Февральский буран

Февральский буран

Роман. Перевод с башкирского Ф. Ахмадиева

(Продолжение. Начало в № 9, 2018)

 

 

Батальон прошел по кругу и снова вернулся на прежнее место. Шамсетдин, чеканя шаг, подошел с рапортом:

Господин главнокомандующий… – сказал он.

Но Валиди его перебил:

Командир батальона Шамсетдин, я приказываю с настоящего момента обращаться в нашей армии друг к другу со словом «туган» – брат. Тебе ясно, командир батальона Шамсетдин-туган?

Ясно, главнокомандующий туган! Батальон готов к выполнению боевой задачи!

Спасибо! Башкиры! С сегодняшнего дня вы будете и силой, и лицом, и совестью нации! Сегодня вы встали на защиту своих матерей и отцов, на защиту родной земли. Судьба ваших близких в ваших руках. Если в бою с врагами кто-то струсит и отступит, то знайте, что это приведет к захвату вашей земли, принесет беду в ваш дом! Будьте горды за свой народ, не склоняйте голову не перед кем! – сказал Валиди.

Слава! Слава! Слава! – прогремело над батальоном. Видать, Шамсетдин их подготовил.

После смотра Юныс пригласил гостей в дом. Там Валиди посмотрел на хозяина и спросил:

Говорят, твоя умница дочь оканчивает учебу в Туркестане?

Да, выучилась в медресе, скоро уже вернется.

Мы собираемся открыть в правительстве отдел для работы с женщинами. А еще нам нужны люди в сфере образования и культуры. Ты отпустишь туда свою дочь?

Не знаю. Я не буду против, но не могу сказать окончательно. Надо ее увидеть, расспросить саму. Она долго училась, привыкла жить без нас, может и решиться.

Хорошо, ты поговори с ней и нам сообщи.

Так и сделаю, – ответил Юныс. Он стоял в раздумии. Валиди спросил:

Юныс, что-то хотел сказать?

Да, хотел. Книгу одну хотел тебе показать. Не знаю, удобно ли.

Для книги всегда время найдется, неси.

Говорят, ты ученый, книги любишь. Историю знаешь. Вот я и решил показать. – Юныс принес завернутую в полотенце книгу.

Валиди открыл книгу в кожаном переплете с золотым тиснением и очень удивился, что внутри текста были цветные картинки.

Кул Гали. «История Юсуфа», – прочел Валиди. – Он же ваш земляк – Кул Гали?

Да, он нам родня. Кул Гали сам вручил эту книгу моему деду, своему родному братишке. Был он большим поэтом.

Я читал его книги. Эту тоже. Очень поучительная история. В нашем народе много таких одаренных поэтов, писателей и историков. Вот, если пожелает Аллах, мы после победы соберем наших образованных людей и откроем свой университет. Соберем там большую библиотеку. А пока храни эту книгу, чтобы переходила к внукам.

Да будет так, аминь.

Через несколько дней в Кунакбай прибыл обоз из пяти телег. Там сидели вооруженные люди. Оставив обоз на площади возле мечети, главный пошел искать Шамсетдина.

Шамсетдин-туган, мы привезли вам форму и оружие. Принимай.

Башкирское правительство выполнило обещание. Всех солдат обмундировали, выдали винтовки. Форму добыли чехи, тормознув поезд из Омска, который вез ее с фабрики. Вот так по воле Господа решился важный вопрос для башкирского войска.

Одетый с иголочки батальон выглядел по-другому. Парни из деревни стали смотрелись как бравые вояки. Теперь они учились стрелять боевыми патронами.

Через неделю после этого прибыл гонец от правительства с секретным пакетом. Там был приказ выступать завтра утром в поход.

 

* * *

 

Салих начал выпуск новой газеты «Голос башкира». Он набрал свою команду печатников. Особое внимание уделяли организации армии. Салих писал воззвания к солдатам, старался, чтобы каждая мысль проникла в душу бойцов. «Угнетенный, униженный, оскорбленный башкир! Пробуди свою гордость, расправь свои плечи, пойми, что никто, кроме тебя, не даст народу свободы и счастья. Седлай коня, башкир, выходи на битву с врагом», – писал он.

Салих призывал на борьбу с большевиками, а сам вспоминал давнего друга. Вот сидит и пишет статью или стихи против большевиков, а перед глазами встает Насретдин. Салих отбросил карандаш. Ведь они были не разлей вода, вмести ели и пили, спали рядом, даже были биты вместе одним кнутом. Да если бы Насретдин не предупредил его об опасности, то где бы сейчас было Шуро, как повернулась бы их судьба? А теперь он должен с ним воевать. Как такое возможно?

Салих поднял свой карандаш и стал думать. Но дружбу нарушил не он, а, скорее, Насретдин. Башкирское правительство и не думало воевать против большевиков. Дутов занял Оренбург, и башкирам пришлось уживаться с ним. А большевики, когда пришли, могли бы договориться с Башкирским правительством, так нет, пошли на поводу мусульманского комитета и арестовали всех. И не Салих, а Насретдин напечатал в газете: «Башкирское правительство – буржуазное правительство. Оно враг Советской власти».

Салих боролся сам с собой, в его голове Насретдин раздвоился. Один был другом, второй – врагом. И должен Салих убить одного из них, убить врага. Но одна пуля убивала их обоих. Но Салих так и не разобрался в своих муках, не пришел к ясности.

Башкирское правительство начало отправлять офицеров и всех имеющих боевой опыт по разным кантонам республики. Насип получил приказ вернуться в свой кантон, продолжить свою работу. Он обратился к Салиху:

Мы тот раз хорошо поработали, поедем со мной?

Салих согласился, правительство одобрило. Оно понимало, что политработа в войсках необходима. Минзада была беременна и передвигалась с трудом. Салих решил оставить жену в Челябинске. Но она наотрез отказалась.

С тобой не расстанусь. Как бы тяжело ни было, все может случиться, но я буду с тобой. За меня не беспокойся, я не подведу, – сказала она.

Войско Насипа разошлось по домам. Оставленный в Красной Мечети Ахмет рассказывал Насипу:

Тебя не было три месяца. Что нам делать, ты не сказал. Приказов не присылал. А чем кормить двести мужиков? Распустил по домам. Некоторых, говорят, мобилизовали дутовцы, других – красные.

Этого еще не хватало! – Насип с досадой сплюнул.

Пришлось все начинать сначала. Салих устроил Минзаду к старушке на постой, а сам с Насипом поехал по деревням.

А в деревнях летом работники дома нужны. Народ к зиме готовится. Поэтому настроение было другое, отпускали парней с неохотой, просили:

Пожалуйста, не забирайте сейчас, немного подождите. Вот уж рожь поспевает, скоро урожай собирать.

Когда враги придут в твой дом, что будешь делать? Если рожь твою отнимут? – Насипу приходилось доказывать, что это необходимо, а порой и приходилось голос повышать.

Да будь она проклята эта война! – ругались матери и жены.

Мужчины распрягали повозки и седлали коней. Вся тяжесть сельских работ ложилась на плечи стариков и женщин, а кроме того, нужно было обеспечивать армию.

Юлдаш перед отправкой в Японию велел сдать своих коней в башкирское войско. Насип отправил в его владения людей. Но те пригнали только пятьдесят скакунов. Оказывается, что его табун разобрали белые, а потом и красные. Чтобы набрать нужных для полка коней, пришлось вновь обратиться к людям.

Снова начали прибывать солдаты в полк. Из разных мест верхом по трое, по пять человек добирались, иные приводили и запасных коней. Нужно было начинать обучение. Но оружия теперь не было, да и младших командиров тоже. Вспомнив про обещание Дутова, Насип решил отправить к нему Салиха за оружием.

Поезжай, Салих, прошу. По-русски говоришь чисто, у тебя есть и должность, и полномочия. Тебя должны послушать.

Собрав подводы, Салих с Ахметом вышли в путь. Лето было в разгаре. Луга утопали в цветущих травах. Над головой летают пчелы, кружатся бабочки. Если бы не сабля и наган на поясе у Салиха, то можно подумать, что нет гражданской войны, что не гибнут люди, что не ходит с косой ангел Смерти, а ангел Милосердия скрыл свой небесный лик под траурным покрывалом.

Но не звенят косы на лугах, а звенят сабли в боях. Мужчины вспоминают своих жен и детей. Пятый год идет война. А конца еще не видно. Чем закончится – тоже неизвестно.

