Журнальный мир

С чего начать мою историю? Начну с середины.

Вселенная посылала мне шанс стать обычным человеком. Представьте, что Сизифу сказали: хватит катать камень, иди лучше в офисе поработай! Даже не знаю, что лучше… Но я действительно работал в офисе одной крупной компании. В отделе печатной продукции. Верстальщиком. Делал корпоративную стенгазету, рекламные буклеты, брошюрки, памятки. Работы хватало. И мне, и двадцати другим неудачникам – горе-журналистам, горе-художникам, горе-фотографам, которые не нашли себе места получше. И все были уверены, что это временно. Дескать, ещё немного попишу или поснимаю для стенгазеты, а потом уж точно – в глянцевый журнал. Одного меня всё устраивало. Я не хотел никуда двигаться. Знал, что всё бесполезно. Либо спокойный офис, либо… гора и огромный камень.

Всё испортила наша начальница. Нами, скопищем тридцатилетних оболтусов, командовала строгая девочка, недавно окончившая экономфак. Лилия. Ни в коем случае не Лиля, и тем более не Лиличка. В курилке только и разговоров было о том, что она такая сердитая, потому что у неё личной жизни нет. Мол, надо ей это устроить… но дальше разговоров дело не шло. Даже самые невинные шуточки в свой адрес она пресекала жёстко, одним взглядом давая понять, что меньше чем от нефтяного олигарха она такое не потерпит.

Приближался грандиозный корпоратив в честь Дня Компании. Лилия объявила, что будет концерт и каждый отдел должен организовать музыкальный номер. Народ зароптал: что мы вам, школьники, чтобы самодеятельность устраивать? Наша начальница была готова к такому развитию событий и предложила: а пусть Сачков выйдет на сцену и изобразит Саймона. Был такой певец в 90-е годы, прославился с хитом «Вороны». Лилия меня иногда подкалывала, что я похож на Саймона, ещё бы бороду сбрить.

Весь отдел был рад, что меня назначили крайним. Песню, кстати, знали все, а кто-то даже клип вспомнил и подтвердил: да, Сачков похож на Саймона. Потом Лилия задала резонный вопрос: господин Сачков, а вы, собственно, петь умеете? Учтите, это песня моего детства, только посмейте её испортить!

И отчего-то я разозлился. Подумал: хочешь Саймона? Будет тебе Саймон.

Представьте себе: полный зал народа, фуршет, присутствует всё крупное начальство, все разодетые. А я сижу в импровизированной гримёрке и жду своего часа. Ведущий объявляет номера концерта, и вот я выхожу…

Когда я запел, в зале наступила тишина, остановилось всякое движение. Люди замерли с бокалами в руках. Песню помнили. А если даже и не помнили, её магия всё равно работала. И публика потянулась к сцене, позабыв про фуршет.

И вдруг я заметил в толпе… его. Мой друг Платон стоял среди всего этого офисного народа в своей любимой позе, скрестив руки на груди, и ехидно смотрел на меня.

Я выдержал. Голос не дрогнул, гитару я не уронил. Допел Песню до конца, а потом бросился со сцены прямо в толпу. Мне аплодировали, меня хлопали по плечам и пытались обнять, но я разгребал человеческое месиво, искал знакомое лицо, но видел лишь чужие скалящиеся рожи. Нет, я не был пьян. Я с этим завязал окончательно, чтобы опять не сорваться. Но мне было душно, кружилась голова… это было похоже на приступ клаустрофобии. И я метался по залу, пока не очутился в каком-то маленьком тёмном помещении, держа в объятиях Лилию, которая шептала: «Так это действительно ты…» Какая пошлость!

Запись моего выступления кто-то выложил в социальные сети, которые только-только появились. Это вызвало маленькую сенсацию: Саймон жив и снова выступает! Мне вскоре написали, предложили деньги за выступление на другом празднике. И пишут до сих пор.

