Фрагменты
Фрагменты
ПУСТЫНЯ И РЕКА
И было – возрождённая монада
Неистощимый хаос посетила.
Монах отправился искать монаха,
А повстречал кентавра и сатира.
Как эллины со скрытными богами,
Они блуждали по лесу с хермитом,
Копытами, хвостами и рогами
Обязанные допотопным мифам.
Но тайна строит путнику гримасы:
Без равенства не будет разговора!
Родится из её потешной массы
Ужасная фигура Христофора.
Душа, что бессловесно горевала,
Тоскуя о неведомом собрате,
Святой и дикий, с телом Голиафа
И головой египетской собаки.
…Горячий морок, спорящий с геенной,
Седого льва изъеденная туша,
Лежит пустыня посреди вселенной,
Как не земная – солнечная суша.
Прозрачную мелодию играя,
Струна стихии, отдых и прохлада,
Течёт река из брошенного рая
И, разливаясь, достигает ада.
Людей минуя, символами станем,
Перемешаем древнюю породу,
Как будто мы песок метём хвостами,
Равняя для Антония дорогу.
Как будто мы, давясь позорным лаем,
Младенца переносим через реку,
И скоро жизнь, которой мы не знаем,
Вольётся в каждую прореху.
ФРЕСКА
Тускло светится левкас
И пустая церковь высится.
Жизнь и смерть – такой заказ
Получил иконописец.
Райская лазурь ясна,
Ад клокочет и дерётся…
На летящие леса
Он по лесенке взберётся.
Предначертанным судом
Судит верных и пропащих
И на фоне золотом
Пишет ангелов трубящих.
Первый ангел вострубил,
И под ним, в глубоких безднах,
Обитатели могил
Пробудились в лодках тесных.
Неподвижные пока,
Очи мёртвые открыли.
Плыли долгие века –
Видно, к берегу приплыли.
А второй поднял трубу,
И поддался камень прочный,
И пловец в своём гробу
Ощутил удары почвы.
Так за дело принялись,
Так дудели и плясали,
Что белее новых риз
Были те, что воскресали.
Но художник знает сам,
Как свинец в плавильне плавить,
И даёт беспечным нам
Злую музыку исправить.
Под ступенчатой горой
Мы кладём на землю трубы
И на росписи сырой
Трубачей целуем в губы.
ОРФЕЙ
От неистовой сказки начальных времён,
От ужасных рождений и бурь неизбежных
Нам остался разорванный белый хитон,
Что лежит, развеваясь, на скалах прибрежных.
На зелёную землю однажды придя,
Мы бродили по ней, как по древнему храму.
Лес шумел, и прохладные струны дождя
Натянул Аполлон на небесную раму.
А потом только ветер хлестал по лицу.
Жизнь прошла, будто сон одинокий приснился.
И вакханки меня окружили в лесу:
«Пей, Орфей, поклоняйся лозе Диониса!»
Выбор правит мужчиной, а жребий – толпой.
Выбираем судьбу, как струну для кифары.
«Пей, Орфей», говорили вы мне, или «пой»?
Пел Орфей, и седые деревья кивали.
Столько мощи и меры у каждой строфы,
Что становится эхом земная обида.
Эта музыка больше самой пустоты,
Глубже бедных угодий Аида.
Эвридика! Никто не вернётся назад.
Сколько адского пепла на платье налипло!
К лире тянутся мёртвые руки. Сказать? –
Эта музыка выше Олимпа.
Там звенит под ногами нетленная медь,
Голоса растворяются в облаке винном,
В чашах терпкую кровь подаёт Ганимед
Похотливым богам и коварным богиням.
Между Небом и Тбртаром, льдом и огнём,
В облетающей роще блаженных свиданий
Мы с тобой пировали и спали вдвоём,
Будто не было этих могучих созданий.
И когда я спустился в могилу твою,
Лёгкой тенью на листьях встречала меня ты.
После музыки тихо в подлунном краю,
Только пляшут со смертью менады.
ЛЕСНАЯ МУЗЫКА
Судит истинным судом
Широко раскрытый дом,
Лес молчания и звуков,
И свои законы в нём
У дубов, берёз и буков.
Он в холодном сентябре
Полон разноцветных флагов,
Мы гостим в его шатре,
Разбираем на коре
Календарь древесных магов.
Вот опять вокруг ствола
Обернулся год змеиный,
Открывают торжества
Кисть пророческой рябины,
Ветка ясеня-волхва.
Влага тихая на всём.
Через мокрые ворота
На плечах своих несём
Время, долгое, как сон.
Ночью слышен вой и свист,
Мы живем в кривых лачугах,
Но осенний воздух чист.
Ходят в царственных кольчугах
Дуб, орешник, остролист.
* * *
На коршуне верхом преследовал грозу.
Короткий ветер сёк, дрожала тьма на веках.
И чёрные леса ворочались внизу,
И ржавая вода переливалась в реках.
Как сильный океан, гроза под ним плыла,
Раскачивала твердь далёкими громами,
И были у него два глаза, два крыла,
И заострённый клюв, и яблоко в кармане.