Журнальный мир

ДВА ПРАДЕДА

История — тёмное дело.

По воле судьбы у меня

Два прадеда — красный и белый,

Два сердца, два грозных огня.

Один — голоштаный Петруха,

Мечтатель, подвешен язык.

Плевались по Тойме старухи

Вослед: «Сотона, большевик!»

Смотрел он сурово и жёстко,

Но совесть, как видно, была:

Ушёл, не стерпев продразвёрстки,

На фронт из родного села

И сгинул в кипящем пространстве,

Оставив детей и жену,

«От голода и от тиранства»

У белополяков в плену.

Второй не рассказывал байки.

С холодным азартом в глазах

Лупил комиссаров нагайкой

Упрямый уральский казак,

И также безвременно сгинул

В степи, посреди ковыля,

Прадедушка Фёдор Щербинин —

За веру, за Русь, за царя.

Не знаю я, кто из них прав был.

Теперь до скончания дней

Два прадеда — белый и красный

Отчаянно спорят во мне.

Свинцом да железом калёным

История нам воздаёт.

Свеча у разбитой иконы.

Россия. Семнадцатый год…

БЕРЕГ

…Смотрю на горячие травы и глаз не могу отвести,

мой берег заброшенный, правый, высокий, до неба почти,

как песня старинная, длинный (Россия — судьба набекрень!),

лишь брёвна, да ржавая глина, да тени родных деревень.

От светлого хочется плакать, кого ж тут спасёт красота,

но красный ободранный бакен плывёт, не покинув поста.

Стою на последнем пароме, смотрю на далёкий угор,

где мамин зелёненький домик, и ласточки режут простор.

Я знаю: мгновенье, и снова огромный потянет магнит,

песчаною низкой подковой обхватит, сожмёт, полонит —

тот, левый — большая дорога, зудящая масса людей,

там тоже живётся убого, но чуточку всё ж веселей.

На палубе ветер противный, коричнево волны кипят,

смотрю и смотрю неотрывно, пока ещё можно, — назад.

Штыками оставшихся елей небес охраняя гранит,

мой правый, несдавшийся берег,

как Брестская крепость стоит.

ВРЕМЯ ПЕСКА

Это время песка, изумрудных больших стрекоз,

время нежного ветра и лютиков золотых.

С вечернего неба белый капает воск —

или просто бабочки у воды?

Голос кукушки — чётко, издалека,

спокойный, сладкий, словно небытиё.

Слишком быстро мелеет эта река,

а с нею — сердце твоё.

Всё громче стрекочут в полдень цветы,

вышивают ромашки скромный узор.

Здесь страдали предки, но хочешь ты

быть счастливой — наперекор.

И, пока заката горит стрела,

идёшь по песку в купальнике, чуть сыром.

Зеленоглазый овод вьётся вокруг бедра,

опьянённый твоим теплом…