Древнетюркский памятник в честь Кюль-Тегина: ритмический перевод (VIII в. н.э.)

Древнетюркский памятник в честь Кюль-Тегина:

ритмический перевод (VIII в. н.э.)

Стихи

Древнетюркский памятник в честь Кюль-тегина1:

ритмический перевод (VIII в. н.э.)

 

Когда вверху возник свод синий Тенгри,

а лоно бурое Умай сотворено внизу,

меж ними род людской был порожден и жил.

И над детьми Умай и Тенгри снова воссел Бумын-каган2,

А Истеми-каган3 умножил труд Бумына.

Они закон и власть над общим Элем тюрков

Установили, берегли и высоко держали.

 

Народы все по четырем углам врагами тюрков были,

И силою оружия их принудили к миру.

Смиренно головы склонила знать,

народы в страхе пали на колени.

Вплоть до каракового Кадыркана и до Темир-капыга4

каганы расселили тюркский род.

 

Отвагой, мудростью, они держали Эль.

Народ был верен им и приказные тоже.

По справедливости всегда творили суд.

И вот они скончались…

На тризну послы из разных стран прибыли:

из стран восхода солнца – народ степи Беклийской,

еще – табгач, тибетцы и послы страны Пурум5.

Скорбь от кыргыз, уч-курыкан, отуз-татар, кытай6 и татабый,

Явившись к нам, сочувствовали дружно.

 

Затем власть взяли младшие Ашина:

Сначала братья, позже – сыновья.

В деяньях младшие не так, как предки жили

и думали не так, и правили не так.

А сыновья отцам подобны были:

В правленье неразумность, страх в делах.

Каган никчемный труса заменял,

Престол у глупого бессильный принимал.

А приказные, что блюли законы,

Все были, как один, тщедушны, неумны.

 

Вся знать, и весь народ простой, не чтили власть,

И табгачам7 отдались. Вино, шелк и нега

Табгачских приказных расстроили союз.

На старшего войной шел младший в гневе.

 

Так табгачи смогли Вечный Эль8 разрушить,

И стал каган никем, и стал народ ничем:

Мужским потомством стал рабом табгачским.

Увы, и чистым женским для врагов рабыней стал.

 

Знать тюркская, свой Эль предав, себя унизив,

Забыла имена и титулы свои,

И у табгачей переняв обычай,

Полвека им служанкою была.

 

О, гордый тюрк! Где имя и глаголы свои ты потерял?

В табгачском море растворились племена родные.

А ведь ходили мы войною на восток – в страну,

Где солнце всходит, и на закат – к Темир-капыгу!

А нынче, тюрки табгачам отдали все:

Уделы родов, власть над ними – весь тюркский Эль.

 

Тогда народ сказал вождям своим:

Ведь я составил Эль, а где же тот союз?

Ведь Эль народа многих побеждал,

Уделы собирал и подчинял их силой.

Народом прежде был. А кем теперь я стану?

И был велик каган, а где теперь величье?

Кому я силы и труды даю?

Слова такие сделали народ врагом табгачей,

Отныне и каган стал враг народа.

 

* * *

Но на врагов народ не шел войной,

Не мог в бою против табгачей

И голову склонил опять табгачской силе.

Но, подчинившись, он сказал: Я больше не могу

 

Так много сил, добра, трудов, потомства

Табгачам отдавать. Уж лучше мне себя

Искоренить, с лица земли стирая…

Сказавши так, народ искать стал гибель.

 

Но свыше Тенгри, а Умай от лона,

Сказали тюркам: Да не сгинет наш народ!

Да не исчезнут люди – будут живы!

Так Тенгри и Умай их обязали быть.

 

* * *

Отец мой Ильтериш-каган,

Мать Ильбильгя-катун родная

Решили тюркский Эль спасти:

Народ свой собирать со всех концов страны.

Вначале было их семнадцать.

 

Услышав весть о замысле отца,

От гор и городов приходит семь десятков.

