Журнальный мир

I

Дворцовый век и воздух — роковой…

Не приведи,

Господь, мне снов провидца,

В которых пыль булыжной мостовой

На образа — забитые — садится.

Не дай мне, Бог, почувствовать раскол

На ближних и

на дальние неровни,

На тех, кем проклят царственный престол,

И тех, кто слов — смертельных — не проронит,—

На тех, кто сбросит

святость

с колоннад

И превратит соборы в бастионы,

На тех, кто душу вложит в Летний сад,

А не в подвал, где сгорбятся иконы,

Где в полный рост поднимутся руины.

Слова с делами — врозь.

И не едины.

II

Слова с делами — врозь,

И не едины

Никто ни с кем,

Когда во славе ложь.

…Влетает снег во двор один старинный,

Который так на чью-то жизнь похож,—

Сначала зал с балконной балюстрадой,

Потом острог и громкий револьвер.

И ни один прохожий за оградой

Печальных черт

двора

Не рассмотрел.

…Граничит бедность с арками.

И вьюга

Резьбой на небо — строго,

без прикрас —

Наносит точный профиль Петербурга

И тупит звездный

розовый алмаз.

И видит с крыши крепости конвой

Волшебный свет над умершей Невой…

III

Волшебный свет над умершей Невой,

И обжитая ангелами площадь,

И шепот стен с трагической судьбой,

И под рукой трепещущие мощи —

Все свято,

И — от замыслов Петра

До отголосков —

революционных —

Все живо — и

скрип слышится седла,

И кровь густая бьется на коронах.

Не просто Санкт —

Носящий ореол

Степенный город, в голосе с молитвой,

Где много лет двуглавый пил орел

С руки, слезой — бесстрашия — омытой, —

Здесь в нерушимый символ обратимы

И в саркофаг спаявшиеся льдины.

IV

И в саркофаг спаявшиеся льдины

Умеют ждать пришествия весны…

Пути Господни —

неисповедимы,

Но по теченью лет устремлены.

Они помогут

встретить синагоги,

Мечети,

храмы —

лики и кресты,

Но только здесь Господние дороги

Всегда и всех ведут через мосты,—

Их крылья птичьи —

мощны и огромны.

Мосты взлетят,

и рай начнется там,

Где херувимы северные горны

К своим прижали каменным устам.

Здесь и тогда,

когда весна придет,

Не заглянуть под мрамор и под лед.

V

Не заглянуть под мрамор и под лед,

Под слой былого руки не подсунуть…

А время в прах — незримый — перетрет

И чей-то суд,

и чью-то неподсудность

И превратит в законченный покой

И богачей страдания,

и нищих.

И только вечна —

истина,

какой

И у истоков самых —

не отыщешь.

И потому волнуется народ,

И потому серебряные створы

Двадцатитонных запертых ворот

Молчать еще столетия готовы.

Не понимает странствующих братство —

До тайн,

едва раскрытых,

Не добраться.

VI

До тайн, едва раскрытых, не добраться,

Хотя здесь каждой встречей затаен

И впитан дух тогдашнего всесвятства,

Как впитан дух и нынешних времен…

…Канал замерз.

И детская дворовость,

С глазами верных

брошенных собак,

Опять на штык гвардейский напоролась

И обжила разрушенный барак.

Кому-то чин,

усадьба и карета.

Кому-то — нож и тесный каземат.

И золотую лунную монету

Не одолжит богатая зима…

…И был свершен в тот день переворот…

И только ветер прошлого поет.

VII

И только ветер

прошлого поет,

И только вихрь —

крошащийся и колкий

Шлифует вновь гранитный переплет

Заиндевевшей набережной Мойки.

Не только Спас построен на крови,

Кровавы все церковные кануны…

А говорят за Спаса — звонари,

У них на сердце — колокол чугунный.

Тот угол, где

алеет родонит,

Тот угол, где

застыла болью яшма,

Живых и мертвых запросто роднит,

Внушая, как

в теченье жизни важно

Не перепутать с бредом самозванца

Псалмы от бед врачующего старца.

VIII

Псалмы от бед врачующего старца

И колдовство расплавленной свечи —

Не как предлог в историю вписаться,

А как надежный способ излечить,

Когда бессильны

ласковые руки,

Когда лицо — бледнее простыни.