Салих повернулся к Ахмету, сидящему верхом.

Вот мы, башкиры, понятно, воюем за Башкортостан, за нашу вековую мечту. А ты, Ахмет, татарин ведь. Чего за нами увязался?

Эх, Салих, я и сам себя спрашивал много раз. И всегда мой ответ был тот же. Во-первых, когда кругом война, то на печке не усидишь. Хочешь или нет – мобилизуют. Кто раньше придет: белые или красные. А во-вторых, разве татарам не нужна своя республика? Татары не меньше вашего настрадались от царя. Хорошо, башкиры сами присоединились к Москве и земли сохранили свои. А татары совсем как рабы остались. – Ахмет умолк. Потом продолжил: – Моя душа также болит не меньше твоей, Салих. Но у татар армии нет, чтоб драться. Поэтому я с вами. Думаю, не зря пролью и пот, и кровь свою.

Ахмет снова замолчал. Только вздохнул тяжело.

Что вздыхаешь? Скажи, облегчи душу, – сказал Салих.

Не хотел говорить, да уж ладно, раз просишь, – начал Ахмет. – Иногда вы, башкиры, перегибаете палку, кричите «Землю башкирам!». А татарам и русским что делать? Если мы тут родились и выросли, кто мы? Вот за что я воюю? Сам-то задумывался?..

Салих признает, что Ахмет прав, он и сам еще на первом курултае говорил о равноправии народов. Но в такой переделке все резолюции остались лишь пожеланиями.

По-моему, все равны: и башкиры, и русские, и татары, – заключил Ахмет. – Но пусть не будет эксплуататоров. Вот сколько мы вместе с Насипом? Мы дрались против заводчиков и помещиков, против жандармов и полиции. Тогда я знал, что я прав. А теперь сомневаюсь. Вот большевики говорят, пусть угнетенные народу живут хорошо, а сами воюют против башкир. Разве башкир не угнетенный? Мало того, во главе Советов ставят таких кровопийц! Да вот хоть Култана возьми, клещ такой. Теперь он в Временном революционном Совете Башкортостана сидит… Знаешь, я ведь думал перейти к красным, но… – Ахмет проследил за тем, как отнесется к его словам Салих, – но, узнав, что там во главе Совета Култан, – я передумал. Не по пути мне с такими.

Ахмет с Салихом долго говорили о своих переживаниях. Так они стали лучше понимать друг друга.

В штабе Дутова Салих сумел найти взаимопонимание. Договорился о получении оружия и немного обмундирования. Дутовцы выдали вполовину меньше, чем ожидал Салих. Башкиры загрузили свои подводы.

Остальное добудете в бою, у красных отобьете, – сказали дутовцы. Патронов было маловато. Но это хоть что-то.

Обоз Салиха ушел. Когда они прибыли в деревню, то Насипа не было. Он привел с собой новый отряд всадников. Увидев оружие, Насип обрадовался.

Ого! Ну теперь мы проучим красных. Побегут от нас прочь, как от огня. – Потом важно добавил: – Вот только что совершили налет на одну деревню.

Салих спросил с тревогой:

Что произошло?

Насип стал хвалиться.

Прибежал один солдат из деревни Суюм и упал в ноги. Просит его отпустить. Спрашиваю, что такое? Говорит, его отца убили русские из деревни Шаховка. Стал солдат рассказывать: «Он косил сено на возвращенной нам земле. Пришли русские и стали прогонять. Он не ушел. Один ударил отца кнутом. Отец махнул косой. Потом они все накинулись на отца. Прибежали наши, завязалась драка. Русских было много. Побили они наших. Отца ударили дубиной по голове. Он умер. Других покалечили… Командир, отпусти отца похоронить. Дома только малыши. Сено надо заготовить. Потом вернусь».

У меня кровь вскипела. Поднял парней с оружием, поскакали в Шаховку. Собрал там мужиков и спросил, кто убивал его отца? Они молчат. Я говорю: «Сейчас сожгу вашу деревню!» Они смотрят волками. Тогда мы их всех кнутами стали бить. Три-четыре избы спалили. Будет им урок. Чтоб не убивали наших.

От этого рассказа Салих побледнел.

Что ты наделал? – застонал он. – Ты ведь совершил непоправимую ошибку. Вместо того, чтобы найти лишь виновного, пожег деревню. Теперь все русские вокруг станут нам врагами. Они будут убивать беззащитных башкир. Что ты натворил, Насип? – Салих кулаком ударил по доске крыльца, на котором сидел. – Эх, меня не было, я не допустил бы…

Насип удивился, изменился в лице, но остался при своем:

Пусть только попробуют кого-то обидеть, я отплачу. – Пригрозил он.

Получив оружие, парни стали серьезно учиться. Учились разбирать и собирать винтовки, пулеметы. Потом стреляли по мишеням. Эскадрон за эскадроном шли на учения, возвращались с песнями. Это были песни Салиха…

Не оставил Салих и выпуск газеты. Солдаты знакомились с новостями, обсуждали их.

Вновь созданный полк прошел первичную подготовку. По приказу главнокомандующего Ахметзаки Валиди было создано семь полков. Из них три конных, четыре – пехотных. Войска потом получили от дутовцев и пушки. Но оружия все равно не хватало. В штабе Дутова намекали, что у красных оружия много, отбейте. Но красные тоже так просто не бросят свое оружие. Тут пришел приказ – наступать вместе с чехами.

Когда оставалось несколько дней до наступления, Салих получил счастливое известие: сын родился. Он поскакал к дому. Там его встретила женщина-повитуха с улыбкой:

Суенче, Нурсалих-туган!

За хорошую новость даю платье!

У женщины от изумления округлились глаза. В то время платье было невиданным подарком. И ценным, и дефицитным.

Спасибо, туган. Сын у тебя. Такой крупный. Жена твоя с трудом рожала. Хвала Аллаху, оба здоровы. Уже грудью кормит малыша.

Салих бросился в дом, но, войдя, замер, увидев лежащую без сил жену с ребенком. Минзада повернулась на шум и улыбнулась ему, сияя от счастья материнства.

Поздравляю, душа моя! С рождением сына, с благополучным разрешением бремени…

Вот родила тебе в помощники сына. Вот посмотри-ка.

Салих посмотрел на круглолицего младенца, сосущего грудь. Повитуха велела Салиху:

Скажи три раза: тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

Не сглазит, отец не может сглазить, – ответил Салих. – Вон какой сынок у меня, Азамат мой.

Ты так решил назвать?

Да, Азамат будет великим, гордым и известным человеком.

Будет. Если похож на отца с матерью, то будет, – согласилась повитуха.

Минзада сказала мужу шёпотом:

Салих, в сундуке лежит отрез на платье. Я в Челябинске купила. Отблагодари тетю. Так мне помогла она.

Я и сам платье обещал за новость о сыне. Как будто договорились мы.

Вот и хорошо.

Повитуха была на седьмом небе от подарка. Долго читала молитву, благодарила.

На следующий день ребенку дали имя. Хотя по обычаю надо было подождать семь дней. Но времени не было. Малыша, завернутого в одеяльце, положили на стол. Мулла прочел молитву и три раза крикнул ребенку в ухо его имя: «Азамат!» Ребенок заплакал.

Услышал, – обрадовались гости.

Очень способный, значит. Еще семи дней нет, а уже слышит.

Будет богатырем, вон какой голос.

Кем бы ни был, пусть отца с матерью почитает, пусть Господь даст долгую жизнь.

Все сказали пожелания, надеюсь, что в будущем сами увидите, какой великий человек вырастет.

Говорят, в годы войны женщины рожают мальчиков, которые заменят погибших, – заключил Насип. – Правда, значит. Моя жена уже троих сыновей родила. В четвертый раз беременна. Если тоже не родила уже…

Салих перед отправкой на фронт отвез жену с сыном в Суюм. Там договорился с одинокой хозяйкой обо всем. Кантонный центр на перекрестке стоит, много народа мимо проезжает. Если что случится, вдруг жена к врагам попадет в Красной Мечети? А в Суюме спокойно, подальше от посторонних глаз. Минзада хотела к матери поехать. Но дорога туда долгая. Будь у Салиха хоть чуточку чутья, то никогда бы не оставил в Суюме жену с сыном. Но кому дано знать будущее?..

