Журнальный мир

Интервью с Дмитрием Бирманом

Алена Жукова: Человек, с которым решила поговорить о таком явлении как литературные фестивали, конкурсы, премии давно стал другом нашего журнала, постоянным автором и лауреатом премии Э. Хемингуэя. По старой дружбе буду обращаться к нему на ты, хотя его деятельность, безусловно, заслуживает восторженного удивления и почтительного «ВЫ». Он поэт и писатель, но кроме этого, уже пять является организатором Международного литературного фестиваля имени Максима Горького, всемирного литературного марафона, а теперь еще и литературной Премии «Данко». Горьковский Фестиваль стал заметным явлением в культурной жизни России и своего рода достопримечательностью Нижнего Новгорода. Его знают, о нем пишут. Мой первый вопрос Дмитрию Бирману предсказуем:

1. Дмитрий, как возникла идея создания литературного фестиваля? Что подтолкнуло к такому решению? Думаю, не обошлось без сомнений и сложностей, ведь так?

Безусловно, были и сомнения, были и сложности, особенно при подготовке и проведении самого первого фестиваля — не было большого опыта, не было достаточного количества знакомств в литературной среде…

Лет шесть или семь назад в разговоре с моим литературным агентом — я тогда работал с Ириной Горюновой — возник разговор о возможности проведения литературного фестиваля в Нижнем Новгороде.

Я этой идеей загорелся — хотелось сделать такой фестиваль, чтобы это был не «междусобойчик» для писателей и поэтов, когда они приезжают, читают друг другу свои произведения и взаимно ими восторгаются. Изначально мы поставили перед собой цель — привлечь к участию как можно больше читателей, познакомить их с литераторами, предоставить им возможность тесного контакта, диалога, взаимного обмена мнениями о литературе и жизни.

Конечно, все это связано с именем Алексея Максимовича Горького, который, бесспорно, является брендом Нижнего Новгорода. Его слова, с которыми невозможно не согласиться, стали слоганом фестиваля: «Мы живём в мире, где совершенно невозможно понять человека, если не читать книг!»

2. Как родилась главная идея Фестиваля? В чем она?

Главная идея Фестиваля — продвижение и повышение статуса литературы и русского языка, читательской активности, улучшение качества чтения, развитие культурной и читательской компетентности детей, подростков, юношества, учащейся молодежи, взрослого населения.

Современная ситуация в России многими характеризуется как системный кризис читательской культуры. 

Определенное снижение интереса к чтению — это сегодня общемировая тенденция, и во многих странах предпринимаются активные попытки этому противодействовать, исходя из понимания роли чтения для развития любой страны. От уровня культурной компетентности граждан во многом зависят экономика, политика, национальная безопасность и конкурентоспособность страны.

Мы согласны с утверждением, что «заставить читать невозможно, заразить чтением — можно!»

На Международный литературный фестиваль им. М. Горького приглашаются литераторы из Москвы и Санкт-Петербурга, различных регионов России, ближнего и дальнего зарубежья, которые общаясь со школьниками, студентами, читателями библиотек — могут ярко поделиться своими мыслями о важности чтения, о роли книг в собственной жизни и работе, своим субъективным взглядом на прошлое, настоящее и будущее литературы в нашей стране. Цель — «заразить» слушателей личностью писателя, его харизмой, привлечь внимание к его произведениям и к литературе в целом!

Во время фестиваля организуются творческие вечера, проходят мастер-классы для молодых литераторов по прозе и поэзии, круглые столы по актуальным вопросам литературы. «Литературные десанты» российских и зарубежных писателей направляются в нижегородскую глубинку. Фестиваль им. М. Горького — это ежедневные многочисленные встречи писателей в районах Нижнего Новгорода в школах, техникумах, университетах, библиотеках, музеях, центрах культуры и в районных центрах области.

4. По прошествии пяти лет, что бы ты назвал успехом фестиваля, а что неудачей?

