Журнальный мир

ЕЩЁ

Строка не задалась с утра.

Гонец предзимний иль сатрап –

холодный ветер бился в окна.

Катился осени кувшин

по кромке дня, и беззаботно

пинал его воздушный джин.

Но паутины сонной нить

ещё держала бабье лето,

ещё душа была согрета,

ещё хотелось осенить

крестом – восходы и закаты,

и каждого, чей мир распят,

спешащих вырасти ребят

и пламень слова языкатый…

МАЛЕНЬКИЙ АНГЕЛ СМЕЯЛСЯ

Ночью на Землю сыпался пепел крестов,

мир утопал в нём – до памяти первого хлеба.

Сны говорили:

«снег чудотворен – Христов»,

и… оставались в границах святого вертепа.

Далее – тьма – выпивала густое вино,

или глотала жемчужины – горькие слёзы.

Неба бутыль не пустела, на тёмное дно

дни уходили, и дым недописанной прозы

молча стелился, побуквенно – в зоне кладбищ,

рядом с гвоздиками, вечность свою сочиняя…

Ветер крещенский был светел и праведно нищ,

словно ему открывалась страница иная.

Утром на зеркале моря виднелись следы –

чаячий крик или зябкое зимнее слово.

Маленький ангел смеялся:

«так много воды!»,

маленький ангел смеялся и видел большого…

ФАНТАЗИЯ

Все спят ещё –

все стены, крыши, окна.

Баюкает бессонницу мою

безмолвный призрак – время.

Снов полотна –

фантазия рисует и жнивью

молитвенную формулу рассвета

без плена зёрен дарит, а в горсти –

их мыслей отзвук

«…жизнью прорасти»…

И пчёлка воли

в день летит – январский,

медовым светом – утренним – полна.

К ней тянет руку время,

и по-царски

уходит вслед за нею тишина…

НЕ СМОТРЮ

Не смотрю я ни вдаль, ни вокруг,

ни на звёзды, ни в зеркало.

Осень – самый бессонный мой друг,

говорю: до утра не померкла бы.

Говорю…

Отглаголило яркое лето,

вновь – не поздняя осень –

зимним ветром пока не отпета,

золотится, ещё плодоносит.

Только ночью простынная степь

холодна, но землица – невинна.

Ей – не выть-сиротеть,

ей – не жилы тянуть,

к ней – не грех – в сердцевину.

ДОЖДЬ

Был долгий дождь.

Водой земного дня

стекали буквы в книгу о печали.

В ней колыбель без отдыха качали

пустые сны,

в ней красная луна

светила в окна.

Пели половицы,

глядели тени чёрные на спицы –

на крепкой нити сонная душа

стихи читала –

холодно, безвольно.

Ночь растянулась на мехах собольих,

в мечты играя,

клятва – на века

быть верной дню –

её каприз и выбор.

Но день её

родился, жил и выбыл…

Стекали змейки водные в пробел,

шёл дождь весенний,

словно по канату,

и многоточием по циферблату

день воскресал,

но сонная душа –

из вязанного временем колодца

стихи читала о канатоходцах.

ЛУННИЦА

Плывут птичьи гнёзда

в обитель отживших птенцов,

тускнеет огонь изумрудный

в высоких причёсках деревьев,

и шарик воздушный

с почти человечьим лицом

из августа в Лету стремится

дорожкой из облачных перьев.

Голубка луны незаметна

на том берегу,

голубка луны и креста –

ищет звёздные гвозди на крыше…

А в мире живых

летний бриз чьи-то грёзы колышет,

и девушка ищет

упавшую в море серьгу…

МНЕ СЛЫШАЛОСЬ

…Наутро выпал снег. Зима, январь.

Но в памяти –

заоблачный тропарь.

Песчинки света падали на руки –

так радостно, светло и без затей.

И не было дано иных путей –

лишь в тёплые ладони…

Вились звуки,

как хлопья невесомые

почти…

Зима, январь.

Мне слышалось: прочти…

И я читала – снег или следы.

Деревья обнажённые белели

от холода,

но в светлой акварели

их души просыпались иль мечты.

Слова слетались –

в памяти – на звук

из тёмной ночи или книги смерти.

Сугробы множились,

но слышалось мне: верьте…

и строки замыкали новый круг.

Мела метель.

Кто мыкался – с Судьбой

играл в снежки,

кто выбыл – тот забылся.

…В ладонях тёплых – вечер серебрился,

и сын дышал под снежной скорлупой.

И НАДО БЫЛО…

И надо было от всего устать –

быть преданной, терять, спешить куда-то.

Крутым был спуск, по-бабьи языкатым –

словесный звон, не вписанный в тетрадь.

Мечты ходили строем, с ними – жизнь –

то в небе увязала, то в асфальте.

Мне встречи назначали и пенальти,

мне верили, просили: побожись.

И надо было солнечным дождём

дышать бездумно – родинкам во славу,

найти слова медузам и купавам,

шептать вослед закату: всё путём.

Ушедший день болел исподтишка,

сроднясь в моей душе с небесной твердью,

и чьё-то детство, спиленное смертью,

во мне росло подобьем двойника.

Спешили тени в сумерки зеркал,

в чернёный воздух старой амальгамы,

а девочка разучивала гаммы,

и белый цвет с акаций облетал.

Но сколько их – фантомов на крови –

в меня вросло из дней-тысячелетий…

Какие боги за их сны в ответе

и чей глагол зовёт: осуществи..?