* * *

Недавно мне прислали оцифрованную запись пятиминутного сюжета про меня, который сняли в середине 90-х для местечкового телеканала. Я тогда победил на районном конкурсе «Скворец и лира» в номинации «Лучшее исполнение песни». Песня Владимира Высоцкого «Он не вернулся из боя».

Забавно было смотреть на этого застенчивого юношу. Его спрашивают: «Почему Высоцкий?» Он отвечает: «Просто люблю. Ещё Окуджаву, романсы, современную эстраду… Пугачёву». Следующий вопрос: «А сам не пробовал сочинять?» Ответ: «Задумки есть, но пока не берусь, слишком серьёзное дело». Ведущая кивает: «Ты ещё всем покажешь! Ты ещё сочинишь и споёшь свою Песню!» Так и сказала. В единственном числе, с особым значением: Песню с большой буквы.

А я и не думал о музыкальной карьере. По совету родителей уехал поступать на исторический факультет и поступил. Когда заселялся в общагу – был потрясён, сколько же там обитает неформалов. Повсюду были парни в чёрных майках, кожаных куртках, с длинными волосами или ирокезами, цепями, ошейниками… Первые дни я их боялся. У нас в городке выделяться было не принято.

Оказалось, напрасно волновался. Неформалы – милые и безобидные ребята. Пока трезвые, по крайней мере. Мне достался отличный сосед по имени Платон. Его так и звали по паспорту. Мы быстро подружились. И я стал таким, как все. Отпустил длинные волосы, привык много пить. И конечно, играл на пьянках песни, которые все знали. Впрочем, на гитаре там играли многие. А Платон – даже на фортепиано. В общаге имелся настоящий зал для концертов, там стояло пианино. Мы с Платоном туда иногда приходили, помузицировать, комендант не возражал.

Как-то раз он сказал мне, сидя за инструментом: «У меня что-то сочиняется… Вот послушай». И наиграл мне какие-то аккорды. Слова пришли ко мне сами собой. «Кличут вороны, во все стороны, в небе порванном ветер воет…» Мы быстро сочинили остальное. Простые стихи легли на простую музыку. Обычно так всё и бывает… наверное.

Песня стала хитом наших застолий. И если бы только этим всё ограничилось…

Платон предложил мне зарабатывать деньги музыкой. У нас многие ребята играли в переходах и на улицах, орали пьяными голосами «Маму-анархию» и «Что такое осень» – это называлось «аскать». Но Платон сказал, что это не мой уровень, и посоветовал мне сразу идти выступать в кабак. «Репертуар у тебя подходящий», – сказал.

И я отправился в ближайший бар. Вежливо попросил у бармена позвать хозяина. Вышел здоровенный дядя, как в анекдоте – два на три. Спросил на своём языке, чем обязан визитом. Я трухнул, конечно, но нашёл в себе силы сообщить, что я музыкант и хочу выступать здесь. Дядя оглядел меня с ног до головы, задержав взгляд на чехле с гитарой, и усмехнулся: «Музыкант? Ну, вот тебе сцена, приступай». Дело было в три часа дня, в баре никого не было. Я вышел на сцену и сыграл своего коронного Высоцкого.

Ожидал какой угодно реакции. Но хозяин лишь коротко кивнул и сказал: «Сегодня работаешь с семи вечера до трёх ночи. Полтос баксов». Сразу видно – деловой человек.

Так я получил работу. Пока в баре был народ – пел известные песни, если никого не было – отдыхал. Ставка оставалась неизменной. Иногда мне совали деньги пьяные посетители, требовали исполнить что-то на заказ, и я исполнял. Подчас подбирал на ходу. Это было нетрудно. В нашей стране все песни – рок, попса, блатняк – играются на одних и тех же аккордах.

Если народу было немного, я позволял себе попеть для удовольствия. Романсы, например. Или нашу Песню. Или что-то ещё из моего: я же поверил в себя и начал сочинять.

