Из книги «Городские задворки: поэзия уходящего»

Из книги «Городские задворки: поэзия уходящего»

Улицы Учебная, Пушкина и иже с ними

 

Ломают дом старинный, деревянный,

С балкончиком, с карнизом в снегирях,

С витым крыльцом, с верандою стеклянной,

С крылатыми конями на дверях.

Ломают дом… А на резных воротах,

Расправив хвост, откинув гребешок,

Не замечая тусклой позолоты,

Зовёт гостей весёлый петушок…

Т. М. Белозёров

 

Улица Учебная прячется в сердцевине Омска. Это островок тишины и дымка из труб частных домов, всё плотнее окружаемый в последние годы респектабельными новостройками. Учебную пересекают ещё более маленькие и скромные улочки (Почтовая, Успенского, Красных Зорь), которые в совокупности составляют довольно гармоничный ансамбль городских задворок, увы, уходящих в прошлое наиболее интенсивными темпами. Поэтому и хочется успеть запечатлеть очарование этих мест хотя бы на бумаге. Схватить, удержать, сохранить, сберечь. Всё это было, было, было… И вот уже многое ушло, растворилось в  тёплом воздухе майских сумерек, исчезло, как след от дыхания на стекле, рассыпалось в прах, как старые фотографии в забытой на чердаке коробке.

Я открыла для себя задворки на Учебной весной 2011 года, когда многие деревянные дома ещё были жилыми. В окнах домиков на Почтовой, 34 и 37, уютно горел свет, и в одном из окон в неказистом горшке красовался алоэ. И хотя по вечерам во двориках этих домов было страшновато (а уж заглянуть в тёмный провал подъезда, упрятанного в кирпичную пристройку, я и вовсе не решилась), но теплом веяло от этих построек ощутимо. Очень хотелось представить, как живётся людям в этих домиках. Так ли, как в бетонной новостройке, горит настольная лампа, выхватывая из темноты клетчатую скатерть на круглом столе, сахарницу в  горошек и пузатый заварочный чайник? Так же, как в кирпичной пятиэтажке, шумит вода в трубах, убаюкивая и навевая мечтания, призрачные, «словно лопасти латаний на эмалевой стене»? Или деревянный дом имеет свои отличительные признаки? Может, он скрипит и вздыхает по ночам, зная, что скоро канет в небытие? Может, по ночам по дому бродит привидение, нестрашное, хозяйственное, домовитое, и затыкает паклей образовавшиеся в бревенчатых стенах щели? Каково каждый день подниматься в свою квартиру не в лифте с зеркалом и рекламным щитом (меховой салон, доставка суши, школа коррекции почерка), а по старой, поющей под ногами деревянной лестнице с расшатанными перилами? Что лучше? Где будешь чувствовать себя счастливее? Но нет ответа на эти вопросы, молчит алоэ на подоконнике, раскачивается фонарь над подъездом, а ветер гонит по двору тополиный пух и опавшие берёзовые серёжки, которые почти не встретишь в  районах новостроек.

Двухэтажный деревянный дом по адресу Учебная, 53 я прозвала пряничным домиком. Чем-то он был на него неуловимо похож: леденцовыми ли стёклами в окошках, приятно песочным, корично-имбирным цветом стен, сказочностью какой-то, таинственностью, бабоягинским расположением: в густой листве деревьев, летом скрывавших его почти полностью. Я видела и фотографировала этот дом во все времена года. Ах, как сладко, наверно, хрустели сосульки, нависшие на крыше и над козырьком подъезда подобно ледяному кружеву! Как весело сияли снежинками замёрзшие стекла в деревянных, скрипящих от холода рамах! И как уютно голубели в сумерках сугробы в сквозном проёме незадёрнутых… да нет, не гардин, конечно, откуда в таком доме гардины? – шторок, простых, незатейливых, ситцевых, с уютными рюшечками. И через маленький дворик к калитке вилась узенькая тропинка, протоптанная в снегу как будто бы кем-то одним. Осенью старые яблони покрывал рубиновый бисер ранеток, и воздух был настолько чист и прозрачен, что шуршание опавшей листвы разносилось далеко за пределы двора. Весной перед крыльцом появлялась большая проталина, по всему двору разносился запах мокрой, оттаивающей древесины, в осевшем снегу от капели с  крыши оставались чёткие круглые точки, будто бы завершающие простое нераспространённое предложение «Зима прошла».