 

***

Два батальона под командованием Насипа и Шамсетдина вместе с батальоном чехов атаковали утром железнодорожную станцию. Красные не ждали их. Поэтому были застигнуты врасплох. Они выбегали полуголые из домов и падали под сабельными ударами башкирской кавалерии, а те, кто успел убежать, попали под залпы чехов, ожидавших на окраине. За час дело было сделано. Много красных было побито, остальные попали в плен, побросав оружие. А что делать с пленными? Расстрелять? Вроде такие же люди. Посадить под замок? А потом корми их, стереги. Пока решали, как быть, один шустрый пленный предложил:

Ну зачем я вам? Отпустите меня домой. Вон моя деревня, недалеко. Я больше оружия в руки не возьму, клянусь.

Подумали: почему не отпустить? Только чтобы не мстили исподтишка. Переписали всех пленных, кто и откуда. И наказали: больше оружия не брать в руки. В другой раз расстреляем, сказали. Имена и адреса известны. Из-под земли достанем, если что!

В другом месте также поутру башкиры с чехами атаковали другую станцию. Ахметзаки Валиди прибыл на поле боя на машине, подаренной чехами. Войска шли в бой с криками «Ура!». Валиди не выдержал, схватил винтовку из машины и побежал с солдатами вперед. Заки стрелял из винтовки, кричал, подбадривал солдат, совсем забыв, что он главнокомандующий. Вот он свалил выстрелом целившегося в него врага и побежал дальше. Он передернул затвор и толкнул калитку, за которой скрылись убегавшие. Одного он подстрелил, а второй остановился и прицелился.

Валиди, ложись! – прозвучал голос сзади.

Валиди упал. Раздался взрыв гранаты, красный погиб. Валиди оглянулся. Это был Галимьян Таган.

Главнокомандующему нельзя самому идти в атаку, – пожурил он Заки.

Если не нюхать пороха, то как командовать?

Тебе нельзя погибнуть! Еще Чингисхан запретил военачальникам участвовать в открытом бою.

Таган сказал это категорическим тоном и не пустил Заки вперед.

Красные проспали нападение и бежали. Многие сдавались в плен.

В итоге башкиры захватили много оружия и боеприпасов. И не только брошенного красными. Железнодорожные склады оказались набиты винтовками, патронами, пулеметами. Их хватило на третий башкирский полк.

 

МОСКВА

 

Владимир Ульянов получил срочную телеграмму с Урала, внимательно прочел ее и с беспокойством почесал рыжую бородку. «Чехи и башкиры быстро наступают в направлении Екатеринбурга. Наши полки вынуждены оставить фронт. Что нам делать с людьми Филипповского суда?» На кодовом языке вопрос о людях Филипповского суда относился к семье Николая Второго.

Как известно, отрекшийся от престола император Николай Второй после февральской революции содержался в разных городах России. Временное правительство и затем большевики не разрешили ему выезд из страны и не предоставили места для жилья. Летом 1918 года Романовых перевели в Екатеринбург, в дом Ипатьева. Эту информацию большевики держали в секрете. Но, видимо, чехи и башкиры прознали, где находится бывший царь и предприняли попытку спасти его, подумал Ленин. Царь в свое время спас чехословаков от гибели на войне, их проявление благодарности к бывшему монарху можно понять. Но при чем тут башкиры? Они же видели от династии Романовых только страдания и жертвы? В 1900 году Ульянов был в Уфе два раза. Тогда он спросил у Цюрупы о положении башкир. «Это много раз бунтовавший, не раз битый, бедный и невежественный народ», – объяснил Цюрупа. Неужели башкиры хотят освободить царя из-за своего невежества? Но ведь эти же башкиры заявили об автономии, начали строить ее, говорили о социальном равенстве. Год назад, в ноябре, Советская республика отправила поздравительную телеграмму Башкирской автономии, провозгласившей себя в составе России. Вроде как одобрили их желание о построении современного демократического государства. Почему сейчас они готовы проливать кровь за царя? Не хотят же вернуть монархию? Не понятно, что им надо. Никакой логики… Надо все уточнить у знающего башкир человека.

Тут как раз заглянул Сталин, народный комиссар по делам национальностей. Ульянов обрадовался его приходу:

Иосиф Виссарионович, дорогой, можешь ли ты объяснить, почему башкиры хотят освободить царя? Цари их угнетали, а они теперь за него воюют с нами. Какой в этом смысл?

Владимир Ильич, откуда тебе это известно?

Вот телеграмма от председателя военно-революционного совета Екатеринбурга. Пишет, что башкиры с чехами рвутся освободить царя.

Я не уверен, откуда у башкир силы, чтобы атаковать сильный гарнизон Екатеринбурга. Недавно у них не было не только войск, но и сил для охраны порядка. Здесь какая-то нестыковка. Людям Свердлова показалось, видимо, вместо одного пять. Хорошо, я уточню все. У меня есть один башкир, все расспрошу у него.

Поподробнее узнай, батенька, башкирский вопрос связан теперь с царем. А с этим не можем тянуть.

Сталин вернулся себе в кабинет и велел разыскать Манатова. Приказал немедленно найти. Но его сразу не нашли, он появился во второй половине дня. Сталин был разозлен его отсутствием.

Где ты ходишь? Тебя не могут найти. Я же говорил, будь на месте.

Извините, Иосиф Виссарионович, мы там хлопочем насчет штата Идель-Урал. Потом по вопросу открытия газеты «Правда» для татар и башкир на их языке. Я был в типографии.

С этого момента никуда не уходи, может срочно вызвать Владимир Ильич. Революция требует быстроты решений. Понимаешь?

Конечно.

Ладно. Давай к делу: расскажи подробно мне про башкир, кто ими руководит, что они хотят.

Башкиры – древний народ. На Урале они коренные жители.

А русские?

Русские появились там только четыреста лет назад.

Дальше.

В тысяча пятьсот пятидесятых годах башкиры заключили договор с Русским государством, которое пообещало не трогать их земли, веру, язык, обычаи, а взамен Иван Грозный предложил служить защитой на восточных границах, участвовать в войнах. Башкиры всегда выполняли условия договора, а цари и их наместники постоянно нарушали его.

Башкиры, требуя выполнения условий договора, каждые пять-десять лет поднимались на защиту своих прав. В ответ правительство посылало карательную армию. Сегодня лидеры башкир, в принципе, требуют выполнения того самого договора от России. Они не просят чего-то сверх меры: вернуть земли, признать автономию и самоуправление. Так ведь и я вам говорил, что нужно признать Башкирскую автономию. Вы помните, как Советская власть послала поздравительную телеграмму с провозглашением автономии? Я сам написал тогда текст телеграммы. Если бы вы знали, как башкиры обрадовались! Они готовы были вас и Ленина на руках носить. Но в Оренбурге Цвиллинг, не советуясь с вами, посадил в тюрьму все Башкирское правительство якобы за контрреволюцию. Из-за этого башкиры, соблюдавшие прежде нейтралитет, перекинулись к белым. А я предупреждал, не трогайте башкир! Не послушали меня. В итоге нажили себе лишнего врага!

Разве это я? Это Ленин. Он сказал: лес рубят, щепки летят.

Башкирская автономия была бы примером для остальных народов. Казахи, Туркестан тоже ждут своей очереди. Признание Башкирской автономии полностью соответствует вашему декрету о самоопределении наций.

Если башкиры положительно относятся к нам, то почему они начали войну за освобождение царя?

Войну за царя? Не может быть. Царь – их первый враг.

Пришла телеграмма из Екатеринбурга. Там сказано, что башкиры и чехи начали наступление на Екатеринбург.

Не верю. У башкир нет таких сил.

Но ведь они прирожденные воины…

Это есть. Но откуда взять им средства на армию, где взять оружие?..

Значит, товарищ Манатов, ты плохо знаешь башкир.

Манатов не знал, что и сказать. В последнее время он занимался проектом создания штата Урал-Идель. Нужно будет немедленно связаться с Челябинском.

Сталин зашел в кабинет Ленина ближе к вечеру.

Тот сразу же спросил:

Ну что там башкиры?

Ни у кого нет точных сведений, Владимир Ильич. Но вероятность того, что башкиры сколотили армию, есть.

Значит, они и в самом деле могут создать нам опасность?

Да, они прекрасно знают местность на Урале, это их территория. Если они объединились с хорошо вооруженными чехами, то могут стать грозной силой.

Ленин поднялся и открыл дверь, позвав помощника:

Кто там есть, зайдите.