Как-то раз меня подозвал к себе один невысокий малозаметный человек, который всегда сидел один и вёл себя тихо – не подпевал мне пьяным голосом, не буянил, не лапал официанток.

Пожал мне руку и спросил: «Чья это песня? Кличут вороны, во все стороны…»

Я сказал: «Моя».

«Ясно. Я так и подумал. Я Штопор – знаешь, наверное».

Эта блатная кличка никак не вязалась с его интеллигентным видом и правильной речью, но я, на всякий случай, кивнул.

«Я тебя познакомлю кое с кем… – сказал Штопор. – Он из тебя человека сделает».

Я от счастья чуть не рухнул. Всё как в кино! Меня представят знаменитому продюсеру, он будет меня раскручивать, и я стану знаменитым!

Встреча с продюсером состоялась через неделю. Как я понял, он друг детства Штопора, работает в столице, но иногда приезжает сюда. Первым делом продюсер потащил меня в музыкальное училище. Его там все знали и любили, он у них спонсором был. Пришли в пустой концертный зал – сказал, там акустика хорошая. Я рассказываю ему про себя, а он мне, с наигранным одесским акцентом: «Ша, молодой человек. Меньше слов – больше дела». Ясно, ещё один бизнесмен. Я взял гитару, поднялся на сцену и сыграл ему Песню.

Он сидел в первом ряду. Смотрел на меня так ироничненько. Спросил: «Ещё что-то есть?» Я ему ещё песни три сыграл, но он каждый раз обрывал меня после припева. Жестом приказывал остановиться. Потом где-то полминуты сидел, думал. И сказал: «Так, у меня остался один вопрос. Первая песня как называлась?» Я ответил. Он из своего портфеля достал бумажку, вписал туда что-то и говорит: «Почитайте. Если нравится, подпишите внизу». Я читаю – это контракт на покупку песни. У него, наверное, в этом портфеле были бланки на все случаи жизни… Вот читаю я один раз, другой и глазам поверить не могу. По условиям контракта я продаю ему Песню, за очень хорошую сумму. При этом моё имя, как автора, нигде не указывается. И исполнять её я больше права не имею. Проще говоря, продал и забыл, что она вообще у меня была.

И вот я уже бегу по улице, обратно в общагу, со слегка потяжелевшим рюкзаком. Думаю лишь об одном: возьмёт ли Платон свою долю?

Возможно, он скажет: «Это не мои деньги». Хотя это я бы так сказал на его месте. А Платон – это Платон.

Молча примет пачку денег, сделает вид, что ничего не произошло, а вечером того же дня устроит грандиозный банкет для всей общаги – это уже больше на него похоже.

Молча откроет окно, молча швырнёт туда пачку, полюбуется, как порхают в воздухе купюры, оседая серым облаком на серый снег, а потом как ни в чём не бывало спросит: «Кстати, а есть чё пожрать?» Вот это – скорее всего.

Впрочем, это была всего лишь одна из версий. Платона невозможно просчитать.

Я застал его в нашей комнате. Платон – всегда там, где он нужнее всего.

Лежал на кровати и читал.

Отложив книгу, мой друг бодро спросил: «Ну что, я имею честь разговаривать с героем шоу-бизнеса?»

Я ответил: «Не совсем». И рассказал всё как было.

Он молчал. Я достал пачку денег. И сказал: «Вот твоя половина».

Платон пожал плечами и положил деньги себе в рюкзак.

Я спросил: «И что, ты на меня не сердишься?»

Он спросил: «За что?»

«Что я продал нашу Песню».

«Мы этот вопрос закрыли давно. Песня твоя. Ты всё правильно сделал. Возможно, это самое взрослое решение во всей твоей жизни. Молодец. Я серьёзно».

«И что, ты ко мне не будешь хуже относиться?»

