Имена четырёх земель
Имена четырёх земель
1.
Живём мы с бабкой, а мама моя умерла,
Отец уехал в Литву и пропал в Литве.
Близ нашего дома овраг, и шуршит листва,
И на огороде цикады трещат в ботве.
Мне рав сказал – захочешь у Бога спросить
Спроси одно, лишь то, что важней всего,
А наша страна – две Польши и две Руси,
И посреди – еврейское наше село.
(Четыре земли, где жил мой народ, четыре земли,
Мой сахарный мир, где вишни цвели и мальвы цвели,
Где кантор один, один меламед и одна река,
Один сапожник, но целых три скорняка,
Где резник один, где сойфер один, и один портной,
И два раввина, старый и молодой.)
И как-то раз, на луг выгоняя гусей,
Подумал я о грядущем, укрытом мглой,
И попросил Всевышнего – мглу рассей
Открой грядущее мне, Господь, открой.
Тут мир мой забылся великим страхом, и там
Его светила и тверди размякли в слизь,
А над грядущим рассыпалась темнота,
Как будто вечные тучи его разошлись…
Вей, бабушка, я увидел грядущий век
Где мы погибаем, где больше мы не живём,
Где наших потомков дотла сожжёт Амалек,
И пепел рассыплет ветрам по всем четырём,
А бабушка гладит меня, говорит: «Молчок,
Наслушался ты историй о древних годах.
Возьми карамельку, Лейбеле-дурачок,
И точно рукою снятый, уйдёт твой страх!»
(Четыре земли, где жил мой народ, четыре земли,
Мой сахарный мир, где вишни цвели и мальвы цвели,
Где кантор один, один меламед и одна река,
Один сапожник, но целых три скорняка,
Где резник один, где сойфер один, и один портной,
И два раввина, старый и молодой.)
* * *
Побелены стены у хаты и пол дощат,
Подсолнухи у забора, менора в окне,
А я всё слышу, как в пламени кости трещат
И бедные мои внуки плачут в огне.
Ой, бабушка, наша хата полна добра,
Но что-то стала горька твоя карамель,
И Божьи звёзды снова встают от Днепра,
Холодные, как имена Четырёх земель.
(Четыре земли, где жил мой народ, четыре земли,
Мой сахарный мир, где вишни цвели и мальвы цвели,
И нам не сыскать иной подобной страны,
Где добрые овны тучны и гуси жирны,
И курочек полные клети, творог, что твои облака,
И вымя козы исполнено молока.)
2.
Когда я уехал, давным-давно, из нашего городишка,
Где дождь прошёл, привезли кино, задумали радиовышку,
И место, откуда пойдёт сигнал, уже отмечали вехой,
Мой маленький сын во дворе играл, цвёл вереск, а я уехал.
А время было – вспомнить не жаль, и помню, и не жалею –
Над улицей Радио дирижабль и Сталин на мавзолее,
А что перегибы, и что война? Как только оставишь ясли –
Поднимется и расцветёт страна, в которой ты будешь счастлив.
Мой первенец, мэнчелэ, сахарный мальчик, ты где,
Как мать моя, добрый, глазастый и тёмный, как дед,
Смотри, мой цыплёнок, луна над местечком встаёт,
Покажешь ей деньги, и будет хорошим весь год.
Потом я увидел, спустя года, как радиовышка тлеет,
Летит ковыль и бежит вода, и ни одного еврея,
А дом мой цел, и лишь прежний свет уходит сквозь крышу в осень,
А маленького моего там нет, как будто не было вовсе.
И снится мне иногда-иногда, в краю, где витают души,
Горит местечковая наша звезда, и вижу я, оглянувшись,
С печалью, что не познать иным: ты машешь и машешь снова
Мне вслед, как будто сбиваешь дым или гладишь корову.
Мой первенец, мэнчелэ, сахарный мальчик, ты где,
Как мать моя, добрый, глазастый и тёмный, как дед,
Смотри, мой цыплёнок, луна над местечком встаёт,
Покажешь ей деньги, и будет хорошим весь год.
3.
В гремящем ночном вагоне мы словно всеми забыты,
Скажи обо мне на жаргоне, ведь я не знаю иврита,
Скажи словами простыми, о чём эта хава нагила,
Пусть будет твоя пустыня теплей, чем моя могила.
Не забывай слова, моя душа,
я зеер шейн над городом звезда,
Я ветер, что гудя в твоих ушах,
аф гройсн ланд проводит поезда.
Не выжили, не сбежали, мы просто тобой забыты,
Папирусы мы, скрижали, семитские алфавиты.
Застыну среди прохожих, предстану в ином обличье,
С мацой ашкеназской, похожей
на глиняную табличку
Аби гезунт,
пускай уйдёт твой страх,
я просто песнь цикад ночной порой,
Я только шорох ветра в тростниках,
я первый свет над Храмовой горой.
4.
На родину, в круг порочный, войдёшь, как вагон, по шпалам,
Истлела моя сорочка и башмаков не осталось.
Стоишь, тишине внимая, и где ж тот напев старинный?
Ни пурима, ни первомая, как будто не Украина.
И вспомнишь теперь едва ли базарный орех калёный,
Куда вы все подевались, Натаны, Соры и Йоны,
И в будущем мире целом не будет таких упёртых,
Повалены все мацевы, как при воскресении мёртвых.
На тесной делянке, где встанут наверняка
Один сапожник и целых три скорняка,
И резник один, и сойфер один, и один портной,
И оба раввина, старый и молодой.
И стал скоплением точек тот текст, что зубрил когда-то,
И сахарного петушочка теперь не купят к шабату,
И тени стали короче, уменьшились сад и речка,
И не перешить сорочку, как не пережить местечка.
И что ты увидишь, глядя на запад? Вдали
Мой свет золотой, закатной волною влеком,
Четыре земли, где жил мой народ, четыре земли,
Четыре реки, текущие мёдом и молоком.
5.
Четыре земли, где жил мой народ, четыре земли,
Мой сахарный мир, где вишни цвели и мальвы цвели,
Где кантор один, один меламед и одна река,
Один сапожник, но целых три скорняка,
Где резник один, где сойфер один, и один портной,
И два раввина, старый и молодой…
Комментарии____________________________
Четыре земли – Великая Польша, Малая Польша, Червонная Русь и Волынская Русь – основное место расселения
европейского еврейства.
Кантор (хазн) – служка, поющий в синагоге.
Меламед – преподаватель Талмуда, Торы, еврейской традиции.
Сойфер – каллиграф, переписчик духовных текстов.
Амалек – мистический враг еврейства.
Мэнчелэ (идиш) – человечек, маленький мальчик.
Зеер шейн (идиш) – очень красивая.
Аф гройсн ланд (идиш) – на большую страну.
Аби гезунт (идиш) – только чтоб был здоров.