Журнальный мир

Соединимся с лихим разбойничьим миром, этим

истинным и единственным революционером в России.

Сергей Нечаев «Катехизис революционера»

После вождя с символичным пятном на голове, меченного Свыше, моя страна лопнула, будто красный шар. Железный занавес рухнул — и темные герои (или, на чей-то взгляд, антигерои нашего времени), поколение обочины, оставили свои опустошенные края. И — на запад. За пиратской добычей. В переломное время, когда открыты иммигрантские шлюзы. Суицидальная Европа все еще вешается на своих же кишках демократии и гуманизма. И это, конечно, начало конца.

Повесть основана на реальных событиях. О субкультуре-бескультурье грабителей стран. Не первая, но последняя повесть автора, чьи тексты храню в сундуке. Кого больше нет. Мы были знакомы. Он, понятное дело, не претендовал на звание писателя. Ведь писатель ему виделся, как единое со своим народом. Автор также осознавал, что миссия настоящего писателя — занять праведную сторону, быть «воином света». Сам автор, однако, был другим. О чем сожалел.

В детстве мечтал стать бандитом. Так и остался до сих пор в детстве. Вечно молодой.

У нас мало бензина. Вдобавок масла  — кот наплакал. Как бы не заглохнуть на трассе. И только что проехали знак «Sweiz». Наконец-то. По нашим непроверенным данным, тут даже азартнее, чем в Монте-Карло. Тоже скорехонько обогатишься, но преступным путем. Слухи, будто полиция гуляет в розовой форме. А в кобуре леденцы вместо пистолетов. Мусора, дескать, сосут. Будто местный уголовный кодекс такой мягкий, что сгодится за подушку в темную грозовую ночь. Будто в магазинах манекены взамен охранников. Готов поспорить на свой последний зуб, что были времена, когда люди точно также трепались о заокеанской стране Эльдорадо. Как там дикари, мол, вооружены исключительно бананами. А море — по колено. Время, тик-так, движется. Джентльмены удачи не меняются.

Незачем удивляться, что Европа уже пополнилась криминальными энтузиастами. Теми, кто живет без раздумий и головной боли о тюремных перспективах. Это правильно. О тюрьме будет время подумать в тюрьме. Такие энтузиасты еще натрут глаза луком. А после расскажут, как замышляли демократию с флажком. Так что давайте жилье и пособие беженца. Таких дешевле оплатить киллеру, чем кормить и греть по приглашению и с барского плеча Женевской Конвенции. Впрочем, Европа сама виновата. Нечего себя рекламировать на весь мир как приют для неудачников. Кусайте локти. Прячьте кошельки.

Вот вам ключ-предыстория к нашему путешествию. Едва пересекли границу, а уже на капле, чтобы заглохнуть. Такое недопустимо. Не то жди, что угодишь в лапы и наручники полиции. Конечно, мы туда, как ни крути, так или иначе, рано или поздно попадем. Дорожка протоптана. Колея наезжена. Но в новой стране не хочется сразу в колючеобразные объятья тюрьмы. Вначале — погулять бы!.. Если машина заглохнет — полиция возможно заметит. «Ваши документы!» У меня — белорусские, где просрочены польские визы. Возьмут отпечатки пальцев — и прояснится: замечен под другим вымышленным именем. Тогда неизбежен каменный мешок депортационной тюрьмы. Обычная судьба прибывших сюда. Коли не галопом по странам, значит — тюрьма. Не мы придумали эти ежовые правила.

И другая причина визита в Швейцарию. Начался декабрь. Открытие воровского сезона по магазинам. Сумка не нужна: заветное спрячешь под куртку и штаны. В скандинавских странах, к примеру, куртка порой и летом не по погоде. Швейцария южнее. Всему, стало быть, свое время. У швейцарских магазинов свои плюсы и минусы. Да, криминал мелкий. Зато видишь, что берешь. Ну, а если поймают, то жди — хи-хи! ха-ха! — штрафа. Потом еще штраф. И еще… Бумага все стерпит. Плохо, что неизвестно, какой штраф окажется не угрозой, а последней слезой терпения и тюрьмой. Стратегически важно вовремя смотать удочки и дать стрекоча. Куда? Тоже мне вопрос на засыпку! Мало, что ли, мест? И очередная страна победно перечеркнута жирным черным крестом на карте.