И ни одно учение науки

Того, что там стряслось, не прояснит.

И были все исследованы тропы,

Но лес немел,

И месиво болот

Вздыхало хрипло зверем большеротым,

Ведь мать-земля детей — не выдает.

И с той поры

горчит

Сибирский лен,

Который был с грехом отождествлен.

IX

Который был с грехом отождествлен,

Молился здесь — у дома — непростого,

У дома, где не думали о нем,

Но ожидали — снова,

снова,

снова

Его приход,

Его привычный жест

И взгляд его, вонзающийся в сути.

…Прошло сто лет, но время этих мест

Еще стоит — не дышит — на распутье.

…И был пожар,

каким устранена

Была почти — остался только остов —

Огромной силы женщина-страна,

С ладонью как большой Крестовый остров.

И устранился — разом —

тот с ней вместе,

Который нес божественные вести.

X

Который нес божественные вести,

Стал наказуем,

немощен,

гоним —

В нем пулевых — не считано — отверстий,

Над ним еще клубится горький дым.

И стало все ошибочно,

сурово,

А может быть, и правильно —

не так,

Как говорил когда-то Иегова,

А как желают выстрел и кулак.

И если вдаль туманную всмотреться,

Увидеть можно сквозь вчерашний дождь

И вдовий дом,

и шпиль адмиралтейства,

Ружейной гарью застланные — сплошь.

…И впрямь казалось — город искажен,—

(А вера — всё) —

И пусть с Невы дождем.

XI

А вера — все…

И пусть с Невы дождем

Размыты

залп — раскатистый и четкий

И мысли вслух: «Кого мы сбережем,

Когда кругом тюремные решетки?»…

Все это — звук,

который донесен

До нас и чудом глиняного слепка,

И красотой ростральности колонн,

Тех, что хранит Васильевская стрелка.

А крейсер спит на фоне юных дней…

Но не желает вечного прикола

Ни одному из множества людей

В том октябре застрявшая «Аврора».

Воспоминанье

строчками из песни

Плиту надгробья смоет —

И воскреснет.

XII

Плиту надгробья смоет,

И воскреснет

Заря, которой можно оживить

Пролеты грубо высеченных лестниц,

Соединивших зданий этажи.

Мелькнут в подъездах чьи-то силуэты,

И удивит немного странный слог,

И все виденья — питерские — эти —

Как преломленье нескольких эпох.

Как будто город видится в разрезе —

Еще живут, ушедшие давно,

И не отбит еще снарядом вензель

У «Мариинки» — гордой — над окном.

Заворожит,

привидевшись, не раз

Пусть то, что в лету кануло до нас.

XIII

Пусть то, что в лету кануло до нас

Увидят те, которым на планете

Еще придется

жить,

Но не сейчас,

А через сто по сто десятилетий.

И если есть сплоченная семья,

Где нет чужих

неродственных династий,

То счастье быть любимым не сменять

Ни на одно из многих прочих счастий.

…Когда проснулась вечная Страна,

Ей заплели растрепанные косы

Голубоглазой Ладоги волна

И Прионежья месяц остроносый.

Здесь подчеркнет еще раз мой рассказ

Не город,

а естественный контраст.

XIV

Не город, а естественный контраст,—

Здесь мы, а там —

все те,

которых встретить

Нам слепота природная не даст

На этом белом — самом белом — свете.

И ясно все не будет никогда,

Но их и нас

объединяет то, что

Они хранят ушедшие года,

И мы должны заботиться о прошлом.

Стремись всегда создать,

а не убить,

Знай — в каждой ложке сладкого напитка

Есть бочка дегтя,

емкостью — в кубы,—

Та, что тобой лишь может быть открыта…

…И колокольный звон над головой,

Дворцовый век

и воздух — роковой.

XV

Дворцовый век и воздух — роковой,

Слова с делами — врозь,

И не едины

Волшебный свет над умершей Невой

И в саркофаг спаявшиеся льдины.

Не заглянуть под мрамор и под лед,

До тайн, едва

раскрытых,

Не добраться.

И только ветер

прошлого поет

Псалмы от бед врачующего старца,

Который был с грехом отождествлен,

Который нес божественные вести…

А вера — все.

И пусть с Невы дождем

Плиту надгробья смоет,

И воскреснет

Пусть то, что в лету кануло до нас…

Не город, а естественный контраст.