И Тенгри даровал им силу волка,

А их враги подобны овцам были.

И двинулись в поход: сначала на восток,

Потом отряд прошел путем на запад.

Он собирал и поднимал униженное племя.

 

Когда в отряд вошло уже семьсот мужей,

То он привел в порядок Эль, назначив ябгу, шада.

Он обучил, наставил свой народ:

И племена тардуш, и роды толис.

 

Кругом одни враги: там Баз-каган, он держит север.

Там вождь токуз-огузов, а на юге стоит табгач.

Сражался с ними двадцать раз отец-каган:

Татар, кыргызов, курыкан, татабов он победил.

С благословенья Тенгри отнял он тюркский Эль,

Казнив каганов вражеских народов.

И знать склонила голову, а племена их пали на колени.

 

Усилив власть, законы укрепив, отец мой Ильтериш

Покинул землю, и вещей птицей отлетел от нас.

Мы вытесали камень погребенья, балбалы,

И освятив, воздвигли в честь его.

 

Но Тенгри и Умай на мир простерли длани,

И милость ниспослали дяде моему:

Стал он владеть и править государством,

Открыл он путь к богатству неимущим,

И приумножил малочисленный народ.

И с ним войною мы ходили на восток –

До поймы тучных трав Шантунг и реки Яшиль-угюз,

И с ним войной ходили мы на запад –

Сквозь чернь9 Кёгменскую и до Темир-капыга.

И с ним в поход ходили до страны кыргыз.

Он так упрочил государство, усилив наш союз,

И дали мы тринадцать битв, умножив силу Эля.

И голову склоняла знать, народы их стояли на коленях.

Когда же перед нами провинился каган тюргешей,

Он был казнен, и приказные все убиты были.

Когда народ «Он-ок» подвергся притесненью,

Когда лишился он вождя бег-Барса,

Мы без призора не оставили народ.

И мы сказали: «Страна Кёгменская – живи!

Будь частью нашего великого союза!»

 

И за чернью Кадырканской власть Ашина навела порядок,

И на запад – до Кенгу Тармана.

Так обустроили мы тюркский наш союз:

В господ мы превратили каждый тюркский род.

 

* * *

Такою власть была, таков был тюркский Эль.

Скажи, о, тюрк: кто погубил державу?

Ведь внешние враги нас не смогли сгубить.

Нас Тенгри не давило сверху,

Земля-Умай под нами не тряслась.

Так кто же погубил наш тюркский Эль?

О, мой народ, в чем гибели причина?

О, мой народ, кто по миру тебя пустил?

О, мой народ, кто сквозь тебя копьем прошелся?

О, мой народ, кто в плен тебя увлек?

О, мой народ, кто, кто во всем виновен?

О, мой народ, измена, подлость, низость тебя сгубили.

 

Чьи кости белые вдали, как шапки гор?

Чья кровь красная в седине ковыльной?

Теперь лишились мы мужских начал,

А чисто женское, увы! Рабыней стало.

Не вынес этого мой дядюшка-каган

и вещей птицей его душа взлетела,

О, горе! Явлен нам лишь бренный прах.

 

Но свыше – Тенгри, а Умай – от лона,

Сказали тюркам: Вы не погибайте!

Да не исчезнут люди –

Будут жить!

Так Тенгри и Умай их обязали быть.

 

Сказавши тюркам так, Умай и Тенгри снова

Простерли длань на мир, а милость на меня:

Стал тем союзом я владеть и править.

Я стал отныне всем – Бильге-каган.

 

Я оседлал не тучное богатство, не прежний Эль –

Достался низкий, жалкий мне народ:

С голодным чревом, с внешностью прискорбной,

И чтоб восстановить наш тюркский Эль,

Помог мне младший брат – он Кюль-тегин могучий.