Где-то в 2015 году на доме появилась табличка с надписью, гласящей о том, что дом будет расселён и жителям предоставят квартиры в новом микрорайоне на Завертяева. Осенью 2017-го дом уже был пуст, окна забиты фанерой, а дверь подъезда сиротливо покачивалась на растянутой пружине. Дом пока не снесён, но настанет день, и он исчезнет. Всё на свете имеет свой век, всё умирает. Таков закон жизни, как бы ни было печально. Что построят на месте пряничной избушки? Куда полетит на своей ступе Баба-яга? Не в новый же микрорайон на Завертяева: нечего ей там делать. И с кем теперь коротает удлинившиеся ночи домовой? С  позабытым ли в спешке венским стулом, таким же старым, как и сам дом? Или с растрескавшимся, расслоившимся буфетом, не взятым на новое место жительства по причине ветхости? Прощай, старый дом! Отныне ты будешь жить в чьих-то воспоминаниях, ломких, непрочных, как проглаженные утюгом осенние листья, забытые между страниц книги «Беседы о домашнем хозяйстве» (Москва, издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», 1959).

Есть ещё два дома на Учебной, стуящие того, чтобы быть увековеченными: № 78 и 80. Они составляют единый архитектурный ансамбль и даже оба выкрашены в зелёный цвет, правда, разных оттенков. На жестяной табличке значится, что это особняки 1910 года постройки. Вдумайтесь только – 1910-го! Больше ста лет простояли они, при этом служили людям до последнего! Интересно, какой была улица, когда закладывался фундамент домов? Называлась ли она Учебной? И о чём переговаривались весёлые строители в  холщовых рубахах, перехваченных витым, с кистями пояском? Как свежо и празднично пахло стружками и смолой, как весело визжала пила и стучал неугомонный молоток! И важно, величественной поступью всходила на крыльцо нового особняка дородная купчиха в накинутой на плечи шали, неся на руках завёрнутую в одеялко уютную тёплую кошку, готовящуюся выполнить важную миссию  – первой войти в новый дом. Надеюсь, мясорубка революции пощадила купчиху и она мирно доживала свой век в  компании кошки и герани, стоявшей на узком подоконнике деревянного окна с затейливыми наличниками, ожидая писем от детей и внуков, разлетевшихся по стране и занятых строительством новой жизни. Дом помнит и купчиху, и всех последующих жильцов, радовавшихся, грустивших, любивших и мечтавших в его стенах. После революции здесь наверняка поселилось много жильцов: тенденция к уплотнению коснулась и купеческих особняков. Уживались ли они мирно? Дружили всем домом? Кто посадил рябинку в крошечном дворике, надёжно спрятанном от шума улицы за каменной аркой и выступами стен? Кто вкопал столбы и натянул между ними верёвку для сушки белья?