О да, я пытался расширить географию воронежской преступности. Конечно, обзванивал и приглашал своих бритоголовых, как и я, оболваненных земляков. Мы не один киоск с жвачками взломали плечом к плечу. И не одну сумочку «подрезали» у бабушки на костылях. Ну ладно — не пугайтесь. Про бабушку шучу. И про костыли — тоже. И все-таки мы могли бы обогатить криминальные европейские хроники. Но мои земляки, ну те, которые пацаны оболваненные, не торопились. Мы, Витя, дескать, твои слова не ставим под вопрос. Но что, если ты там не трезвый? Ну, слишком эти европейцы, по-твоему, мягко стелют. И жилье, и пособие, и лечение — нате. В сказке, дескать, так мягко даже не стелют. Подозрительно. Курочку, дескать, тоже откармливают, чтобы бульончик получился наваристый. Так они от-т-тягивали приезд. От-тя-ги-ва-ли. И дотянули, что теперь отбывают по улице Желябова. Это — воронежская Бастилия.

Ах, да! Забыл представиться. Зовут меня Виктор. Похвалиться мне нечем. Моя жизнь в глаголах — дисквалифицирован, отчислен, изолирован, уволен, депортирован, отлучен. Нечего, говорю, отбиографировать хвалебного по меркам системы. Мир отказался от меня. И я тоже отказался от мира. «Незаконное пересечение государственных границ», — болтали на европейских судах. А потом загородили мое небо решеткой. Я не согласен. Верните мой смех! Отдайте небо! Я снова хочу упасть в небо! Не вы сотворили планету, чтобы указывать, где ходить, а где — нет. И у меня свой календарь, свои мерки времени — по странам. «О, это стряслось всего лишь три страны назад», — порой, знаете ли, крутится колесо воспоминаний. Ну, а итогом моих странствий стали запреты на въезд в ряды образцово-капиталистических стран. Временный въезд — не то, что там, мама родная, проживание. Где — год. Где-то — больше. Поймают — опять загородят небо решеткой до тех пор, пока не вышлют. «Как же так, Витя, почему, отчего?» — спросите вы. Ну ладно. Так и быть. Расскажу. Просто я хотел стать похожим на Иосифа Виссарионовича Сталина в молодости…

Теперь же всем, кроме меня, предстояло закопать паспорта. Иначе, повторяю, выяснятся настоящие имена и польские визы. По законам дублинского соглашения, страна, чью ты получил визу или где впервые наследил отпечатками пальцев, ответственна за их носителя. Туда вернут. Польша… Там как бы самого не обчистили.

Машину оставили во дворе. Парковка, наверное, разрешена. Дальше — пешком. Возле азиля, то есть лагеря беженцев — лес с дорожками. Подходящее место, чтобы закопать паспорта. Еще не знали, что мы не одни так думаем. Это не просто лес, а лес закопанных документов, наркотиков, денег, оружия. В азиле, как мы и предполагали, обыск. Последнее время миграционные службы взяли моду — отбирать паспорта. При отказе в гражданстве (случай обыкновенный) не придется обращаться в посольство. Зачем «лесопасе», если в наличии паспорт? Не каждая страна дает «лесопасе» без согласия ссыльного и неугодного. Паспорта достаточно, чтобы затолкать в самолет и махнуть на прощание платочком. И вот документы спрятаны — мы записали координаты на бумагу. Неизвестно, через который месяц откопаешь. Если не год и годы — если самого не спрячут в тюряжку. Ежику записей мало. Он проводил видеосъемку на мобильник. Осторожность Ежика не без причин. Прежде чуть было не профукал свой паспорт. В датском лагере беженцев «Сэндхольм» Ежик спрятал паспорт в матрас. Затем комнату внезапно закрыли на срочный ремонт. Старые матрасы передали неизвестно куда. Ежа переселили в другую комнату. Пришлось проникнуть в чужие комнаты со взломом. Повезло. Паспорт, родненький, нашелся. Земля надежнее. Правда, не всегда. Однажды Малая закопала паспорт в парке Амстердама. Вернулась за ним через несколько месяцев. А там уже стройка. Бульдозеры перерыли парк.