Помощник зашел. Ленин продиктовал:

Подготовьте телеграмму: Екатеринбург. Уралсовету. Председателю. Секретно. Если под сильным давлением наступит критическая ситуация, то вопрос с людьми Филипповского суда решайте самостоятельно, исходя из обстановки.

Если перевести кодированное послание, то оно говорило, что при угрозе освобождения царя нужно самим принять меры по его ликвидации. По сути, это был смертный приговор царской семье.

 

В БАШКОРТОСТАНЕ

 

В Башкирском правительстве и войске, конечно, никто не знал о разговорах Ленина и Сталина, даже на подозревал о том, что возможна вероятность расстрела царской семьи.

Башкирская армия была создана в короткие сроки. Не прошло и месяца, как, бежав из тюрьмы в Оренбурге, обосновавшись в Челябинске, башкиры смогли поставить в строй три полка. Еще два полка формировались.

Из Военного совета Башкирского правительство в полк Насипа пришел приказ о выступлении. Дутовцы определили им позиции между двумя своими полками. Как ни стремилось Башкирское правительство собрать свои войска в один кулак, дутовцы, наоборот, раскидывали башкирские полки в разные места. Семь тысяч штыков и сабель были внушительной силой, и в дутовском штабе опасались ее. Башкиры могли повернуть оружие и против них, считали они. И даже полки старались раздробить на мелкие отряды.

Полк Насипа построился для прощания на склоне горы. Это было первое полное построение полка, оно впечатлило всех. Выстроившиеся в два ряда кавалеристы – верхом на конях, с саблями и винтовками – выглядели гордо. На правом фланге развивалось трехцветное знамя.

Насип и Салих выехали на середину. Салих обратился с речью:

Башкиры! Сегодня мы выступаем против врагов под командованием Насипа Фазлытдина-эфенди. Помните, эта наша война – самая святая! Башкирский народ создал свое государство, о котором мечтал веками, и мы идем его защищать, будем биться за нашу землю, за наших родных и близких, за детей и жен, за отцов и матерей. Если мы не защитим их, то никто их не защитит. Башкиры, знайте: перед вами стоит враг, который хочет отнять у нас все, что свято для нас: наши жизни, язык, веру. Солдаты! Мы не сомневаемся, что вы смелые бойцы. Вы достойны ваших предков, защищавших веками наш Урал, и мы его никому не отдадим! Земля, на которой вы стоите, окроплена кровью дедов и отцов и омыта слезами наших матерей. Так поклянемся, что враг не ступит на эту священную землю! Клянемся!

По рядам пронеслась клятва:

Клянемся! Клянемся! Клянемся!

А звучное горное эхо понесло эту клятву вдаль.

Клянемся! Клянемся! Клянемся!

Когда стихло эхо, прозвучал приказ командира полка:

Полк! Вперед!

Полк Насипа, который был не обстрелян, сразу бросили в бой, едва он достиг линии фронта. Шло наступление на красных, и появление нового полка могло стать решающим фактором. Насипу приказали с ходу атаковать большое село на пригорке. Белые обещали открыть артиллерийский огонь по селу, пока башкиры достигнут деревни, которую разделяла посередине река. Такая неожиданная атака сулила успех.

Обстановка требовала незамедлительного выступления. Башкиры еще не отдохнули после перехода, не привели в порядок уставших коней. Но приказ прозвучал.

Вот всадники миновали позиции белых. Вот достигли пригорка. Вот стали спускаться к деревне.

Но молчали обещанные пушки.

Насип шел впереди и уже достиг реки. Поддержки артиллерии не было. Что делать?

Форсировать реку или подождать? Но как остановить разгоряченных коней? Командир, Салих и Ахмет уже перешли реку.

Красных не было видно, а белые пушки молчали.

Но только первая троица стала подниматься на крутой берег, как заговорил пулемет из деревни.

Командиры каким-то чудом проскочили, а шедшие за ними попали под пули. Спускавшиеся со склона всадники напирали на тех, кто был в реке. Началось столпотворение. А пулемет поливал кавалеристов свинцом.

Насип выскочил на позицию пулемета и зарубил красного. Только тогда по деревне ударили орудия, взметая столбы разрывов. Теперь они загородили продвижение конницы. Всадники стали разворачиваться и уходить из-под запоздавшего обстрела.

Атака захлебнулась…

Насип и Салих вернулись к своим солдатам.

Первая неудача обескуражила башкир, которые потеряли многих товарищей, так и не увидев врага лицом к лицу. Рассуждения необстрелянных бойцов, что они быстро прогонят красных, покажут белым, как надо воевать, быстро улетучились. Кроме того, дутовцы, проходя мимо, издевались над башкирами, называя трусами, непригодными воевать.

Насип в штабе дутовцев обвинил их в срыве атаки. Белые офицеры лишь отмахнулись:

Надо было подождать на вершине горы, когда начнется обстрел, – свалив вину на него.

«Ну, ладно… – сжал зубы командир полка. – Мы еще вам покажем. Но и в следующем бою отличиться не удалось, Насип сильно переживал.

После первых боев полк разделили на две части и определили на постой в две деревни. В небольшой деревне в тылу оставили обоз и один эскадрон. А основные силы были в пятнадцати километрах в большой деревне. Узнав об этом, красные атаковали обоз. Напав на деревню неожиданно, они нанесли урон охране обоза. Уцелевшие прибежали к Насипу. Подняв полк по тревоге, он пошел на выручку. На пути он встретил половину эскадрона, остальные погибли. Оставить полк без обоза, без патронов и провизии Насип не мог и приказал атаковать.

Насип понял, что надо полагаться только на свои силы, ведь должного охранения в тылу не оказалось, и связи между двумя деревнями тоже. В нем кипела злость на красных, на белых и на себя.

Вперед! Всех уничтожить! – приказал он.

На их счастье, красные тоже были беспечны и не позаботились об охране. Башкиры налетели как тучи и выбили их из деревни, обоз был спасен. Это была маленькая победа, доставшаяся дорогой ценой.

 

МОСКВА

Сталин решил собрать для работы в комиссариате по делам национальностей «нацменов», как их назвал Ленин. Иосиф Виссарионович полагал, что представители национальных меньшинств хорошо знают положение дел и будут старательно выполнять его указания, а также стремиться соблюсти интересы народов России. Исходя из этого он и пригласил на работу самым первым товарища Ракипа Муллаянова.

Товарищ Муллаянов, для претворения в жизнь декрета о самоопределении наций нам нужны действенные шаги. Вот ты, как татарин, представитель угнетенной нации, что предлагаешь? Только имей в виду, что в национальном вопросе мы не то что не должны потакать интересам национальной буржуазии, но и думать о таком не имеем право. У нас один путь – обеспечить интересы гегемона революции – пролетариата. Даже свободу народов мы должны строить на основе пролетарской революции.

Муллаянов очень долго и упорно размышлял, но не смог прийти к какой-то мысли. До этого он полагал, что достаточно прогнать помещиков и передать власть пролетариям. Дальше должен управлять пролетарий сам. А тут товарищ комиссар говорит, надо и интересы татар обеспечить, и пролетариев тоже. Но как в одном горшке сварить две каши? Пожалуй, так не сваришь. Муллаянов не знал, что и сказать Сталину. Он шел в Кремль и по пути встретил Шарифа. Они были давно знакомы, поэтому остановились поговорить, обменяться новостями.

Ты что без настроения? Стоишь, как молодая жена, к которой не ходит муж, – пошутил Шариф.

Да уж, – махнул рукой Ракип. – Комиссар задал задачу, не знаю, как ее решить.

Какой это комиссар? И какая задача? – Манатов заинтересовался. Муллаянов помялся, потом нехотя объяснил ситуацию.

Шариф легко решил мучившую его задачу.

А что здесь сложного? Надо построить национальную республику и передать власть пролетариату этой нации. Вот пусть и живут самостоятельно в своей республике под руководством пролетариата.

Вот так просто?

А почему нет? Вот мы в Оренбурге провозгласили национальную автономию на Курултае и взялись за национальные дела. Меня вот поставили председателем правительства автономии.

Муллаянов долго обдумывал услышанное. Затем ответил.

Не получается.

Почему?

Потому что татары и не требуют, как башкиры, территориальную автономию. Им нужна национально-культурная автономия: культура, образование и свобода слова. А при таких условиях как совместить с этим гегемонию пролетариата?

Да, есть разница. Надо думать.