Сейчас эти два дома тоже готовятся к сносу. Жильцы выехали, и свет больше не горит ни в подъезде, ни в крошечном окошке, которое, как мне казалось, было расположено не в чьей-то квартире, а в каком-то общем коридорчике, заставленном ненужной утварью. Оно не мылось несколько десятилетий, поэтому свет сквозь него проникал тускло и от этого казался ещё более притягательным и сказочным. Мне очень хотелось попасть в этот дом, посмотреть на него изнутри и узнать наконец, что же скрывается за этим таинственным окошечком, вызывающим прочные ассоциации с избушкой Бабы-яги. Но сейчас дома пусты, и их былое очарование безнадёжно утрачено. Двор зарос какими-то вьющимися растениями и завален мусором, дома скрипят и рассыхаются, скоро не станет и их, и на этом месте вырастет высотное здание. Прощайте, купчиха в вязаной шали, огонёк герани на заиндевевшем окне, начищенный самовар и высокая кровать с кружевным покрывалом и уложенными горкой подушками! Сквозь кисею десятилетий их очертания видятся смутно, как сквозь матовый лист папиросной бумаги, некогда закрывавшей фотографии в старинных альбомах. Только чуть слышно раздаётся мурлыканье полосатой кошки, дремлющей на коленях купчихи, и  пение самовара, украшенного связкой тёплых бубликов с маком и увенчанного фарфоровым заварочным чайничком.

Но не всё так печально на улице Учебной! Каким-то чудом, пёрышком Финиста Ясного Сокола прилетел, закружился и опустился на землю новый, реконструированный дом вместо снесённого старого. Двухэтажный деревянный дом под номером 68 ныне украшен табличкой с информацией о том, что он подлежит государственной охране. Построен он был в 1920-е, а восстановлен в 2014-м. По всей видимости, архитекторы и рабочие постарались сохранить дом таким, каким он был изначально. Светлые оструганные брёвнышки до сих пор пахнут свежей смолой, доски в основании причудливых балкончиков с резными балясинами подогнаны плотно, одна к одной, искусная резьба украшает скаты крыш и наличники окон, и кокетливой изюминкой смотрятся башенки над подъездами – эдакий дизайнерский изыск 1920-х годов. Но это не старый Омск. Это новострой, не обладающий притягательной энергетикой старины. Сейчас этот дом не жилой, в  нём расположены офисы каких-то организаций. Он прочнее и  основательнее старого, но не красивее его. Старый дом был ценнее. Что ж, время не пощадило его, и теперь на этом месте красуется его потомок, похожий на него, как брат-близнец. Пусть будет так. Пусть дома не уходят навсегда, а возрождаются из пепла, собираются по брёвнышкам и по кирпичикам, чтобы служить новым поколениям омичей. Пусть. Люди оценят это.

На пересечении улиц Пушкина, Степана Разина и Масленникова до недавнего времени стояло несколько очень старых и  архитектурно интересных домов. Один из них был поделён на два крыла, соединённых балкончиком с круглыми, искусно выточенными балясинами, на который можно было подняться по двухпролётной лесенке с кружевными, тонкой ковки перилами. Откуда-то из литературы всплыло в памяти слово «галдарейка»  – нечто среднее между балконом и опоясывающей старинные дома галереей. С тех пор я этот дом иначе как «домиком с галдарейкой» не называла. Квартир в этом доме, скорее всего, было немного, зато наверняка они были нестандартно спланированы. Свидетели этого – выходы на балкончик-галерейку прямо из комнаты, окна первого этажа, смотрящие в какой-то тёмный, непонятного назначения тупичок, сенки, которые нельзя назвать полноценным подъездом, разноплановость в конструкции левого и правого крыла. Такое впечатление, что каждая квартира здесь была уникальна, то есть не было двух одинаковых, типовых, шаб­лонных, которых так много в бетонных девятиэтажках. Жильцы любили свой дом, он был им дорог: кое-где виднелись свежие доски, вкраплённые в старые, потемневшие от времени и непогоды брёвна, крыша радовала свежим шифером. Незадолго до сноса дома рамы окон второго этажа покрасили ярко-синей краской, а балясины галдарейки – жёлтой. И как уютно смотрелись разномастные почтовые ящики на одной из стен, как сладко хрустела зимой дверь подъезда, обитая дерматином и толстым слоем войлока, когда в лицо выходящему ударял ослепительный мороз! Как сладостен был этот мороз после байкового тепла маленьких комнаток! Как отчётливо печатались следы на голубоватом снегу, как пел он и визжал под подошвами валенок и зимних ботинок!