 

Молился я всегда: «Пусть доблесть, слава, имя,

Что к тюркам перешли от предков боевых,

Не сгинут без следа!» Глаз не смыкал в ночи,

Дни коротал делами, сил не щадя своих.

 

И с Кюль-тегином мы вступили в пору войн:

Страдал я от ранений, и в битвах столько раз повержен был!

Но побежденных не подверг ни разу казни –

Старался ладить с ними, взяв в союз.

Чтобы поднять с колен слабеющий народ,

Двенадцать раз предпринял я походы;

И с армией кытай, и с армией татабов я бился,

С коварными табгачами сражался тоже я.

 

Тогда был благосклонен Тенгри к нам:

Сопутствовало счастье и удача,

Поднял я к жизни умирающий народ,

И приумножил малочисленное племя.

 

Творил добро я верным племенам,

Войною к миру принуждал враждебных

По четырем углам державы.

И головы склоняла знать, народ их преклонил колени…

 

Когда всего лишь Кюль-тегину было семь,

Отец-каган одних нас с ним оставил.

А в десять лет на радость нашей матери-катун,

Себя покрыл он славою героя.

 

В шестнадцать лет он был уже в седле:

И для величья Эля много сделал.

Однажды мы пошли в большой поход –

Шесть чубов и согдийцев мы разбили.

Затем мы победили пять туменов табгачской армии:

Их предводитель Онг-тутук попался Кюль-тегину в плен.

 

В двадцать один сразился он с Чача-Сенгуном.

Под ним в той битве пало три коня,

Но храбрый Кюль-тегин бросался пеший в бой,

Пробитый стрелами, как знамя, впереди был плащ его.

 

О, тюрки, помните его атаки!..

Еркин из племени Йер Байырку нам стал врагом.

У озера Тюрки-Яргун мы с армией его сразились:

И под ударами мечей могучих тюрков бежал Еркин

И мы рассеяли тогда его войска.

 

* * *

Зимой войною на кыргызов мы пошли.

Сквозь снег копьем мы путь себе пробили,

И с высоты Кёгменской черни налетев,

Мы стойбище кыргызов взяли.

На белом жеребце из Байырку наш Кюль-тегин

В атаку ринулся: и сразу одного сразил стрелою,

а двух мужей с седла поднял копьем.

И пал каган кыргызов, и Эль его был нами покорен.

 

Однажды чернь Алтунскую прошли,

Реку Иртыш мы вплавь преодолели,

На стан тюргешей неожиданно напав,

Мы их врасплох тогда застали.

Их воины нам показали спину.

Каган тюргешей дал нам битву при Болчу.

Сразились: Кюль-тегин на сером скакуне по имени Башгу,

Бросался в бой, копьем врага сражая,

взял лично в плен приказного тюргешей.

И в том бою, кагана потеряв, враг отступил,

И Эль его мы взяли.

 

Затем, пройдя реку через Йенгу, Темир-капыга мы достали,

Чтобы устроить там народ согдийский.

Тюргеши же в тылу, затеяв смуту, мятеж подняли:

Пошли войной они на кенгересов.

 

Без корма наши кони пали и стали воины от голода роптать.

И Кюль-тегина мы тогда назад послали,

И славный Кюль-тегин на белом Алп-шалчы10

В бою был в самой гуще, копьем разя врага,

И снова обратил тюргешей спиною к нам.

 

Придя на помощь к нам, он гнал Кушу-тутука.

Всех перебив, его имущество доставил нам сполна.

Когда настало Кюль-тегину двадцать семь,

Нарушил род карлуков право Эля.

Мы с ними у горы Тамаг сразились.

И славный Кюль-тегин на белом Алп-шалчы

Был впереди, взяв на копье двоих.

Карлуки дрогнули, бежали, на поле брани мертвых побросав.

 

Народы азов нам врагами стали.

При Кара-кёле мы им дали бой.

И славный Кюль-тегин на белом Алп-шалчы

В атаку ринулся, взяв в полон эльтебера,

Народы азов все тогда погибли.