Муллаянов подумал и вдруг загорелся какой-то идеей.

А ну-ка, пошли со мной, – он схватил приятеля за рукав и потащил.

Куда ты меня тащишь?

Пошли, я представлю тебя нашему комиссару.

Кто он? Комиссар по каким делам?

Сталин. По делам национальностей.

И что там мне делать?

сУвидишь.

На их счастье, в кабинете Сталина посетителей не было. Комиссар сидел в раздумьях, подперев голову ладонью.

Разрешите, Иосиф Вис-са-рио-нович?

Брось, товарищ Муллаянов. Язык сломаешь так. Скажи просто: товарищ Сталин. Просто, по-пролетарски.

Товарищ Сталин, я привел к вам человека, было бы хорошо, если бы он нам помог по национальному вопросу.

Кто он? Что он знает? Подойди поближе.

Я Шариф Манатов, товарищ Сталин.

Откуда? Какой национальности? Какое образование?

По национальности я башкир. Из деревни возле Челябинска. Учился в Швеции. Знаком с большевиками с тех пор.

Член партии?

Не состою в партии. Тогда ведь в партию не записывали. А там большевиков я не встречал.

Какие взгляды по национальному вопросу?

Какие? Мы провозгласили Башкирскую автономию. Сейчас строим ее. Я председатель исполнительной власти автономии.

Ого! Председатель, значит?

Да, председатель.

Получается, ты на практике уже занимаешься национальным вопросом. Нам такие люди нужны. Здесь что делаешь? Разве председатель не должен руководить на месте?

Я по решению правительства являюсь представителем Башкортостана в Советской республике.

Хорошо, так о чем хотят договариваться с нами башкиры?

Нам нужно признание Башкирской автономной республики в составе России.

Скажи, а Башкирская автономия является пролетарской?

Манатов замялся.

Мы пока это не обсудили.

Тогда поясните этот и другие вопросы, потом поговорим. А ты, – Сталин повернулся к Муллаянову, – внеси товарища Манатова в список работников комиссариата. Нам такие люди нужны.

Муллаянов одним махом достиг двух целей. Во-первых, нашел человека, разбирающегося по делам автономии. Во-вторых, помог Манатову с трудоустройством. Работа при комиссариате давала неплохой паек и привилегии, возможность получения жилья.

Муллаянов изо дня в день повторял вопрос Манатову, который сам услышал от Сталина:

Вот ты – башкир, представитель угнетенной нации, а что бы ты сделал для устранения этого гнета? Только имей в виду, что в национальном вопросе мы не то что не должны потакать интересам национальной буржуазии, но и думать о таком не имеем права. У нас один путь – обеспечить интересы гегемона революции – пролетариата. Даже свободу народов мы должны строить на основе пролетарской революции.

Что нужно башкиру, я уже ответил, – Манапов гнул свое.

Но Сталин велел смотреть на все через призму пролетарской революции. А ты все еще рассуждаешь как буржуазный башкир.

Насколько я знаю, пролетариат – это рабочие заводов и фабрик, получающие за труд заработную плату.

Точно.

Но у башкир почти нет рабочего класса. Я знаю только немногих башкир, кто работает на оренбургской пристани, на мясной фабрике, на мануфактуре. Вот и все. Мы должны создать Башкирскую автономию для них, выходит? Даже построим мы им республику, дальше что?

Слушай, а может, нам надо как в лозунге: пролетарии всех стран, объединяйтесь?! Давай создадим общую автономию для татарских и башкирских пролетариев? Татары и башкиры – считай, один народ. Глядишь, если объединиться, тогда и пролетариев больше наберется.

Можно подумать у татар есть пролетарии? Где они, в торговле? Что-то я не встречал татар на каменоломнях и шахтах.

Ладно, давай не будем об этом, все равно пролетарии двух народов составят больший процент.

Это так.

Значит, нужно просить одну автономию на двоих, больше никак.

Двоим детям одну игрушку?

Ладно, не до шуток.

Но ведь татарам не нужна автономия? Это же башкиры требуют автономию. Татарам довольно культуры и образования. Поэтому не складывается общая республика.

И что ты предлагаешь?

Уже предложил. Пусть башкиры получат автономию. Но пролетарскую республику. А татарам, раз не просят, – не давать. Не станешь ведь насильно кормить кота мышкой?

Так они долго спорили и день, и ночь. Точку в споре поставил комиссар.

Итак?

Товарищ Сталин, мы долго думали… – Муллаянов рассказал о разногласиях.

А впрочем, – сказал комиссар, – ведь здесь есть зерно, которое может прорасти при благоприятных условиях. Я имею в виду одну автономию на два народа. А на Кавказе одну автономию на три народа: грузинам, армянам и азербайджанцам. Тогда не будет национального гнета, построят самоуправление в составе России. Как вы назвали автономию татар и башкир?

Штат Идель-Урал.

Погоди, это уже было, это предлагали буржуазные деятели.

Татаро-Башкирская республика.

А почему не Башкирско-Татарская республика?

Так легче произнести…

Хорошо, пусть будет Татаро-Башкирская республика. Готовьте постановление комиссариата.

 

В ОРЕНБУРГЕ

 

Валиди стал размышлять о произошедших событиях и понял, что упустил из виду большое дело. Он понял, что многие проблемы и противоречия, возникающие при реализации решений, происходят потому, что правительство не ведет диалога с народом, с надеждой заглядывающим к нему в глаза. Поэтому нужно находить возможности для откровенного разговора с людьми, для выступлений. Валиди сел за стол и написал «Обращение к башкирскому народу». Наутро он выступил с ним перед правительством и попросил опубликовать в газете.

 

Родная страна! Любимый и дорогой наш народ! – начиналось обращение. – Мы отбили наступление большевиков, которые привлекли людей красивыми, но лживыми лозунгами, которые встали на путь невиданного доселе насилия и террора. И теперь восстановили избранное вами Башкирское правительство и, испросив помощи Аллаха, веря в ваши силы, энергию и предприимчивость приступили к работе.

Большевистская партия отвергла автономии народов Туркестана, Казахстана, Кавказа, Крыма, Украины, Сибири, также казаков и нашу.

Мы, вами избранное правительство, собрали 70 тысяч пудов зерна для помощи бедным. Большевики отобрали его и отослали в русскую губернию. Мы взяли в свои руки золотодобывающую и железорудную промышленность. Но большевики отобрали у нас 3 пуда чистого золота и 17 пудов серебра. Они также конфисковали 500 000 рублей из Караван-сарая и Баймака.

Большевики говорили о «Башкирско-татарской республике», а сами в это время через волостные аппараты собрали списки сторонников автономии, которых арестовали и убили. (Далее подробно перечислялись преступления красных, их зверства над населением).

Мы вооружились для защиты нашей земли, религии, автономии. Народы Кавказа, Сибири и Крыма также прогнали большевиков. Если мы дадим им возможность оставаться в нашем Башкортостане, на Урале, то покроем себя позором. Теперь мы, башкиры, другие мусульмане, живущие в Башкортостане, казахи, киргизы, туркестанцы, объединившись вместе с казаками, должны выгнать их с нашей земли.

Заместитель председателя Башкирского правительства,

начальник военного отдела и отдела внутренних дел

Ахметзаки Валиди

 

Летние месяцы стали испытанием для Башкирского войска, временем не только кровавых битв, но и побед. Особенно героическими и твердыми были три первых полка, которые бились с врагом лицом к лицу, громили его, применяя военную хитрость и фактор внезапности. Поэтому военные действия шли успешно. Уже очистили от красных Зауралье, левобережье Агидели, далее земли на западе Башкортостана. 6 июля красные оставили Уфу, восьмого – Оренбург. Башкирское правительство вместе с войсками из Челябинска прибыло по железной дороге в Оренбург, обратно в Караван-сарай. Когда поезд остановился, Заки Валиди выскочил из вагона и, вздохнув полной грудью, поспешил с волнением к зданию с высоким минаретом. Понимавший его с полуслова Ильяс Алкин с охраной обогнали Валиди, выстраивая оцепление у Караван-сарая. Но опасаться было некого. Еще раньше сюда были посланы кавалеристы, которые заняли резиденцию и наводили порядок в здании.