Безусловно, удачей фестиваля стал выбранный формат. Один из писателей-участников фестиваля назвал его по аналогии с известным произведением — «В люди!» За четыре рабочих дня фестиваля по отработанной программе проходят более 100 встреч писателей с читателями. В России подобных фестивалей нет.

Во многом — это результат наших партнерских и дружеских взаимосвязей с библиотеками города и области. У нас с ними сложились крепкие, доверительные отношения.

А провалов как таковых, в общем-то, и не было — мы всегда вовремя перестраивались и находили решение всех возникающих проблем.

5. Если честно — неужели ни разу не пожалел, что ввязался? Я спрашиваю, поскольку сама проходила через организацию фестиваля, только не литературного, а кинофестиваля Российского кино в Торонто (TRFF). Это непростой опыт. После фестивальной встряски просто нет сил ни на что, а уж писать своё — особенно. Как ты с этим справляешься? У меня не получалось: полгода уходило на подготовку фестиваля, а потом столько же, чтобы прийти в себя. Практически не писала. А ты? Получается выпрыгнуть без душевных потерь из административной круговерти?

Признаюсь честно — сожалений никогда не было! Да, бывают трудные моменты (чаще всего они связаны с финансовыми вопросами), но они всегда решаются. И тут я должен высказать слова благодарности губернатору Нижегородской области Глебу Никитину — его поддержка является действенной и очень важной для нас.

Конечно, — подтверждаю твои слова — во время активной подготовки к Фестивалю, времени на собственное литературное творчество не остается. Но за пять лет у нас сложилась немногочисленная, но отлично слаженная команда, в которой каждый отвечает за свой участок работы и прекрасно знает, как добиться поставленной цели. Поэтому, стараемся обходиться без «душевных» потерь.

6. Литераторы каких стран принимают участие в фестивале? По какому принципу отбираете?

Мы приглашаем авторов, пишущих на русском языке — это главный критерий.

«Русский мир» велик — к нам приезжали писатели из стран Европы: Германии, Франции, Италии, Бельгии, Польши, Болгарии и др. Были авторы из Китая, Турции, Израиля, Армении, Грузии, Казахстана, Эстонии, Молдавии и т.д. Конечно, и США, и Канада, тоже в этом списке.

Нам очень важно, чтобы участник фестиваля был коммуникабелен, открыт для дискуссии и готов обсуждать самые разнообразные вопросы, волнующие людей.

7. Как я понимаю, пандемия не обошла стороной фестиваль. Как выжили? Искали новые формы?

Действительно, пришлось искать новые формы. IV фестиваль прошел в онлайн формате (и ты, кстати, принимала в нём участие). Надо заметить, что прошел он неплохо, много было положительных отзывов. Конечно, в таком формате намного сложнее почувствовать энергетику авторов, но фестиваль мы провели, остановки не допустили и приобрели неоценимый опыт — 28 марта этого года в день рождения Алексея Максимовича Горького мы провели Всемирный литературный марафон, который шел 24 часа нон-стоп. Он начался в Нижнем Новгороде, прошел через Москву и страны Европы, перелетел в США и Канаду, заглянул на Аляску, оттуда в Австралию, побывал в Китае и через Дальний Восток, Сибирь и Урал, вернулся в Нижний Новгород. Его трансляция велась практически во всех самых популярных социальных сетях.

8. Какие надежды на будущее? В каком направлении будет развиваться Фестиваль?

Надежды на будущее самые радужные — в этом году в октябре должен состояться V юбилейный Фестиваль. Мы очень надеемся, что он пройдет на достойном уровне, и никакие пандемии ему не помешают.

Мы считаем, что Фестиваль достиг определенных высот и развития, наработанный опыт позволяет проводить его сессии и в других городах России и за рубежом. И такие планы прорабатываются.

9. Расскажи о премии «Данко», которую учредил Фестиваль? Насколько знаю — 30 июня 2021года закончился прием работ. Сколько их прислали? Какова география.

Еще несколько лет назад издательства с нежеланием печатали рассказы. Сегодня обстановка изменилась, появилась потребность в этой форме. Появился интерес, как у издателя, так и у читателя. Это и стало основой новой литературной премии «ДАНКО».