Нашей главной целью были спиртные напитки и косметика. В магазины заходили по одному. Тут гуляли врозь. На русском ни бу-бу. Всякий не местный язык, не язык капиталистического уголка планеты, настораживает продавцов. Сколько пришельцев махнули сюда в поисках экономического потепления! И не у всех считается хорошим тоном делать покупки. Ну, а Чифир не вырос из пиратских штанишек. Ему мало и того, и другого. Гулял по магазину с «магниченным» на карманы взглядом. Чтобы вытянуть мобильники, кошельки, документы. Последнее попадалось непредумышленно: на фига ему чужие бумаги! Он ронял их там же, в магазине. Удивительно, как при его медвежьих лапах удавалось проводить капитальную диагностику карманов? Впрочем, у Чифира при себе длинный, как линейка, пинцет. Я так не могу. Излишне гадаю: словят? не словят? Тут главное — не думать. Вдобавок мне было не по душе брать чьи-либо личные вещи. Магазинные товары лучше. Видишь, что берешь. В тюрьме за «магазы» надолго не застрянешь. После разъездов по чужбине всем охота на родину. Швейцария осталась на десерт. Еще Чифир обворовывал раздевалки рабочих. Прошмыгнет туда украдкой. Шкафчики — «хлоп, хлоп». Уже не раз его застукивали на месте преступления. С ним, как тень, объяснение: «Ищу туалет». Или шприц в руке. Мол, нужно место, чтобы уколоться. Сам не осознает, куда попал. Часто Чифир выходил из магазинов с бутылками и деньгами.

По вечерам дома шили карманы. Хотелось рекордов. Внутри куртки (чаще всего это был пуховик) готовили карманы поясом. Получался как бы патронташ. Между карманами промежутки. А не то — стук бутылок друг об друга. Отчего подозрение и проверка. В Малую много бутылок не поместится. Зато у нее другие криминальные изюминки и высокий стиль. В магазинах прятала косметику под юбку, куртку и даже помещала на живот воздушный шарик. «Беременная». В магазине шарик сдувался, а на живот прятался товар. С косметикой сложнее. Я и Малая рано просыпались, чтобы успеть в косметические магазины на открытие. Когда охранники еще не появились. Там «грузились» с «броней», потому что «сигналки», тоненькие полоски, помещаются внутри упаковок духов. «Броней» называют сумку из фольги. Делается она из нескольких слоев, и похожа на гармошку. Для прочности сумка обклеивается крепким сантехническим скотчем. Такую сумку помещаем в коробочку, которую прячем под куртку спереди. Рюкзаками мы никогда не пользовались. Привлекают внимание, настораживают. Со временем охранники обнаружили пропажи и приходили к открытию. Исправились. Кое-где обходились без фольги. В одном «магазе» выход не наблюдался со стороны продавцов и охраны. Поэтому мы с Малой наполняли сумку и перекидывали ее друг другу через ворота, как мяч через волейбольную сетку. Ворота магазина — вездесущее препятствие. Со временем я приобрету устройство, которое отключает сигнальные ворота. Но это будет потом.

Главное — сбыт. Объезжаем азиатские лавки. Везде отказы, либо предложена мизерная цена. Бледнолицых продавцов, явно коренных швейцарцев, не спрашиваем. Пустая трата времени. К тому же могут вызвать «мусоров». Спасибо грузинам — показали нам скупщика. Лавка у вокзала SBB, в подземке. Сразу бросилась в глаза разноязычная очередь: поляки, румыны, грузины, прибалты. «Да, мы теперь здесь. Уже двадцать лет, как освободились от вас, коммунистов», — хвалился мне литовец. «И в чем эта свобода? — спрашиваю. — Чтобы теперь здесь «редбуллы» воровать за три копейки или убирать за швейцарцами в отелях, или строить для них дома? Жалкий рабский труд».

Толпа здесь почти всегда. Даже приезжают из соседних деревень, чтобы что-то продать. Время от времени выходил хозяин лавки, лысый, смуглый, черноглазый индус. Рядом его интернет-кафе. Туда он всех отправлял для ожидания. Очередь иностранцев — подозрительно. Иногда мимо проходили полисмены. Всегда — топ-топ, — мимо. Странно. На улице, случается, сболтни по-русски — будто из-под земли возникнут, проверят документы и карманы. Индусу, конечно, не продать все предложения. Лавка лопнет. Вероятно, перекупка. Сотрудничество с полицией, вероятно. Раз уж такой смелый. Не то, что другие. Впрочем, мне по фигу. Главное — сбыт есть.