 

Когда нахлынула на каганат вражда и зависть,

Когда мятеж мог уничтожить нам союз,

Мы на народ изгиль пошли в большой поход.

И славный Кюль-тегин на белом Алп-шалчы

Был в гуще всех боев, мечом врага сражая, –

И пал под ним могучий Алп-шалчы,

Но и народ изгиль погиб, был стерт с лица земли.

 

Однажды Тенгри и Умай пришли в смятенье,

Народ токуз-огузов – мое родное племя –

Стал для друзей коварнейшим врагом.

В один лишь год пять раз сразились с ними!

Сначала бились возле Тогу-балыке:

На белом скакуне Азмане Кюль-тегин

Рассеял авангард врага – и шестерых копьем

Низверг с коней, и разрубил мечом седьмого.

 

Затем под Кушлагак мы с войском подошли –

С эдизами тогда сразились…

Там Кюль-тегин на буром азском скакуне

Ворвался в строй врагов – и одного копьем

Враз выбил из седла – девятерых же изрубил мечом.

Тогда эдизы были все убиты.

 

Под Болчу мы с войском подошли,

С огузами тогда случилась битва…

На белом жеребце Азмане Кюль-тегин

Смешал передний строй врагов –

Сразил копьем он многих, рубил мечом направо и налево.

Огузы спины показали нам.

В отрогах Чуш четвертое сраженье мы дали им.

Казалось, Тенгри сам помог огузам,

А наши воины в ногах узнали дрожь,

И авангард готов был к отступленью.

И вновь спасла нас Кюль-тегина смелость,

Позора, смерти помогла нам избежать,

А воины Тонга-тегина бежали с поля битвы.

 

* * *

К Эзгенти-Кадазу мы подступили с войском снова.

Огузам пятое сраженье дали мы:

Там Кюль-тегин на буром азском скакуне

Повел в атаку конницу – и сразу двух мужей

Поверг с коней, враги же скрылись в крепость.

На приступ не решился Кюль-тегин.

 

В тот год в Магы-курган ушли мы на зимовку,

Весной с огузами вновь тяжкая война.

Но Кюль-тегину велено быть дома:

Дела хозяйственные должен он вести.

 

Коварно с тыла пробрались огузы,

Чтоб захватить хозяйство всей орды,

На белого коня Огсиза вскочил наш Кюль-тегин,

Девятерых пронзил в бою копьем –

Так ставку отстоял и не отдал орды!

 

О, мать-катун, подобная Умай!

И вы, ее родное окружение!

Двоюродные матери мои,

И сестры сводные,

И знатные невестки,

И благородные княжны мои,

Могли рабынями мы все при жизни стать,

А кто погиб – непогребенными остаться.

 

Когда б не Кюль-тегин, вас всех бы враг попрал.

Когда б не Кюль-тегин, вы были б мертвецами.

 

И вот скончался Кюль-тегин,

душа меньшего брата отлетела –

я горевал о нем, и скорбь моя была безмерна,

И острый взор мой замутился вдруг,

Не в силах мысль родить мой вещий разум –

Как я скучал о Кюль-тегине! О, печаль!

Ты безутешна, нет тебе предела.

 

Дает нам Тенгри и пространство жизни, и время жить:

Приходит род людской в конце, чтоб умереть.

Так я печалился о нем, не мог сдержать я слезы,

И вопли сердца удерживать не в силах –

Стенал, стихая, и горюя вновь: прощай, мой младший брат!

 

Я размышлял, скорбя: «Не только вся родня, но и сыны,

И весь народ страны разноплеменной,

когда мой Кюль-тегин

Душою воспарил, теперь, кто раньше был покорен,

Разрушит Эль», – и всей душою снова я скорбел.

 

Наш Кюль-тегин славный и могучий

улетел в тот год Овцы11

Семнадцатого дня он нас совсем покинул.