Премия присуждается за прозаические произведения в жанре рассказа, вышедшие отдельными изданиями, в сборниках или опубликованными в литературно-художественных журналах (в т. ч. электронных). Объем рассказа не должен превышать 20 тысяч знаков. На соискание Премии выдвигаются произведения, написанные на русском языке. Возраст, гражданство и место жительства авторов произведения значения не имеют.

На новый конкурс поступило порядка двухсот работ из 48 регионов России и 20 стран мира.

Все присланные рассказы поступили на рассмотрение Экспертной комиссии, которая до конца июля сформирует лонг-лист претендентов. Потом жюри определит список победителей.

Церемония награждения лауреатов Премии состоится во время проведения в Нижнем Новгороде V Международного литературного фестиваля им. М. Горького в октябре.

Спасибо тебе за разговор. Желаем удачи во всем. Ждем нового фестиваля и новых книг.

Юбилей

Юбилей не задался. Расслабив модный узел галстука, Александр Николаевич Синельников раздраженно смотрел на действо, эпицентром которого был он сам.

Гости уже находились в том состоянии, когда причина и место не имеют значения. Лихой разгуляй взрывался то дружным: «Ура имениннику!» (при этом в сторону Синельникова никто не смотрел), то яростным «танцем животов» (публика на торжестве была зрелая и упитанная).

Черт его дернул пригласить Ленку на своё шестидесятилетие! Как-то вечером, примерно за месяц до юбилея, он отправил ей смс, наслаждаясь своим благородством и умением забывать обиды, уверенный, что она откажется.

Александр Николаевич прожил в первом браке двадцать пять лет. Через полгода после того, как отпраздновали серебряную свадьбу, он собрал чемоданы и ушёл к Ларочке.

Ленка не скандалила, но историю о своей тяжелой доле разнесла по всему городу.

Дескать, не нужна стала, и оставил её муженёк без средств к существованию, после двадцати пяти лет счастливой семейной жизни.

Про «счастливую» семейную жизнь и «без средств» было полное враньё!

Ругались часто, последние пять лет спали в разных комнатах, а сын вырос не в любви и радости. К тому же Синельников оставил Ленке большую квартиру в центре города, дачу в сосновом бору, дал денег на бутик элитной одежды, который она давно мечтала открыть, и определил ежемесячную материальную поддержку. Кроме того (ну, это само собой) все расходы сына, уехавшего после университета покорять Москву, тоже были на нём.

Только по-хорошему с Ленкой не получалось. Общаться перестали совсем, даже при встрече не здоровались.

Постепенно новая жизнь вытеснила из Александра Николаевича раздражение на Ленкино враньё и на то, что часть друзей, поддавшись на него, перестали общаться с Синельниковым.

Ларочка родила ему дочку, наладила быт, окружила теплом и любовью.

Незаметно пролетели десять лет. Сначала Синельников не хотел отмечать день рождения, потом думал перенести юбилей на следующий год — пандемия диктовала новые условия жизни, но Ларочка настояла.

— Надо обязательно отмечать, Сашунь! И день в день! — ласково нашептывала она ему перед сном, а когда он пытался возражать, закрывала его рот долгим поцелуем.

— Сашок, чет ты того! — навис над ним Леха Рогов, школьный товарищ и партнёр по бизнесу.

— Нормально! — Синельников наконец справился с узлом на галстуке, расстегнул две верхние пуговицы на рубашке, шумно вдохнул воздух и вытер салфеткой мокрую от пота шею.

— А Ларунчик где?

— Свету домой повезла.

Леха качнулся, аккуратно взял бутылку водки, разлил в рюмки до краев и сказал:

— За тебя, Сашок! Знаешь, как я тебя люблю?!

Леха давно, ещё с начала девяностых, обязательно покупал в дьюти фри «Фаренгейт».

— Леха, я скоро огурцы есть перестану! — возмущался Синельников, вдыхая плотный шлейф аромата туалетной воды от Кристиан Диор.

