Журнальный мир

Специальная премия Председателя Жюри

Расти, как дерево: тянись

Корнями — вглубь, вершиной — ввысь!

_{Дети девяностых}

Ледяные батареи девяностых.

За водой пройдя полгорода с бидоном,

Сколько вытащишь из памяти заноз ты,

Овдовевшая усталая мадонна?

Треск речей, переходящий в автоматный,

Где-то там, в Москве, а тут — свои заботы:

Тормозуху зажевав листком зарплатным,

Коченели неподвижные заводы.

Наливались кровью свежие границы —

Ну зачем же их проводят красным цветом?

А подросшие участники «Зарницы»

Косяки крутили из бумажных вето.

Только детям все равно, когда рождаться:

Этот мир для них творится, будто снова.

Сколько раз тебе и петься, и рыдаться,

Изначальное единственное Слово?

Мы играли на заброшенном «Чермете»,

В богадельне ржавых башенных атлантов,

И не знали, что судьба кого-то метит

Обжигающими клеймами талантов.

Мы росли, а небо падало, алея.

Подставляй, ровесник, сбитые ладони!

Вряд ли ноша эта будет тяжелее,

Чем вода в замерзшем мамином бидоне.

_{Молодые поэты}

Вечно жива эта шумная братия,

Пусть даже песни ее недопеты:

В строгих учебниках и хрестоматиях

Смотрят на нас молодые поэты.

Кто на портретах, а кто — фотографиях.

Есть бородатые, больше — безусых.

Сами слагали себе эпитафии

Эти язычники да Иисусы:

Кто-то — частушку, а кто-то — элегию.

Но и посмертно не выглядят кротко.

Вечная молодость — их привилегия,

Данная пулей, болезнью и водкой.

_{Есенин и Лазо}

Алкоголь выходил мутноватой слезой

И не брал ни шиша.

Двое тезок-погодков, Есенин с Лазо,

Пили на брудершафт.

— Ты хоть сам, а меня-то…

— Да знаю, Серег…

— Но чего уж теперь…

И лежал на столе одинокий сырок —

Символ встреч и потерь.

— Вон Платонов Андрей в паровозном гудке

Слышит ржанье коня.

Так что можем с тобой уходить налегке,

Никого не виня.

— Не напрасно твой колокол строчки литой

Загудел наверху.

Два полешка, сгорели мы, став теплотой,

А не сгнили в труху.

И один из них долго смотрел на свечу,

А другой — в потолок.

Но ключами звеня, поторопит ворчун,

Как бы ты ни толок

Водку теплую в стопке, где сложено то,

Что в себе ты носил.

Сквозь пшеничную корку Сережины сто

Поднимаются в синь.

_{Земные дороги}

Мотор сосет бензин похмельной жаждой,

Шофер глазами к полосе прирос,

Мотается над выбоиной каждой

На лобовом повешенный Христос.

И в каждой вспышке встречных фар мелькают,

Как мошки, буквы — кто б их разглядел:

«Всплывем мы все когда-нибудь мальками

Из глубины планктонных наших дел.

Зачем тебе придуманное имя?

Ведь там, куда ты ангелом влеком,

Бодливая луна сцедила вымя

Над пролитым по небу молоком».

Но веришь и в межзвездном разрежении,

В планету целя зрительной трубой,

Что твой небесный путь — лишь отражение

Земных дорог, проделанных тобой.

_{Утро в промзоне}

Забасит трубным гласом гудок заводской,

Ввысь поднимутся дымные флаги,

Брызнет солнце оттуда, где небо с землей

Скрестят рельсов звенящие шпаги.

И потянутся, в медленном таянье сна

Разминая стальные суставы,

На крутых поворотах кренясь с полотна,

К выходным семафорам составы.

Длинношеие краны кивнут мне без слов,

Вагонетки покатят, сигналя,

И, взметая щепу, загуляет тесло

По смолистой пахучей скрижали…

_{Баллада о собаке}

На работу придорожной рощею

Люди шли — кто с мыслями, кто без.

Вдруг с утробным лаем псина тощая

Выскочила им наперерез.

Люди тормознули, шансы взвешивая:

Электричка тронется вот-вот.

«Да она, наверно, просто бешеная!» —

Крикнул чей-то искривленный рот.

«Бей ее, а то сейчас набросится!» —

Камни слов гремят меж слюнных брызг…

Но над суеты разноголосицей

Жалобно взлетел щенячий визг.

Шум затих. Все повернули головы:

Под кустом, на травянистой кочке,

Копошились маленькие, голые,

И подслеповатые комочки —

Мира новорожденные жители…

Замер торопившийся народ.

Расступился очень уважительно

И пошел тихонечко в обход.

_{* * *}

Правда кровью пишется

Войну лишь в телевизоре

Ты видел. Что же, брат,

Стихов своих дивизию

Выводишь на парад?

Ведь там не по-парадному —

Колонной общих мест —

С разрывами снарядными

Срифмован насмерть Брест.

Какая, к черту, строфика,

Рефрены для баллад?

С отчаяньем дистрофика

Там бился Ленинград.

Врастая в землю стылую,

За сердцем спрятав даль,

Дивизия Панфилова

Рвала зубами сталь.

Мосту, на нитку сшитому,

Молился эшелон,

С живыми и убитыми

Ползущий через Дон…

Ведь правда кровью пишется,

Пробившейся сквозь тромб.

Поймем ли мы, как дышится

В завалах катакомб

Не знающим заранее

Судьбы своей страны,

Чьи летние экзамены

Войной заменены,

Чьи строки в школьных прописях

Черкает красный цвет?

А время не торопится

Подсказывать ответ.

Но мы, врастая нервами

В свою эпоху, брат,

Пошли бы так же первыми

В свой райвоенкомат.