Заки осмотрел Караван-сарай и зашел в мечеть. Там он опустился на колени и прочел молитву Аллаху:

О великий Аллах, благодарю тебя тысячекратно за то, что услышал мои молитвы и воплотил их в жизнь! Мы, твои рабы, которые не только молимся тебе, но и ведем борьбу за свою веру, за то, что вернул нас в наше правительство, в Караван-сарай, возносим тебе вечную славу, о Аллах!

Все прибывшие с ним упали на колени и молились рядом с Валиди.

Когда он встал, то к нему с низким поклоном подошел человек в восточном халате.

Я Саитгазим Кадырбай. Принес приветствие от правительства Алаш Орды. Как и договаривались, мы обосновались в здании Тургайского вали, организовали западное представительство Казахстана.

Очень хорошо, теперь в Оренбурге снова три правительства.

Кто третье?

Казаки под командованием Дутова.

В один казан две бараньи головы не лезет, говорят, втроем уместимся ли?

Если душа широкая… Управление городом отдадим казакам. Мы тут не собираемся держать много войск и имущества. Только охрана правительства и школа для военных. Остальные войска и учреждения распределим по кантонам.

А у нас и того нет. Мы же только представительство.

Если даст Аллах, то заживем без ссор. Надо добить этих большевиков еще…

В это время красные оставались лишь в лесах Башкортостана. Они хотели прорваться на юг. Но их преследовал второй полк, нанося поражение за поражением. Потому-то и отряды Блюхера и Каширина развернулись в сторону Перми. Башкиры, разгадав их намерения, перекрыли путь на Стерлитамак и вели бои за деревней Кузян. Валиди сам проверял положение войск и часто бывал на передовой. Он приехал на машине от Оренбурга до Мелеуза, а затем на лошадях добрался до родной деревни Кузян. На счастье, родители были живы-здоровы, как и другие родственники. Хоть и не был в родном доме целый год, но задерживаться здесь Заки не мог. Он только утолил жажду чашкой чая и вскочил на ноги:

Сейчас идем на передовую. Если повезет, вечером еще посидим вместе, – пообещал он и вышел.

Башкирские войска преследовали красных. Выбитый из Макара большой отряд Каширина без оглядки бежал в сторону Петровского. Заки со сподвижниками с горы Юкале наблюдал за окрестностями. Там недалеко был брод на реке Зиган. Красные узнали о нем и переходили реку кто верхом, а кто пешком. Вот показалась тачанка, запряженная тройкой лошадей. Достигнув середины реки, она неожиданно напоролась на валун колесом и опрокинулась. Пулеметчики попадали в воду и стали выбираться на берег, бросив пулемет и лошадей. Тут их догнал командир в фуражке с красной лентой, с наганом в руке. Он закричал на солдат, чтоб убрали тачанку с дороги. Это был сам Каширин.

Но солдаты хотели спастись и не слушали командира. Каширин пристрелил упавшую лошадь и потом за непослушание карабкающегося на берег солдата. Затем перешел реку и пришпорил коня.

Это же Николай Каширин, – сказал Валиди, опуская бинокль. – Командир красного отряда. Своих стреляет запросто. За какую власть воюют эти люди?

Эта картина потом долго стояла перед глазами Валиди. Казалось, что отлетевшая душа солдата спрашивала Аллаха: «Зачем ты создал меня для этой бессмысленной жизни?».

Когда же удалось полностью очистить Башкортостан от красных, то воевавшие солдаты запросились по домам. Победа одержана, зачем еще нужно их держать под ружьем? Об этих настроениях правительство узнало очень быстро. Поэтому собралось на совещание: что будем делать?

Если подумать, наши парни правы, – сказал Валиди. – Мы ведь организовали армию для борьбы с большевиками. Хвалла Аллаху, наши старания привели к победе – мы выгнали красномордых из Башкортостана. Но с другой стороны: если сложим сейчас оружие, то не побьют ли завтра дутовцев и других белых большевики? Да и Дутов просит присоединить наши войска к нему.

Поднялся спор, высказывались разные мнения. Затем решили: войско не распускать. На условиях договора с Комучем и Дутовым решили им помочь.

Валиди отправил посыльного с запиской к Дутову, потом пошел к нему сам. Еще до заключения в тюрьму он говорил с генералом. Поэтому он поздоровался как старый знакомый. Дутов не шел навстречу, но и не выставлял мелких условий.

Для чего вы хотите заключить со мной договор? – спросил Дутов.

Это нужно для признания нашей автономии.

Хорошо, вот я признал вашу автономию, а дальше что? Что это изменит?

Это даст возможность башкирам быть равноправными гражданами, которые строят свою государственность, имеют свою культуру и религию.

А какие у башкир будут обязанности?

Являясь автономией в составе России, Башкортостан будет обязан защищать Россию от врага, платить налоги в общую казну, выполнять общие законы.

И все?

Да.

Это не так много, по сути. Тогда я подпишу с вами соглашение, но с одним условием.

С каким?

Ваши части будут воевать с нашими под моим командованием против красных.

Хорошо, мы принимаем такое условие. Только башкиры будут держать свой фронт и должны быть самостоятельны. Ваши приказы мы будем передавать через наше правительство, а не напрямую.

Дутов подумал и сказал:

Война план покажет. Думаете, что в сражении получится передавать все приказы через вас?

Получится. Только нужно желание и доверие.

Договорились. Пожмем руки, Ахметзаки Ахметшахович.

Они пожали руки. Валиди подумал, что дело сделано и хотел уйти, как атаман спросил:

А кто еще из народов России хочет построить такую автономию, как ваша?

Есть такие, Александр Ильич. Вы знаете, казахи провозгласили Алаш Орду республикой. В Ташкенте будет Туркестан, украинцы строят республику, на Кавказе готовят автономию. Вот финны уже признаны многими странами. Страны Балтии тоже на этом пути.

Скажите, откуда вы это все знаете? Вы очень осведомлены.

Да, Александр Ильич, мы постарались наладить связи со всеми уголками России, отправили туда своих представителей. И получаем новости ежедневно.

Говорят, что и с Англией есть связь?

Это преувеличение. Для обмена послами нужно же взаимное признание. Пока нас Англия не оповестила, – Валиди улыбнулся. – Но все равно знаем их ближайшие планы.

Какие? – Дутов не поверил.

Англия начнет войну против России.

Что? – Глаза Дутова округлились. Он снял пенсне и протер платочком. – Откуда такие сведения?

Говорю же, получаем информацию из разных мест. Не только Англия, но вся Антанта выступит против большевиков.

Вот как… Значит, нам нужно скорее укрепить и расширить свою казачью автономию.

Может, и так. Пользуясь ослаблением России, все стремятся урвать себе куски пожирнее.

На что вы намекаете?

Политика – это когда одно думают, а говорят другое… – сказал Валиди, а Дутов закончил:

А делают третье… И все же поясните.

Тут все ясно. Пользуясь гражданской войной, Германия отхватила жирный кусок от нее. Теперь Англия, Франция, Япония – все хотят оторвать куски побольше и побогаче. Да и внутренние распри в России сильны.

Опять намеки?

Комуч, Колчак, Дутов, Ленин, Врангель…

И добавь – Валидов, – Дутов обиделся.

Валиди решил попрощаться.

Через два дня мы принесем проект договора. До свидания.

До встречи! – Дутов все еще был ошарашен словами Валиди. – Ох, не простой это человек. Мы их называем инородцами, нацменами. А ведь он куда умнее многих наших русских.

Валиди вышел на улицу. Там ждал его автомобиль. Такая же машина была и у Дутова. Две на весь Оренбург. Валиди задумался, пока шел к Караван-сараю. Его мысль была обращена к прошлому.

Все слышали о великом завоевателе Чингисхане, о его полководческом таланте. Он завоевал одну шестую часть суши. А ведь истоки побед Чингисхана лежат в накоплении знаний и новостей о той или иной стране, в его поисках слабых мест противника, в неожиданной тактике. Чингис, Тамерлан, Македонский, Санжар аль-Башкурди Малюк, хан Башкорт, Кутузов, Суворов, Карасакал, Алдар-батыр, Перовский – все их знаменитые сражения изучил Валиди. Теперь он часто вспоминал об этих полководцах, размышлял, насколько сегодня применимы их приемы для достижения победы в бою. И главным условием победы во все эпохи оставалось точное знание планов противника, разведка местности. Кто не занимается разведкой сил противника, а считает себя героем, тот скоро познает горечь поражения.

Последствия заключения договора с казаками Башкирского правительства аукнулись для Валиди уже на третий день. После обеда он зашел в свой кабинет. Тут появился Хурматулла Идельбаев. Увидев его, Валиди напомнил его кличку:

Базаров!