Мне кажется, что жизнь в таких домах протекает по-другому  – не так, как в типовых многоэтажках. Возможно, жильцы общаются друг с другом по-иному, более мирно, тесно, дружно, что ли. А иначе зачем во двор вынесены стулья и табуретки? Кто расчистил дорожку к калитке забора, окружающего этот закрытый мирок? Кто подметает балкончик и лестницу? Кто сажает цветы на клумбах?

Хорошо здесь было, уютно, приятно. В нескольких шагах шумели широкие проспекты, освещённые длинными рядами фонарей, а здесь, за деревянной калиткой, сразу становилось темно и тихо. Только над входом в подъезд приветливо светила лампочка. И отрадно становилось на душе тому, кто возвращался сюда вечером после работы, видел теплящийся за шторками огонёк в  своём окне и знал: он не одинок в бурлящем водовороте жизни, его любят и ждут. Ждут за накрытым столом с жареной картошечкой, толстыми ломтями свежего пшеничного хлеба и миской хрустящей квашеной капусты с клюковкой. А из угла комнатки так уютно выглядывает старая деревянная кровать, накрытая сшитым бабушкой лоскутным одеялом, которое укрывает уже третье поколение.

В 2017 году этих домов не стало. Жильцов расселили задолго до сноса, они были рады этому (я косвенно знаю одну семью, жившую в доме на Пушкина, 77): всё же здесь не было ни кухни (приходилось готовить в комнате на плитке), ни ванной, ни даже туалета – только комнаты. Туалет стоял в углу двора – стандартный деревянный «скворечник». Был ли хоть какой-нибудь водопровод, сказать не могу. Вероятно, был: водокачек поблизости не наблюдалось. Поэтому в квартиры с удобствами жильцы уехали охотно, и теперь на месте деревянных домов – пустырь с грудами брёвен, досок и мусора, оставленного при переезде. И внезапно то тут, то там из кучи мусора выглянет какая-нибудь ценная вещь – отголосок прежней жизни, поманит былой роскошью и вновь канет в небытие. Вот эта, к примеру, белая лакированная туфелька с бантом  – кто её носил? Где теперь танцует эта девочка, ведь новый её дом так далеко от улицы Пушкина? И куда в спешке делась вторая туфелька, не горюет ли хозяйка о её утрате? Или вот этот настенный календарь, заклеенный какими-то картинками, – даже непонятно, за какой он год. А вот продавленное плюшевое кресло, на котором некогда сиживал глава семейства. Теперь оно выставлено за ненадобностью во двор и служит пристанищем деклассированных элементов, изредка собирающихся среди руин снесённых зданий. Нет дня, чтобы душа не ныла, не изнывала бы о былом…

Завершая разговор об улице Пушкина, нельзя не упомянуть своеобразный архитектурный ансамбль, состоявший когда-то из четырёх (ныне трёх) двухэтажных деревянных домов, расположенных на перекрёстке с улицей Маяковского и одной стороной упирающихся в крохотную улочку Училищную. Эти дома образовывали уютный замкнутый мирок, в который хотелось возвращаться. Добротные, на кирпичном фундаменте, сложенные из крепких брёвен, крашенных тёмно-зелёной краской, архитектурно причудливые, эти дома и сейчас вызывают интерес и желание зай­ти туда. Со всех сторон они окружены бетонными великанами, равнодушно взирающими с высоты на эти деревянные букашки, невесть как оставшиеся не раздавленными в эпоху тотальной модернизации. Впрочем, одного дома уже нет. В 2017 году снесён дом по адресу Пушкина, 105 (теперь вместо него груда обломков и мусора), а три его собрата живы и до сих пор обитаемы. У этих домов общий дворик, в котором постоянно сушится развешанное на верёвках бельё. Наверно, так оно приобретает приятный аромат свежести, а может быть, в этих домах сыро и постиранная одежда просто не успевает там просохнуть. Около 107-го дома, на задворках (задворки задворок, исчезающее в исчезнувшем, былое, уходящее, рассыпающееся!) до сих пор вскопан маленький садик­-огородик, возможно, приносящий какой-никакой урожай. Окна во многих квартирах пластиковые, двери в подъездах ещё крепкие, в доме на Училищной, 4 даже железная, бросающая в закатное небо приказ «Закрывать всегда!», никем, разумеется, не соблюдаемый: так и  стоит она нараспашку, пока тепло, пока не покроются первым снегом тополиные листья, источающие прохладный, с лёгкой горчинкой запах осени. Подъезд дома, расположенного перпендикулярно этому, охраняет тоненькая рябинка, роняющая коралловые бусины на деревянное крыльцо, усыпанное жёлтыми листьями. У подъезда одного из домов стоит старая ванна, в которой лежит какой-то хлам, некогда представлявший ценность, и казённый, учрежденческий стул из советских времен, очевидно переехавший сюда из какого-нибудь ДК и сменивший помпезный зал с гипсовыми серпами и  пшеничными колосьями на деревянный дом и дворик, заросший трогательными оранжевыми ноготками.

