Давай на грусть наложим вето

Давай на грусть наложим вето

***

 

Весна — воркует голубь сизый,

дожди у окон отплясали,

синицы надевают ризы,

поют погожим дням осанну.

 

И клён — разбуженный грачами —

с ручьём разучивает гаммы,

где старый ворон изучает

листвы подмоченный пергамент.

 

Белея долговязым телом,

берёза в луже моет косы…

И не грусти, что, между делом,

к тебе крадётся жизни осень.

 

 

***

 

О судьбе разговоры уже не влекут —

вспоминается чья-то вина,

зацепился за веточку неба лоскут

и трепещет в проёме окна.

 

Не озлобились, живы, не стали грубей,

не горюй, а уныние — грех,

белизною пометил виски, голубей

и берёзы растаявший снег.

 

Не вздыхай, нам апрельские ночи вернут

всех ушедших в красивые сны…

На берёзовой веточке неба лоскут,

улыбнись — это вымпел весны.

 

 

***

 

Давай на грусть наложим вето,

когда не спится до рассвета,

когда ты в зеркало не глядя,

седые вспоминаешь пряди.

 

Молчание плетёт интригу,

не делай вид — читаешь книгу,

печаль плетёт у сердца кокон —

постой со мной у синих окон.

 

На город лёг туман акаций,

душа зовёт в нём потеряться,

а ветер вишню в белой шали,

слегка касаясь, утешает.

 

Поплачься, если станет легче,

а майский дождь у окон шепчет,

что за весной не осень — лето…

Давай на грусть наложим вето.

 

 

***

 

Попрятались серые тени

в туманы цветущей сирени,

и кланялись, кланялись ветки

безродному пришлому ветру.

 

Боялись во мраке остаться,

срывались цветочки акаций,

летели большим белым роем,

надеясь, что окна откроем.

 

Сначала стук тихий и робкий,

потом — барабанные дроби,

печалились мокрые ивы —

опять бесконечные ливни.

 

А ты на окне запотевшем

уже написала поспешно —

под строчки стекло не линуя —

ну вот, и дождались июня.

 

 

***

 

Ветла грустила о былом,

дремала тёмная вода,

метнулась чайка и крылом

разбила зеркало пруда.

 

Затеял рой стрекоз игру,

и ласточка грозу звала,

и ты шептала — не к добру,

к печали бьются зеркала.

 

И свет дневной во мгле пропал,

и росчерк птичьего крыла…

Петляя, нас с тобой тропа

по судьбам разным развела.

 

Мы друг от друга далеки…

А там, где встретили весну,

сидят на зорьке рыбаки

и ловят звёзды на блесну.

 

 

***

 

С начала июня — неделя,

тюльпаны уже отцвели,

о вечности лета гудели

траве золотые шмели.

 

А пышную зелень квартала

губили не тучи, а зной,

смотрел, как сирень отцветала,

со мной одуванчик седой.

 

Я знал, что меня ты любила

и что не сойтись берегам,

цветущая ветка рябины

досталась февральским снегам.

 

Когда нас былое отпустит,

и память, и годы решат…

Мы кто? — только коконы грусти,

а бабочкой станет душа.

 

 

***

 

Прошёлся дождик и прохлада

прочь прогнала остатки сна,

а из листвы совиным взглядом

на нас уставилась луна.

 

Туман у изгороди виснет

большим жасминовым кустом,

ночное время — время истин,

и время — строить на пустом.

 

Наш шёпот слушает лужайка,

мы рядом, а две тени — врозь,

тебе, что не вернётся, жалко,

а мне — всё то, что не сбылось.

 

Вздохну — менять нам что-то поздно,

смеёшься — рано в старички…

А из травы далёким звёздам

шлют позывные светлячки.

 

 

***

 

Не грусти, не вздыхай, что скитальцы —

сновидения, память, душа,

и в туманы цветущих акаций

беззаботная юность ушла.

 

Не жалей, что уже невозможно

к облакам — через поле — босой,

где шмеля угостит подорожник

из зелёной ладошки росой.

 

И о том, как любила ревниво,

не стыдясь своих слёз, говори,

искупавшись, накинула ива

розоватый платочек зари.

 

Одуванчик наденет корону…

А сегодня под песню ручья

для тебя худощавые клёны

принесли синеву на плечах.

 

 

***

 

Для ветра это просто шалость:

бросает медный лист — лови,

вот только осень зря вмешалась

в мою историю любви.

 

У всех дождей своя натура,

но с ними нас роднит слеза,

обрежешь фразу взглядом хмурым,

и я не знаю, что сказать.

 

Вздохнёшь, со лба откинешь пряди,

смолчу, что ложь порой свята,

а ты взмахнёшь, уже не глядя,

крылом раскрытого зонта.

 

Скажу рябине в платье алом

ненужные тебе слова…

А под лоскутным одеялом

уснула палая листва.

 

 

***

 

В сквер забежит неприкаянный ветер,

тени прогонит, исчезнет в дали…

Падают с неба на землю соцветья —

яблони в райских садах отцвели.

 

Сонные клёны немного пугая,

голуби стаей срываются с крыш,

я изменился, ты стала другая —

знаю, об этом сегодня молчишь.

 

В сумраке искрой исчезла синица,

окна завесила белая мгла…

Ночью весеннее небо приснится,

вспомнишь — летать ты когда-то могла.

 

 

***

 

Стоим с тобой на перепутье,

а осень в рубище берёз

сшивает серых туч лоскутья

стежками веток вкривь и вкось.

 

Вчерашний снег — полоской белой,

на ивах мокрое рваньё,

тревожат дремлющее небо

и голуби, и вороньё.

 

Немного у судьбы просили,

а жизнь, гадай, как повернёт,

и бьётся сердцем лист осины,

вмерзая в первый тонкий лёд.

 

И где ему тепло и место,

живое чувствует нутром…

Зима вся в белом, как невеста,

не помнит осень в золотом.

 

 

***

 

Впали в кому до февраля

клёны, ивы и тополя,

ясень выгнул спину дугой,

липа медной звенит серьгой.

 

Все сугробы упали ниц —

две луны на груди синиц,

тень сирени сошла с ума —

стала белым пленом зима.

 

К свету окон — роем метель,

я к тебе мотыльком летел…

Знает ночь — наших снов ловец:

время — стук двух родных сердец.