Журнальный мир

Серебристый Целан

поднимаешь буквы как валуны
едва написав
оставляя пролежни слов
на примятой траве
смысла ломкие тени
серебры…

серебрат мой
по неисцелимому слову
со вкусом свинца…

серебристый пепел седеющий
от хранения долгого
в урнах…

серебристой иголкою в Сене
мысль о Нигде…

Стрекоза

когда жизнь стихает
дирижёрскую палочку прячет
в вечерний чехол
я закрываю как ставни глаза
и вижу
внутри меня растёт будто дуб
ветвистый душевный хохол
а на нём сидит большущая
неприлично синяя стрекоза

у неё на левом боку –
как у того ил-двенадцать в нерчинске! –
дверца-люк
заходи рассаживайся
только не трогай этот сундук
(в нём кощеева смерть
оттуда постоянное тук-тук-тук!)

я захожу веду за ручку
маленькую пугливую маму
с куклой братом и куклой сестрой
я говорю им потерпите
вот-вот взлетим и всё поменяем –
часовой пояс город страну
общественный строй

шило на мыло мах на мах
культур на мультур
мезозой на палеозой
и сидит этот ил-двенадцать
во мне занозой
сидит ну-давай-уже-взлетай-стрекозой!

и тя-а-а-а-анет к её хвосту
три растопыренных пальца
мальчик-ах!
вот поймает
привяжет нитку к хвосту
будет выпасать в небесах

…я смотрю в иллюминатор
из прошлого
и отражаюсь
в его глазах…

Что есть Родина

я спросил дерево
зашелестело
– корни…
привязанность
вместо любви

я спросил зверя
оскалился
– ожиданье охоты…
флажки меж стволами
запрет
похожий на праздник

я спросил птицу
защебетала
– полёт…
от налога на перья
к налогу на крылья

спросил человека
он молча сузил глаза
и ударил в лицо
и вместо меня –
заплакал

Нищий ангел

Андрею Таврову

обнажённый по пояс
в рваных джинсах «монтана»
бредёт в осеннем тумане
подходит ко мне

небесная ртуть в глазах
на ресницах морось
у него нет рта
он просит взглядом

просит подать ему
хоть один непрожитый день
обещает вернуть
если вспомню о том
в последний день жизни

отдаю целый год
смотрю вслед

: татуировка на лопатках –
маленькие синие крылья

: поперёк
пять багровых следов от бича
почти параллельны друг другу
как линейки нотного стана

: и ни одной ссадины
ни единой раны
между ними –
ничего похожего на
нотные знаки

музыка тишины и терпения

…я почему-то уверен
его зовут
Андрей

Откровение

я говорю:
зимнюю зарю
должно измерять в снегирях

они говорят: ах!

Слово об улетевшей птице

деревья молчали зелёным
пока не онемели фиолетовым

Канатоходец

максиму бородину

нет чёткого понимания мира

[это как читать свои стихи
на табуретке
с петлёй на шее]

нет чёткого понимания

[это как застёгивать небо
на пуговицы
разлетающихся птиц]

нет чёткого

[это как удочерить
и воспитывать
твою тень]

нет

[это как отпустить на волю имя
и жить с одним отчеством
в одном отечестве]

так и ходишь по ниточке
канатоходцем
то ли балансируя
то ли отмахиваясь

[это как полжизни копить
на издание полного собрания
мыслей о тебе]

АЙГИМН: пейзаж

человек переполнен
не в силах нести: себя
и лопается кожица
выходят смущённые
онемевшие
: деревца и
: ручей как ребёнок-вдаль и
: цветы лепесток-к-лепестку и
: сама жизнь в простеньком платье

человек-пейзаж
смотрит как всё разбрелось
притих: не отличить

покуда хватятся
можно побыть
бабочкой или
полынью
или

АЙГИМН: колыбельная

восторг и: ужас –

нити трав: переплетены
с нитями змей

гладить: голой ладонью –
эту весеннюю
землю
как тёплое и
толстое и
разноцветное –
одеяло
под которым: много лет
безмятежно – спит

мама

Кенотавр

как неохота входить в эту нить
думает игольное ушко
лучше с верблюдом изменить
не ходить ни в одну из библейских школ

а над пустой могилой
надрывается иэн гиллан
«дитя во времени» четвёртой октавы
озимые травы

но жизнь обрастает днями с тобой
будто свежей листвой
и ты идёшь по мне как по воде
отсюда и далее – везде

Быть Петром

весь инвентарь
: водонепроницаемые часы
: времянепроницаемая кожа
: кожезаменительная вера

учусь
ходить
по воде

Родительский день

глухонемой идёт по вагону
раскладывает привычную хрень
: календари
: сонники
: брошюры

возвращается
собирает нетронутую хрень
: брошюры
: сонники
: календари

рвёт стоп-кран
выходит на лесной опушке
развешивает на ветках
: календари
: сонники
: брошюры

: ветки прирастают
бумажными листами

: белые листы
пробуют шелестеть зелёным

возвращается как надзиратель
«свидание окончено!»

Танталия

птицы
со спелыми абрикосами сердец
щебечут на июльских ветвях
плоды
с крыльями под кожицей
увесисто молчат

исступлённо трясу ветки

и падают вниз птицы
ставшие плодами
и падают вверх плоды
ставшие птицами

сок упавших –
лужицами на земле

небо взлетевших –
лужицами в глазах

А потом прилетела варакушка

и где та зелёная ночь
листьями липы наощупь
заполнявшая сочной тьмой
желтоглазо-проглядная
до истомы

оставался лишь
безымянный на правобережной
куда можно колечко
остальные врос/тая/ли

оставался лишь
поезд последний
с нетронутой колеи
на остальных уже начали
разбирать рельсы-шпалы
из остальных уже вынесли
даже стоп-краны…

и тут – варакушка
и яркая грудка её –
габаритный фонарь
где кончается бабьего лета
последний вагон
и начинается
прошлое

не улетает
будто крылья свои подарила
мне

чтоб успел!