В девятый месяц дня двадцать седьмого

Мы, тризну совершив, навек простились с ним.

Могильный храм ему готовили: балбалы и из мрамора

вытесали стелу – а затем, в год Обезьяны,

дня двадцать седьмого

Мы водрузили на холм их, освятив.

 

Так улетел от нас наш Кюль-тегин могучий!

Прожил он сорок шесть

Исполненных боев,

трудов

и славы лет…

 

Примечания

 

1 Кюль-тегин (684 — 27 февраля 731) — политический и военный деятель Второго тюркского каганата, соправитель Бильге-кагана, сын Кутлуг-Эльтериш-кагана. Кюль – «славный» + тегин – принц крови династийного рода Ашина Восточного тюркского каганата.

Я считаю, что «Памятник в честь Кюль-тегина» можно отнести к мерной прозе, имеющей ощущения ритма, но не обладающей рифмой. Во время перевода я пытался сохранить поэтическое дыхание древнетюркской ритмики VI–VIII вв. В этом отношении моя точка зрения более близка к утверждениям Ф.Е. Корша, И.В. Стеблевой и М.Ж. Жолдасбекова, чем к категорическим суждениям и выводам А.М. Щербака, который считает, что этот памятник древнетюркской культуры не является поэтическим произведением, а представляет собой свободную прозу, не обладающую ни рифмой, ни ритмом. Однако мой перевод отличается и от переводов А. Плитченко и И.В. Стеблевой. Я попытался, во-первых, сохранить размер ритмических строк оригинала, который, кстати, эквиполентен размерам крупных эпосов Великой степи, во-вторых, я не занимался эксплицированием древнетюркских слов-реалий, то есть не пользовался для этого перифрастическими средствами выражения. Кроме того, оставил почти без изменения часто повторяющуюся сакральную формулу, отражающую связь человека с Тенгри и Умай:

Но свыше – Тенгри, а Умай – от лона,

Сказали тюркам: Вы не погибайте!

Да не исчезнут люди –

Будут жить!

Так Тенгри и Умай их обязали быть.

(См.: Корш Ф.Е. Древнейший народный стих турецких племен. – СПб., 1909. – С. 1–2; Стеблева И.В. Поэзия тюрков VI–VIII веков. – М., 1965; Жолдасбеков М.Ж. Орхон ескерткiштерiнiӊ мǝтiнi // Орхонские надписи. Кюль-тегин, Бильге-каган, Тоньюкук. – Семей: Международный клуб Абая, 2001; Щербак А.М. Соотношение аллитерации и рифмы в тюркском стихосложении // Народы Азии и Африки. – 1961, № 2. – С. 145; Хамраев М.К. Основы тюркского стихосложения. – Алма-Ата, 1963; Плитченко А. Каменные книги // Сибирские огни. – Новосибирск, 1960, № 12).

2 Бумын-каган – основатель Тюркского каганата (552 г.). Вождь племени Ашина.

3 Младший брат Бумын-кагана из династии Ашина, ябгу (второе лицо в государстве) Тюркского каганата с 552 по 576 гг., на протяжении двадцати лет руководил западной политикой каганата и был почти независимым правителем западных территорий. Благодаря Истеми тюрки поставили под свой контроль Великий шёлковый путь, завязали тесные отношения с Ираном и Византией, уничтожили государство эфталитов и расширили границы каганата до Чёрного моря.

4 «Железные ворота» – название‚ которое применялось в Средневековье к горному проходу, ведущему из Согда в Тохаристан.

5 Пурум – Византийская империя.

6 Кытай – это сугубо тюркское племя.

7 Табгачи – окитаизированные тюркские племена, которые оставили тюркский этноним и превратились в китайцев.

8 Эль – страна, государство, империя тюрков.

9 Чернь – горный перевал, поросший лесом.

10 Алп – букв. «герой».

11 Год Овцы – имеется в виду 12-летний «животный» цикл, которым пользовались многие народы на востоке Евразии.