Из магазина мы выходили «заряженные». Не одно, так другое. Допустим, продавцы возле спиртного. Тогда забирали косметику и «редбуллы». Я спроектировал «передислокацию шапок». Зайду в одной, выйду в другой. Только шапками введу в заблуждение и беспокойство. Еще переодевался. Сниму в магазине куртку. Спрячу на дно корзины. И с олимпийским спокойствием положу бутылки с полки в корзину. Получается, будто кто-то другой сделал это перед камерами. Найду «слепую зону», без видеонаблюдения. Порой таких зон нет. Тогда черт с ними, с зонами. Гружусь спиной к камерам. Но вначале проверяю: нет ли наклеек-сигналок? Вот прохожу мимо ворот в магазине — и сигнал. Тревога! Где-то не доглядел наклейку. Тем не менее, иду, как ни в чем не бывало. За спиной крик по-немецки. Это, конечно, мне. Иду на «морозе». За углом даю на «пяту». Шнеле, Витя, шнеле. Тебе еще в институт поступать. Или другой магазин, где тоже сигнал на воротах. В воображении вспыхнула камера-одиночка!.. Ну, уж нет! И я побежал. Но стеклянные двери (они на датчике движения) заперты. Продавцы медленно, будто зомби, приближались ко мне. Черный выход! Уже не раз выбегал оттуда в магазинах предыдущих стран. И вот я рвусь на склад. Бутылки повыпадали из куртки. Одна разбилась. Скидываю на бегу куртку. Теперь легче.

Я бежал и сбивал позади себя телеги покупателей. Преследователи спотыкались об них и падали. Во мне растекалось тепло адреналинового кайфа. Словно прыжок с парашютом. Конечно, бывало, парашют не раскрывался и нас ловили. И чаще ловили не потому, что заметили в видеокамерах. Я не доглядывал «липучки» и «сигналил» на воротах. Порой мимо «случайно» проходили так называемые деки (то есть охранники) и смотрели в корзину, чтобы потом на кассе проверить покупки… Проблема в том, что деки одеты по гражданке. Значит, остается лишь догадываться: это деки! Странно, если кто-то смотрит в твою корзину, вместо того, чтобы, как все нормальные покупатели, выбирать товар.

Конечно, ловили. И тогда я сидел не дольше трех дней в камере-одиночке. Там было над чем подумать. Например, о современной русской миграции. Ныне все иначе, чем раньше. На запад идет уже не «утечка», а «слив» либеральных мозгов. Новые иммигранты из осколков советской империи — если не работа по-черному, то досуг преступный. Бывало, меня, пойманного, отпускали сразу, но без одежды. Что только ни случалось за всю мою криминальную карьеру! Овчарок, конечно, с цепей не спускали… В лес вывозили, чтобы потом еле нашел обратную дорогу к магазинной цивилизации… Случались и контрреволюционные подзатыльники…

После коротких заключений всегда паранойя. Первый день-два на свободе кажется, что за тобой всюду следят. Паранойя Чифира резала глаза. Покинул магазин, обернулся. Хотя знает: то нежелательно. Сколько раз видели, как из «магазов» следом за «подозрительным» выходил охранник или продавец. Только попробуй обернуться — догонит, обыщет. И другое. Когда Чифир отвозил краденое, то постоянно смотрел в зеркало. Нет ли «хвоста»? Эх, Чифир! Того и гляди, «засветишь» место сбыта. Ладно бы попался один, с «фактами¹». А вот в ходе продажи полицейская облава выглядит как наводка. С барыгой, конечно, внуков не крестить, гимн СССР не петь. Тем не менее, и у нас свои нравственные границы, за которые стараемся не переступать. Криминальный этикет, если угодно. Суть в следующем: не обманывай, не обкрадывай тех, с кем имеешь дело. Паранойя Чифира началась после того, как мы попали в засаду. Садились в машину после магазина. Вдруг нас окружили охранники и продавцы. Переехать кому-либо ногу Чифир не рискнул. Полиция все равно отберет краденое. Машина останется на парковке. На пару дней нас отвезут в отдел. Всех, кроме Ежика. Он кашлял, плевал кровью и кричал, и обманывал, что у него туберкулез. Пара дней — ну и ладно. Если я не размышлял, то спал. В специальный кармашек в трусах прятал таблетки снотворного. Отосплюсь, если словят. Дольшетрех суток не держат. Не воля, так тюряжка.

И вот что еще напоследок. Помните, что жалость — это у капиталистов. Это — принц после вечеринки может воскликнуть: «А давайте мешок риса отправим во Вьетнам. Они там голодают». Или еще есть такая Ксения-Ксюша Собчак. Не удивлюсь, если однажды она провозгласит: «Идея! Я глубоко убеждена, что должна отдать свои обноски скинхедам». Куда до них нам, беспризорникам! В нас некому было посеять любовь. Уличным фонарям и тюремным прожекторам оказалось не по силам осветить наши сердца. Так что когда придем к власти, то кое-кто сразу не шампанское, а чифир начнет хлебать. Ну ладно — шучу. Чифира не будет…