Хурматулла скривил лицо, ведь Валиди назвал его на башкирский лад.

А что, Базаров происходит от «базара», а это слово ведь наше, тюркское. И кстати, ты не уехал еще в Хиву?

Я задержался. Я подумал, что лучше не ехать из России прямо в Хиву. Это вызовет подозрение хана, лучше я остановлюсь в Конграте. А там близко до Джунаид-хана. Как ты смотришь на это?

Думаю, что ты прав. Я тоже наслышан о хане Хивы Асфандияре.

Только это не все, я привел к тебе человека.

Пусть зайдет. Кто он?

Сам скажет.

Хурматулла ввел сутулого человека. Лицо его скрывал капюшон, который он снял, достигнув стола. Валиди его сразу узнал. Это был Харун Курбангалиев. Они совсем недавно разговаривали в Челябинске о башкирских делах.

Ба, Харун, что за фокусы? Зачем ты в здании ходишь в капюшоне? – удивился Заки.

Харун не стал объяснять, а сразу выложил главное:

У вас назначен в скором времени парад войск?

Да, хотим провести смотр в Караван-сарае.

Вот там вас собираются убить солдаты из Аргаяша.

Меня? Башкирские солдаты?

Да, тебя. Башкиры тоже разные, а в войске есть разные мнения о тебе.

Кто за ними стоит?

Мой брат Габделхай. Он хочет стать башкирским ханом. После того, как тебя устранит. Я пришел тебя предупредить.

Ладно, – Валиди был спокоен.

Хурматулла с Харуном ушли. Тот снова надел капюшон. Видимо, не хотел, чтобы его узнали и оповестили брата.

Валиди хоть и сомневался в том, что наговорил Харун, но все же принял меры для своей охраны на смотре. Во-первых, взвод из Аргаяша поставили в самый конец торжественного марша. Во-вторых, усилили личную охрану членов Правительства, приказав быть начеку.

Вот под музыку оркестра перед членами правительства и горожанами начали торжественное прохождение солдаты. Вот в конце строя показался взвод из Аргаяша. Идут хорошо, слаженно, чеканят шаг. Но, поравнявшись с правительством, строй распался, две задние шеренги бросились с пиками на Валиди.

Но охрана была наготове и, вытащив сабли и револьверы, заслонила членов правительства.

Бросайте оружие! – скомандовал начальник охраны. Видя, что они окружены, аргаяшцы бросили пики и сдались.

Потом подсчитали арестованных, на Валиди набросилось 23 заговорщика. Их допросили:

За что вы хотели убить башкирского главнокомандующего?

Солдаты ответили, заливаясь слезами:

Нам приказал Габделхай Курбангалиев. Нам сказали, что Валиди нас оправит в Среднюю Азию. А если убьем его, то нас отпустят по домам.

Кроме этого, заговорщики не знали ничего. На самом деле причины нападения и нити заговора были спрятаны глубже. Валиди, возможно, и не узнал бы, кто тянет за веревочки, но были люди, для которых он был авторитетным человеком. Офицер из поляков Бриц обратился к Валиди:

Ахметзаки Ахметшахович, конечно, к командующему нужно обращаться по званию, но мне оно не известно, поэтому обращаюсь по-граждански.

Слушаю вас, капитан.

Во главе заговора вовсе не Курбангалиев с кем-то, а генерал Ханжин. Он привык бросать башкирские части на самые опасные участки. А когда вы уехали из Челябинска в Оренбург, то и перебросили оттуда войска. Теперь Ханжину стало трудно воевать. Мало того, будь его воля, он перебил бы всех башкир. Он ненавидит их и Башкирское правительство. Поэтому и спланировал это покушение, чтобы стравить башкир между собой. Плохой полководец лишь на гадости годится.

Откуда вы это узнали?

Мой земляк служит под началом Ханжина. Он сказал. А я должен беречь доверенных мне солдат, несу за них ответственность, поэтому я и вам докладываю. Это мой долг.

Спасибо.

Служу башкирскому народу! – ответил Бриц и, щелкнув каблуком, попрощался.

Валиди расчувствовался от таких слов поляка, радуясь, что служить его народу считают за честь представители других народов.

До сих пор военного суда в Башкортостане не было. Но раз есть армия, то могут быть разные происшествия и преступления, поэтому организовали суд. Военный суд приговорил всех 23 человек к расстрелу! Валиди был категорически против. Ведь солдаты были лишь исполнителями коварного плана Курбангалиева. Конечно, преступление было налицо, его последствия были весьма опасны для армии и народа. Расстрелять их полагалось. Но все же решили оставить им жизнь, простили, даже из армии не прогнали, оставив на тыловых и вспомогательных работах.

 

* * *

 

Шли дни. Дутовцы ставили полк Насипа на самые тяжелые участки. Поэтому потери были серьезные. Парни, которые, не зная войны, говорили, что «шапками закидаем» врагов, теперь сникли. Они дрались с мужеством, не жалея себя, но и гибли в первых рядах атакующих.

Насип пробовал указывать на это в дутовском штабе, но там над ним лишь посмеялись:

Это ведь ваша земля. Вам же нужна республика? Вот и воюйте за нее. Нам она не нужна.

Началась осень, и шли дожди. Башкирские части были легко одеты. Многие не имели сапог, ходили кто в лаптях, кто в ботинках. Формы военной тоже не хватало. Дутовцам выдали шинели, шапки, сапоги. А башкирскому полку дали одну шинель на пятерых. Насип пробовал собрать одежду в деревнях у населения, но там почти ничего не оставалось. Обращался Насип и в башкирское правительство, но не было помощи.

Самым больным местом было снабжение патронами и оружием. Порой в атаку шли с дубиной-сукмаром, вступали в рукопашную от отсутствия патронов. Не было никакой санитарной помощи и перевязочных средств. Получившие ранение были обречены на мучительную смерть.

Но дезертиров в полку не было, никто не избегал боя. Все старались выполнить приказ и бились до конца.

Салих как умел поднимал воинский дух в полку. Призывал к сплоченности рядов. Салих говорил с солдатами, находил для каждого слово, которое могло поднять настроение. Писал стихи, читал их на привале, веселил звуками мандолины. Но солдаты были измучены и улыбались сквозь силу, многие заболели простудой и кашляли, сотрясая дома, в которых ночевали.

Салих на людях стремился быть веселым, поднимал настроение другим. Но, оставаясь наедине с собой, плакал навзрыд. Он страдал от мысли, что попытка построить хорошее государство привела к гибели многих людей. Сердце его болело, душа была подавлена. Не в силах переносить муки, он написал: «Этот ад, эта война, эта кровавая бойня, эта революция завершится гибелью страны». Он вспоминал своего малыша, которого оставил, и обращался к нему: «Ты как маленький росток, не спеши, не расти, чтобы не видеть и не знать эту кровавую резню». Но эти строки он никому не показывал.

Насип тоже переживал из-за тяжелых утрат.

«За что мы воюем? Зачем нам эта бойня?» – спрашивал он себя. Ведь Самарское, Сибирское правительства, Колчак, чехи, дутовцы – все, кто уверял их о признании автономии при вступлении в войну Башкирской армии, не торопились выполнять обещание. Башкиры слышали в ответ одни отговорки, мол, повоюйте еще, докажите вашу преданность, а там посмотрим.

Насип постоянно занимался пополнением, мобилизуемым из глубины, добывал фураж, провиант, обмундирование. Новые люди и кони поступали в полк и быстро поглощались прожорливым богом войны. В уездах народ обнищал, стал голодать, уже не мог прокормить войско. В стране наступали разруха, голод и болезни.

 

***

Ночью подморозило, к утру лужи под ногами покрылись коркой льда. Полк получил приказ окопаться у остроконечной горы. Сказали, что ожидается наступление красных. Было ясно, солнечные лучи слепили глаза. Солдаты в одних гимнастерках старались хоть как-то согреться на ветру, копая окопы.

В этот момент показались шесть всадников на правом фланге и стали что-то кричать солдатам. Насип заметил их и пошел узнать, в чем дело. Подойдя ближе, он услышал слова говорившего на башкирском:

Эй вы, придурки, продавшиеся белым! За что воюете? Мы за красных, за бедный народ, за его лучшую жизнь. А вы? За золото Заки-хана или за толстое брюхо Курбангали? Если б они ценили вас, то дали бы тулупы. Вот смотри, какие у нас шинели! – агитатор распахнул шинель. Валидовцы молчали.