— Ничего не огурцы! — возмущался Рогов, — это запах океана!

— Лучше бы ты на океан поехал и нанюхался на год вперёд! — морщился Александр Николаевич.

Когда однажды Ларочка вернулась с педикюра-маникюра, на который, по её возмущенному рассказу нерадивой маникюрше потребовалось четыре часа, он сразу узнал этот запах. Он ни с чем не мог его спутать. Тогда, впервые в жизни, он смолчал. Сделал вид, что ничего не случилось. Просто он очень любил дочь и свой бизнес, который медленно, шаг за шагом выстраивал уже тридцать лет.

— Любишь? — Синельников приобнял Лёху за шею.

— Очень! — ответил тот и ткнулся мокрыми от морса губами в щёку партнера.

Юбилей начался складно и весело. Приглашённый ведущий искрометно шутил, гости вкушали деликатесы и ждали, когда вечер украсит приглашённая звезда. Кто-то говорил, что Агутин, кто-то, многозначительно поднимая брови, шептал, что Шуфутинский.

Ленка пришла в коротком платье с глубоким декольте.

«Подтяжку, что ли сделала? И губы, вроде, силиконовые. Да и грудь больше и выше стала» — Александр Николаевич с интересом рассматривал бывшую жену.

Когда, как пел Высоцкий, «дошло веселие до точки» и к гостям вышел Леонид Агутин, Синельников понял, что в грязь лицом не ударил и многим утер нос, показав, что такое юбилей.

Он вышел на улицу немного освежиться. Конец мая. Теплый ласковый ветерок.

— А помнишь, двадцать пять лет назад, была такая же погода, мы убежали с твоего дня рождения, и ты любил меня на скамейке в парке? — Ленка выдохнула дым.

Её глаза горели, как огонёк сигареты и он, вдруг, не понимая, что с ним, притянул к себе давно уже не желанную бывшую жену и начал жадно целовать губы, шею, грудь.

— Любовь вернулась?! — визгливый голос Ларочки за его спиной обещал феерический скандал.

— Да пошли вы все! — Синельников оттолкнул Ленку, отмахнулся от жены и, вернувшись к своему именинному столу, выпил фужер водки.

Александр Николаевич вытер обслюнявленную Лёхой щёку и, продолжая обнимать левой рукой, правой накинул на его шею нарядный, недавно развязанный галстук и, ухватив его уже обеими руками, начал душить Рогова.

«Мальчик хочет в Тамбов!» — голосил зал, хрипел, становясь красным как свекла, Леха, через открытое окно слышался женский визг.

Вновь обретая утраченную легкость и уверенность, юбиляр, чуть ослабив петлю, шептал Рогову:

— Любишь, сука!? Любишь?

Стихи

* * *

Нам кажется, что мы не станем бывшими.

Успешные, задорно-молодые,

за бороду схватили мы Всевышнего

и перспективы — просто чумовые!

Нам кажется, что люди все — хорошие,

что правда побеждает, хоть непросто ей,

а поданные нищим наши грошики,

зачтутся наверху у строгих судей.

Нам кажется, что есть дорога радости,

что женщины по нам сочатся сладостно,

что подлости и маленькие гадости

простительны и, в общем, все не пакостно…

Но вот, когда убелены сединами,

укатаны и горем, и потерями —

вдруг остаёмся в пустоте одни мы,

лбом упираясь в запертые двери.

* * *

Ходим по кругу,

кланяясь ветру,

не кланяясь бедам,

с судьбой на ножах.

Злясь, выгрызаем зачем-то

победу,

и отпускаем обиды

замах.

Стёрли клыки

и натерли мозоли,

опыт ненужный

накоплен давно.

Время не лечит

от тягостной боли -

нам открутить все назад

не дано.

Ходим по кругу,

снова по кругу,

снова смеёмся,

в слезах, под прибой.

Время уводит

последнего друга,

он, потихоньку,

зовёт за собой.