Хочется верить, что эти дома не исчезнут с лица земли окончательно, но, скорее всего, их не пощадят. Хотя прослужить они могут ещё долго: надёжен фундамент, крепки ставни в окнах первого этажа (как здорово, вероятно, вьюжной зимней ночью выскочить на минутку из подъезда, торопливо закрыть их на болты, взглянуть на головокружительно далёкие звёзды в ясном ночном небе и вернуться в тепло, в дом, к очагу, и как отрадно потом ощущать себя отрезанным от всего мира!). Светят фонари над подъездами, исправно ловят сигнал телевизионные «тарелки», и милым домашним штрихом смотрятся крошечные балкончики в окнах второго этажа, сделанные самими жильцами и вмещающие не более чем горшок с фиалками и пакет с хозяйственной утварью.

На улице Маяковского есть ещё два дома, стуящие того, чтобы быть упомянутыми здесь. Вот уже несколько лет они находятся в  странном состоянии, как будто выпали из пространственно-временной парадигмы. Это двухэтажные дома, рубленные из брёвен, соседствующие с магазином «Тысяча мелочей», «оформленные высокими фронтонами на боковых частях». Построены они были в 1920-х годах для работников Водоканала жилищно-строительным товариществом-кооперативом. «Подкарнизное пространство зданий украшают накладные детали в виде пятиконечных звёзд, серпа и молота – символов новой жизни страны Советов»1. Жильцов выселили давным-давно, и уже после этого дома кто-то поджёг. Пожар потушили, однако ни сносом, ни реставрацией домов долго никто не занимался. Так и стояли они неприкаянно, глядя на мир забитыми фанерой окнами, топорщась обгоревшими брёвнами на крышах, скрежеща полуоторванными ставнями. Сквозь сон слышался им топот детских ножек по деревянной лестнице, весёлая перекличка хозяек, вешающих на просушку бельё во дворе, приглушённое бормотанье телевизоров и радиоприёмников, уютные беседы жильцов за вечерним чаем. Исчезло, забылось, пропало всё это, растворилось в водовороте омских улиц и теперь существует вне времени где-то в параллельном мире. В конце 2017 года дома были полностью снесены, а уже зимой 2018-го (о радость, о счастье!) на их месте в небо вонзились деревянные сваи, знаменующие начало новой жизни: здания будут восстановлены, об этом гласит и табличка на заборе, окружающем стройку.

Живите сто лет, старые дома! Растите в своих стенах не одно поколение омичей, радуйте их теплом и уютом, какого нет в панельных многоэтажках! Низкий вам поклон и многая лета, городские задворки!

1 Омск от прошлого к настоящему (период с 1716-го по 2008 год). Омск : Издательский дом «Лео», 2009. С. 574. (Энциклопедия города Омска : в 3 т. Т. 1).