с мамой услышали тихое мяуканье. Папа расстегнул молнию, и на пол спрыгнул Супчик. Он немного подрос, конечно, и, кажется, одно ухо у него стало белым, а не рыжим, но ведь он проделал долгий путь, разве нет?

Где ты это взял? — прошипела мама у меня за спиной.

Иваськин, — одними губами ответил папа, с опаской косясь на меня.

Я все слышал и видел, я не младенец. Однако я знал правильный ответ.

Велик Ефимыч. Он могуч и справедлив к тем, кто в него верит.

Я прижал к себе Супчика и немедленно пошел в комнату сочинять молитву. Еще не знаю, какой она у меня получится, но начинаться должна так: «Живи вечно в своем маленьком деревянном домишке в поселке Колывань, милосердный и счастливый бог Ефимыч! И да пребудет с тобой мобильник…»