* * *

Жизнь состоит из «здравствуй» и «прощай»,

и, надевая белые одежды,

мы дарим лучик призрачной надежды

тем, кто почти уже зашел за край…

Смерть состоит из «помню» и «приду»,

и, надевая черные одежды,

мы то, что не успели сделать прежде,

увидим, как далекую звезду…

Мы состоим из боли и любви,

и, надевая яркие одежды,

возводим мостик эфемерный между

тем, кто мы есть, и кем бы быть могли…

Мир состоит из легких облаков,

и мы, срывая прочь с себя одежды,

совсем не понимаем, а зачем же

на небо тем, кто вовсе не готов?

* * *

От всего,

что называли правдой

не осталось ни следа,

ни памяти,

только мхом заросший

чёрный памятник

и у деда в шкафчике

награды.

От всего, что слышали

и видели,

от того, что прожили,

где выжили

застеснялись, извините,

вы же ли?

Застеснялись,

что других обидели?

Испугались Холокоста-

было ли?

Напугали белых

чёрной жопою

и кружит

над старенькой Европою

песня колыбельная,

ковыльная.

Разменяли все,

до самой малости,

расписали тело

синей росписью

и бумаги,

с чьей-то смелой подписью,

догорели. Пепла

не осталось ли?

Распустились поутру

подснежники,

разрешили страждущим

свидания,

идиотов тащат

на заклание

и смеются, подлатавшись,

смежники.

Но отпущен век не длинный,

Господи,

тем кто заменил собой

Писание…

Бог оставит

лёгкое касание

не нашедшим

золотые россыпи.

* * *

Бьюсь как бабочка о стекло,

тупо следуя ритму жизни.

Я внутри, я в прозрачной призме

или матрице. Всем назло

продолжаю по кругу полёт,

изначально уже тупиковый,

круг давно оказался подковой,

то вперёд, то назад, то вперёд…

Но безумцев возможно ль унять?

Об’яснить, что закончилось слово,

что пора «душевого» улова

не вернётся. Что нужно опять

убегать не по кругу, а прямо,

в никуда и уже ни за чем,

в вое разных, но мертвых систем,

продолжая зачем-то упрямо

говорить

* * *

Не надейтесь на Бога,

ей-богу!

Все давно предопределено.

Если выстрел — то в сердце,

не в ногу,

хэппи-энд — это только в кино.

Не ищите в друзьях

утешенье,

все что было — прошло

и ушло,

и никто не подскажет

решенье,

если так оно и не пришло.

Не клянитесь в любви,

не играйте

в шулерской изначально

расклад,

и не верьте подброшенной

карте —

остальные сдадут невпопад.

Исхожено, истоптано, изведано,

испробовано вдоль и поперёк,

нигде нет даже места заповедного,

но на огонь стремится мотылёк.

Не пишется, неможется, не хочется,

лежать бы, да плевать бы в потолок,

и лень, моя любимая наводчица,

стреляет. Но порхает мотылёк.

То снег опять, то солнце еле катится,

к заходу зацепившись за конёк,

а ночью ничего вдруг не останется.

Лишь только звёздной точкой

мотылёк.

* * *

И снова по снегу,

колени ломая,

по первому бегу

бежали хромая,

в следы наступая,

сморкаясь, харкая.

Сосульки блестели,

снежинки резвились,

суставы хрустели

и, падая, бились

тела. Веселились

вороны, кружились.

И, охая, снова

дышали морозно,

то выковав слово,

то сбросив угрозу,

стихи или прозу

читая нервозно.

Метаморфозы.

Метаморфозы!

* * *

Обман

и кружевная пена

ненужных слов.

Дуплет

предательство-измена

и ты — готов.

Когда от дружбы

одни лохмотья

и от любви

тогда бросаешь

к чертям поводья

мол сам иди.

Мой конь

мой ангел

мой приговор

моя судьба

что потерял

и что оставил

теперь — слова.

Укрыты пылью

опять забыты

и поделом!

В самих себя

давно закрыты

священным злом.

Вот кстати

рюмка

и корка хлеба

к чему слова?!

Любовь

и дружба

уходят в небо…

Допей до дна!