Бросайте оружие! Переходите к нам! Зачем вам атаман Дутов? Вы для него пушечное мясо.

Солдаты увидели командира.

Вали отсюда, командир идет, – предупредили они оратора.

Насипа боитесь, что ли? Он такой же бедняк, как и мы. Только дурак. Белым продался!

Насип все слышал, и его задели обидные слова.

Почему слушаете этих? Стреляйте в пасть этим кафырам! – закричал он.

Двое солдат взялись за винтовки. Но очень медленно заряжали и целились. Пальнули мимо. Красные всадники не спеша удалились.

Тьфу! – сплюнул Насип. Но никого не стал ругать. Его совсем не разозлила попытка красных агитаторов. Наоборот, ему даже вроде бы полегчало.

Вскоре показались красные цепи. Они шли в гору на окопы и стреляли. Затем откатывались назад. То ли не были уверены в своих силах, то ли ждали подмоги. После очередной атаки Насип скомандовал:

По коням, отступаем в дальнюю деревню.

Почему он так распорядился – и сам толком не знал. То ли решил сберечь жизни парней, то ли понял, что патронов почти нет, то ли еще что-то… Просто все надоело…

Этой ночью поймали двух красных агитаторов. Их привели в дом, где сидели за столом Насип с Салихом.

Вот, клеили листовки по деревне, – солдат положил пачку листовок на стол. «Башкирской бедноте!» – было написано в заголовке. Далее говорилось: «Башкирской бедноте не нужна буржуазная автономия. Богачи и кулаки под видом автономии продали вас кровопийцам, как бывший Николай. Они дали вам оружие, чтобы вы убивали своих братьев, своих башкир. В Красной армии сегодня уже 50 тысяч ваших товарищей. Вы уже запятнали себя и башкирский народ перед мировым пролетариатом. Остановитесь! Сбросьте автономистов, утопивших Башкортостан в крови! Да здравствует Советская власть в Башкортостане!»

Насип отпустил солдат, приведших арестованных.

Спросил у красных?

Вы откуда?

Из-под Стерлитамака.

Хотите нас победить вот этой бумажкой?

Не победить, а убедить. У кого башка на плечах, тот сам оружие бросит, зря кровь проливать не станет. А кто не понял – того убьют. И сила, и правда на нашей стороне.

Это какая же правда?

Самая простая. Не воевать за богачей-кровопийцев.

А кто был твой бай?

Заки Валиди. Правда, самого его я видел не часто, но отец его кровушки попил нашей.

Насип задумался и потом приказал Ахмету, хлопотавшему у печи.

Выводи, – кивнул в сторону красноармейцев. Ахмет накинул шинель, взял винтовку.

Пошли!

Пленные молча вышли. Ахмет повел их на край деревни. Они прошли часового. Ахмет прошептал им:

Бегите! И чтоб больше я вас тут не видел!

Красные убежали. Ахмет пальнул в воздух два раза и вернулся.

Насип уставился на Ахмета, буравя его взглядом. Он догадался о том, что произошло, но не подал виду.

После этого Насип изменил тактику боя, точнее – делал вид, что воюет. В штабе он с пеной у рта противился убийственным приказам. Он больше не гнал в атаку солдат. Если красные наступали, то сразу приказывал отходить. Теперь и бойцы почувствовали перемены в командире и старались не подставлять головы под пули.

Это злило белое командование. Теперь полк вообще снабжался очень плохо: и патроны, и скудная провизия доставлялись им в последнюю очередь.

 

***

Минзада покормила грудью малыша, а когда он уснул, осторожно положила его на середину перины и любовалась, как он во сне продолжал чмокать губами. Ребенку было только три месяца, но лицо его стало беленьким, бровички почернели, да и сам он подрос. Минзада тихонько поцеловала сына и взялась за свое шитье, разложив его на лавке. Она развернула свое изделие, которое было сшито из трех полотен: вверх – голубой, середина – зеленая, низ – белый. Это был флаг автономного Башкортостана. Минзада уже почти завершила работу, сделав окантовку полотна. Ей помогали соседки. Но придумал сшить флаг Салих. Когда они прощались, выстроив полк на склоне горы, Салих сказал:

Эх, если б у нас был флаг, чтобы нес его солдат во главе полка!

Расставшись с мужем, Минзада взялась за это дело. Самое трудное было найти ткань по цвету. Белую и зеленую ткань купила в лавке. А голубую было не найти. Тогда и подсказала соседка-учительница: «Зеленую ткань надо положить в краску для шалей, в жиденький раствор. Если добавить черное в зеленое, то получится голубое». Так и поступили, теперь Минзада уже заканчивала работу.

Вдруг на краю деревни послышались беспорядочные выстрелы. По улице проскакали конные. Минзада бросилась к окну, во дворе была хозяйка, она забежала в дом с испугом:

Стреляют, кто не знаю. Между домами носятся.

Минзада приложила палец к губам, показывая, что ребенок спит. Хозяйка замолкла. Но тут послышались шаги, и кто-то в военной форме распахнул дверь с криком:

Где эта сво..!

Минзада поняла, что солдат русский, спросила:

Кто?

Тот, который сюда забежал, – ответил солдат и стал рыскать по дому, заглядывая под лавки, за печку.

Нет здесь никого.

Ребенок проснулся от шума и заплакал. Минзада подхватила сынишку и дала ему грудь.

Солдат уставился на Минзаду с вожделением, вырвал малыша из ее рук, передал его хозяйке.

На возьми и дуй отсюда!

Старуха не понимала его. Тогда солдат вытолкал ее на улицу.

А мы с тобой любовью будем заниматься! Во какие у тебя титьки! – заявил он и разорвал платье Минзады.

Тут дверь снова открылась, и появился еще один солдат. Первый не пустил его в дом.

Не заходи, подожди за дверью, никого не пускай. Я сейчас по-быстрому. Потом тебе дам. Пользуйся сколько хочешь.

Тут сзади шелкнул затвор забытой солдатом винтовки. Он обернулся и увидел направленное на себя дуло. Минзада нажала на курок. Брат Халит научил ее стрелять. Солдат рухнул как подкошенный. На пороге возник второй солдат с винтовкой в руках. Минзада щелкнула затвором и выстрелила еще раз. Второй тоже упал.

Минзада набросила камзол на разорванное платье и выскочила на улицу. Она подбежала к старухе, державшей малыша на руках.

Бежим! – крикнула Минзада, и они через ограду побежали к лесу.

Потом в деревне утихли крики и выстрелы. Минзада попросила хозяйку.

Тетя, ты тихонько посмотри, что там. Ушли эти враги или нет?

Старуха вернулась не сразу.

Не ушли они. У нашего дома стоят – их отряд и наши деревенские. Один в фуражке орет, а хозяин лавки Шавкат переводит. Их командир требует сказать, кто убил солдат в нашем доме. Грозит, если не скажут, то сожжет деревню. Боюсь, что эти кафыры не посмотрят, что на носу зима, пожгут нас. А что людям потом делать?

Старуха укоризненно посмотрела на Минзаду, словно говорила: «Ведь это ты их убила!»

Минзада постояла и отдала сына старухе.

Стой здесь. В деревню не ходи, – сказала Минзада, а сама пошла к дому.

Минзада прибежала во двор и крикнула:

Разбегайтесь! Башкиры сюда скачут. Насипов полк идет!

Где?

Вон там за рекой.

Командир засомневался.

А ты кто такая? – спросил он.

Я вдова капитана Петрова. Он под Челябью погиб.

Жители деревни стали разбегаться с криками. Командир в фуражке скомандовал:

По коням! Уходим из деревни! Сюда насиповские идут!

Солдаты засуетились и стали уходить. Мимо проезжала телега с пулеметом.

На, получай напоследок! Чтобы было о чем вспоминать! – Пулеметчик дал очередь в сторону дома старухи. Там оставалась лишь Минзада. Пуля вошла в сердце. Минзада сползла по столбу забора и упала.

Прождав довольно долго, старуха вернулась с плачущим младенцем и дошла до дома. Она увидела остывший труп Минзады и от потрясения зарыдала.

 – О Аллах, за что ты насылаешь на наши головы такие мучения? Красные пришли – поубивали людей, белые пришли – опять застрелили. Где же наши защитники?..