Он фыркнул, как на глупый вопрос. И от этого мне стало совсем погано.

«Знаешь, какое у меня чувство. Будто я близкого человека продал», – решился сказать я.

«Близкого человека нельзя продать. А если можно, то значит, не такой уж он и близкий. Пойду, прошвырнусь. Скучно мне!»

Он взял рюкзак и ушёл.

* * *

Меня отчислили со второго курса. Провалил сессию из-за пьянок. Пришлось вернуться в свой городок районного масштаба. Я стал жить с родителями. Зарабатывать музыкой уже не пытался – в тех краях за это не платили. Восстанавливаться в институте я не собирался, а куда ещё поступать – не знал. Да и зачем поступать? Ради диплома? От армии у меня был отсрочка по состоянию здоровья… И всё бы ничего, но из-за него, здоровья, я не мог работать ни грузчиком, ни на стройке, ни даже дворником, а другой работы там не было. Так и жил на шее у родителей и сам не заметил, как прошёл год.

Однажды у нас дома зазвонил телефон. Мама взяла трубку и сказала, что это меня. И я услышал знакомый голос:

«Молодой человек, вы всё ещё настроены на сотрудничество?»

Чтоб вы понимали: в те времена отыскать человека было не так просто. Какой там Интернет – даже мобильники были только у избранных. Но, как говорится, захотят найти – найдут.

Как оказалось, достойного исполнителя для Песни не нашлось. Продюсер записывал версии с разными певцами и певицами, но каждый раз понимал своим сверхъестественным чутьём: не то. Не звучит. Вместо полноценного хита получалась проходная песня. Наконец он всё-таки пришёл к простому выводу: лучший исполнитель песни – её автор. К тому же, сказал он, мальчики с гитарами опять в моде.

И я поехал в столицу. Над сценическим именем долго не думали: Саймон. Просто Саймон.

«Воронов» мы записали всего за день, на настоящей студии, и вот она уже звучит на радио в горячей ротации. Потом мы сняли настоящий клип – и он быстро угодил в хит-парад «Муз-ТВ». Образ, который вы помните, – распахнутая рубашка, волосы, развевающиеся на ветру, вот это всё – оттуда.

Планировалось записать альбом и рвануть в гастрольный тур, но сказка кончилась так быстро, что я даже не успел понять, что это было.

Моего старого знакомого, Штопора, взорвали в его машине – конкуренты по бизнесу. Вместе с ним погибли водитель, охранник… и продюсер, который приехал, чтобы отпраздновать успех нашей Песни.

Проект осиротел. Заниматься мной больше никто не собирался. Альбом так и остался недописанным, и записи куда-то пропали. А я, не успев толком побыть Саймоном, снова стал Семёном.

Моя Песня ещё долго звучала в маршрутках, музыкальных ларьках и питейных заведениях, её заказывали радиослушатели и телезрители… А что делал я? Искал на столичных улицах группы неформалов, прибивался к ним, легко находил с ними общий язык – опыт общаги! – и беспробудно пил, просыпаясь в самых неожиданных местах.

Однажды рано утром я очнулся в парке, на скамейке, еле живой. Услышал чьё-то негромкое многоголосое пение и побрёл туда в надежде, что это мои ночные собутыльники. Может, они смогут меня опохмелить…

Быстро понял, что ошибся, увидев счастливые, юные, трезвые лица. Люди сидели кружком и синхронно тянули что-то неразборчивое. Должно быть, мантры. И вот я уже сижу в кругу и пою вместе со всеми. И мне отчего-то светло и хорошо.

Следующие несколько лет прошли как сон. Я жил в общине, ел варёный рис, пел мантры, делал простую работу и был безмерно счастлив. Пробуждение было похоже на ледяной душ: нашего гуру арестовали, а общину распустили. Меня забрали домой родители. Как оказалось, всё это время они искали меня.

