Журнальный мир

Облака

День ли прожит и осень близка

Или гаснут небесные дали,

Но тревожат меня облака –

Вы таких облаков не видали.

Ветер с юга едва ощутим –

И, отпущены кем-то бродяжить,

Ждут и смотрят: не мы ль защитим,

Приютить их сумев и уважить.

Нет ни сил, чтобы их удержать,

Ни надежды, что снова увидишь, –

Потому и легко провожать –

Отрешенья ничем не обидишь.

Вот, испарины легче на лбу,

Проплывают они чередою –

Не лежать им, воздушным, в гробу,

Не склоняться, как нам, над водою.

Не вместить в похоронном челне

Всё роскошество их очертаний –

Надышаться бы ими вполне,

А потом не искать испытаний.

Но трагичней, чем призрачный вес

Облаков, не затмивших сознанья,

Эта мнимая бедность небес,

Поразивших красой мирозданья.

У реки

В листве маслин и верб прибрежных

Не надо слов и слёз поспешных –

Плакучей ветке поклонись,

Найди в струенье, в серебренье

Безбрежным дням благодаренье –

В любви, пожалуй, не клянись.

К реке ступай – в ней жилы влаги

В подспудной выпуклы отваге,

В неумолимой полноте

Неудержимого теченья,

Чьи недомолвки и реченья

Сроднились с кровью на кресте.

Хвала тебе, краса земная!

Другого имени не знаю –

За что дана ты мне теперь?

За тот ли свет, что с неба льётся,

Что эхом в сердце отдаётся –

Предупреждением потерь?

Апостол твой по брегу бродит –

И что-то в мире происходит,

Чему названье – благодать,

Чему предчувствие – прозренье,

Чего присутствие – смиренье,

Чью ипостась – не передать.

Где сокровища речи сокрыты

Нет, никто никогда никому не сказал,

Где сокровища речи таятся –

Средь звериных ли троп, меж змеиных ли жал,

Или там, где беды не боятся.

Соберись да ступай, по степям поброди –

Не родник ли спасительный встретишь?

Не тобой ли угадано там, впереди,

То, что ищешь? – ему и ответишь.

Не биенье ли сердца в груди ощутишь,

Не слова ль зазвучат о святыне? –

Может, взор мимоходом на то обратишь,

Что миражем казалось в пустыне.

Где томленье по чуду? – в слезах ли росло

Иль в крови, что огнём обжигала? –

Потому и священно твоё ремесло,

Что в любви – откровенья начало.

Даже страшные клятвы уже ни к чему,

Если просишь у неба защиты, –

Потому-то не скажешь и ты никому,

Где сокровища речи сокрыты.

Из августа

Сон твой велик и наивен –

Выручит завтрашний ливень? –

Вот его нынешний шаг –

Он обнадёживал так,

Что собирались цветы пред домами,

Стёкла дрожали в расшатанной раме,

Долу клонилось белёсое пламя, –

Был он торжествен и наг.

В зеркале мрачном и мы отражались,

Губы сжимались и веки смежались –

Всё бы языческой тьме,

Гуще злокозненной, мгле ненасытной,

В лёгком челне, над пучиною скрытной,

Плыть с фонарём на корме.

Всё бы на свете расти ожиданью,

Всё бы томиться в груди оправданью,

Всё бы виновных найти

В том, что на деле мы сами сгубили,

В том, что в себе навсегда позабыли

И не ценили почти.

Что тебя в глуби зеркальной

Встретит улыбкой прощальной? –

Всё, что на ощупь ушло,

Влагой ночной утекло,

Свечкой растаяло, розой поникло,

В песнях исчезло, в беде пообвыкло,

Прячась к тебе под крыло.

Объяснение

Нет, я не стану тебе повторять,

Что предстоит нам в пути потерять,

Что никогда, как ни жди, не вернётся,

Искрой не вспыхнет, руки не коснётся,

Птицей не вскрикнет, исчезнет в степи, –

Слёз не жалей, но и сердце скрепи.

Нет, никогда не скажу я – прости –

Что предстоит нам в пути обрести –

Имя луны над бессмертной долиной

Та, что когда-то звалась Магдалиной,

Шепчет, едва раскрывая уста,

Вся – очевидна и вся – непроста.

Нет, не хочу я тебе говорить,

Что предстоит нам другим подарить –

Стаи растаявшей клич лебединый

В час полуночный, в глуши нелюдимой,

Чудится мне, отзываясь в тиши,

Крылья подъемля всегда у души.

Нет, я не стану тебе объяснять –

Слов неустанных тебе не понять –

Это бездомица ветра ночного,

Это бессонница века больного,

Это зарницы и розы в горсти, –

Взял бы с собою – да трудно грести.

И вовсе не о таком

И вовсе не о таком,

Что душу твою изранит, –

Ведь с ним я давно знаком,

Оно укорять не станет,

Оно не удержит нас

В распластанной сени дыма,

Но смертный подскажет час –

И в жизни необходимо.

И вовсе не о таком,

Что сердце твоё тревожит. –

Ведь горе, как снежный ком,

Настигнет тебя, быть может,

Ведь радость застанет вдруг

Тебя на пороге славы,

Друзей раскрывая круг,

Вниманья даруя право.

И вовсе не о таком,

Что очи твои туманит, –

Рассвета сухим мелком

Оно осыпаться станет,

Чтоб птичий возвысить клич,

Листву шевелить на древе, –

Его-то и возвеличь

В едином, как день, напеве.

И вовсе не о таком,

Что слух твой ночами мучит, –

Речным пожелтев песком,

Оно возвышаться учит,

Оно запрокинет звук

Туда, на незримый гребень

Волны беспримерных мук,

Чтоб смысл её был целебен.

Но свет изначальный

На севере – тихо, на юге – тепло,

Промышленный гул – на востоке,

На западе – пусто, – вот солнце взошло, –

Безвременья годы жестоки.

Да помнишь ли ты, как, смеясь у реки,

Мы влагу в ладонях держали –

И ночи бывали всегда коротки,

И дни никуда не бежали?

На лодке – весло, да над лодкой – крыло,

Взлетавшие к облаку птахи, –

Так вот оно, сердце, и вот ремесло,

Забывшее вовсе о страхе!

Крыло надломилось, и лодка худа,

И облако тучи сменили –

И маску с обличья срывает беда,

И вёсла гребцы уронили.

И Дантова тень, в зеркалах отразясь,

Как эхо, давно многократна –

И с веком прямая осознана связь,

И поздно – вернуться обратно.

И есть упоенье в незримом бою

С исчадьями тьмы и тумана! –

У бездны алмазной на самом краю

От зрячих таиться не стану.

И так набродился я в толпах слепых,

И с горем не раз повидался, –

В разорванных нитях и в иглах тупых

Погибели зря дожидался.

Сомнения – нет, и забвения – нет,

И смерть – поворот карусели,

Но свет изначальный, мучительный свет –

Вот он и бессмертен доселе.