Папа с мамой держали меня под замком, заставляя круглые сутки смотреть телевизор, чтобы вернуться в реальный мир. Всё, что я понял – что нахожусь в какой-то другой стране. Клипа на Песню я не видел ни разу. Да и был ли он вообще? Было ли всё это – Песня, Платон, Штопор, продюсер?

Мне помог бывший одноклассник по просьбе моих родителей. Подарил старый ноутбук, научил работать с основными программами. Сказал, что сейчас везде нужны офисные работники, образование никого не интересует – важен лишь опыт работы, но его и придумать можно. Мол, де, работал в фирме, без официального трудоустройства, фирма закрылась… Ври как хочешь, лишь бы взяли на испытательный срок.

Так я и попал в компанию, в отдел печатной продукции. HR-менеджера подкупили мои интеллигентные манеры и свежий внешний вид. Спасибо общине, про алкоголь я давно и думать забыл, плюс работа на свежем воздухе и вегетарианская пища… Наверное, я со стороны казался немножко странным, но у нас в отделе все были со странностями. Непризнанные гении, что с них взять.

Может, я и работал бы до сих пор в этой компании. Но всё решил тот злополучный корпоратив.

Так у меня появилась новая работа. Работа, к которой я приговорён пожизненно.

Петь Песню.

Снова и снова петь Песню.

Я до сих пор сочиняю. Сейчас другая эпоха: можно записывать песни дома, снимать любительские клипы, выкладывать в Интернет. Но то, что я делаю сейчас, никому не интересно. У моих роликов с новыми песнями – сто-двести просмотров. Зато у того, легендарного клипа – миллионы.

Мой менеджер… простите, менеджерка говорит, что у меня всё ещё впереди. Я ей не верю. Мои песни – я имею в виду все остальные, кроме Той Самой, – никому не нужны.

Мой менеджер – Лилия. Она бросила работу в компании, загубила карьеру, чтобы работать со мной. Она с детства была влюблена в того юношу из клипа.

Ещё одна жизнь, загубленная Песней. По крайней мере, Лилии повезло больше, чем Платону.

Его убили в тот самый день, когда я продал Песню. Он слонялся по вокзалам и подземным переходам и раздавал доллары нищим. Кончилось тем, что его ударили по затылку и унесли рюкзак. Платон умер в больнице.

У меня другая судьба.

* * *

Очередной праздник в очередном маленьком городке. Очередной Дом культуры или сцена на площади. День Города, День Конституции, Праздник Народного Единства… Повсюду флаги, плакаты, лотки с пирожками. Толпы народа. Уж на что не могу пожаловаться – так это на отсутствие публики.

Я обычно выступаю на разогреве у кого-то или участвую в сборном концерте под вывеской «Дискотека 90-х». Ностальгия сейчас в моде, пропади она пропадом.

Мне и моей группе выделяют пятнадцать-двадцать минут. Это много.

Мы начинаем с какой-то из моих неизвестных песен. Иногда играем две. Публика слушает из вежливости. Все ждут Песню. Мы, конечно, сыграем её, но чуть позже. Деньги надо отработать.

Зато когда звучит Песня – подпевает вся толпа. И неважно, где мы играем: в сельском клубе или на стадионе, на фестивале или на корпоративе.

Когда Песня заканчивается, публика глядит с интересом: неужели он ещё что-то будет петь? Обычно напоследок я играю что-то известное, чтобы все могли подхватить. Народную песню. Или военную, если 9 Мая. Ну, вы понимаете. Провожают нас овацией.

Потом ночёвка в местной гостинице за счёт организаторов, питание для всей группы. Лилия умеет договориться, это да. Бывает, идём на экскурсию по музеям и прочим достопримечательностям. А потом садимся на автобус и едем в следующий город. И я опять буду петь со сцены Песню. А в толпе, у самого края сцены, будет стоять Платон и ехидно смотреть на меня, скрестив руки на груди.

Пока я пою Песню, он жив.