Копанка

Копанка

Рассказ

По степной дороге Илья-углекоп возвращался из Кубы в свою нору. Уныло повизгивали старые велосипедные колёса тачки; встряхивалась на кочках стопка пустых мешков; живым зверьком подпрыгивал на грязных досках тощий рюкзачишко с провизией.

Шахтёрский рудник, где восемь лет назад закрыли шахту, на местных картах обозначался посёлком Дзержинским, но оставшиеся обитать в нём люди почему-то называли его Кубой.

Ещё крепкие здоровьем и разумно пьющие кубинцы давно подались в чужие края искать заработков на жизнь, а в посёлке остались существовать старики, шахтёрские вдовы, увечные калеки и невозвратно спившиеся особи обоих полов. Их Илья и снабжал углём для обогрева жилья в долгие степные зимы. За мешок собственноручно добытого «чёрного золота» брал он недорого, но ему вполне хватало на харчи, табак и выпивку.

Осваивая промысел, Илья едва пережил минувшую осень. Когда в конце сентября заладили мутно-зелёные дожди, пришлось ковырять уголь, стоя на коленях по мошонку в холодной и вонючей воде. Выбраться на Кубу по расползшейся, как каша, степи, чтобы продать уголь и запастись провизией, было невозможно.

Илья варил и обжаривал на костре какие-то бледно-голубые грибы, кипятил чай из скукоженных ягод шиповника, курил сырые коренья.

Когда в одну ночь схватило льдом полную воды копанку, Илья в горячке валялся на ворохе пустых мешков, не имея сил разжечь буржуйку. Но, слава Богу, выжил, хотя и не один раз порывался вернуться на Кубу.

А весной попал на мощную угольную жилу, обзавёлся нужным для угледобычи инструментом и уговорил плешивого козопаса продать ему останки старого мотоцикла с коляской.

Паша держал стадо коз и мечтал о спутниковой тарелке, чтобы смотреть по телеку порнуху. А Илье позарез нужен был мотоциклетный мотор, который можно приспособить под лебёдку, чтобы таскать из норы корыто с углём; и под насос, чтобы откачивать воду.

Непредвиденно удачно начинался год. Но Илья никогда не был удачливым. Жил, как карта судьбы выпадет, и к сорока годам понял истину, что деньги к деньгам идут, нужда к нужде, а тюрьма к тюрьме.

Весной в окрестностях Кубы объявились отмороженные копачи на чёрных гробоподобных джипах, снаряжённые оранжевыми экскаваторами, похожими на гигантских пеликанов, и стадом по-звериному ревущих самосвалов. Эти беспредельщики не признавали ни законов, ни власти, а, выбрав уголь, оставляли в степи огромные котлованы, куда нечаянно падали и убивались насмерть козы и нетрезвые кубинцы.

Илья уже добрался до косо торчавшего из земли камня на обочине дороги, где ему надо было сворачивать в степь, как услышал за спиной нарастающий рокот автомобиля. Он нырнул в густые, затянутые сетью липкой паутины кусты терновника.

На дороге резко остановилась бывалого вида красная «девятка». Из машины выскочил накачанный парняга в чёрной майке и светлых джинсах. Он рванул на себя заднюю дверь, вытащил и бросил на дорогу растрёпанную девицу в короткой юбчонке и расстёгнутой блузке. Здоровяк с размахом стал пинать её ногами в белых кроссовках, хрипло приговаривая: «Ах ты, сучёнка!..». Через минуту машина, презрительно фыркнув, резво помчалась в сторону Кубы.

«Хорошие бабы на дороге не валяются», – подумал Илья.

Девица, свернувшись кренделем, лежала в пыльной траве на обочине.

Живая? – носком ботинка Илья коснулся её бедра.

Дамочка отзывчиво зашевелилась, потянулась к Илье.

Эй, муж-ж-ик…

О-о, да ты бухая, – покачал головой Илья.

Мужик, забери меня. Я тебе что хочешь сделаю.

«Вообще-то баба в хозяйстве пригодится, – размышлял Илья. – Отвезу на копанку, за ночь откиснет, а утром разберёмся».

От дороги до норы он обычно добирался за полчаса, а с увесистой находкой, по-щенячьи свернувшейся в тачке и не издававшей в пути ни единого звука, прибыл, когда уже туманные сумерки тягуче растекались по зарослям кустарника. Здесь пряталась его халабуда – так Илья называл своё жилище: полуразрушенное каменное строение, в котором когда-то находилась мощная лебёдка, таскавшая вагонетки по наклонному стволу.

Илья присел на старую автомобильную шину, закурил сигарету без фильтра и по привычке устремил свой взгляд в ту сторону густеющего синевой неба, где всходит первая звезда.

Летом он часто устраивался на ночлег на ворохе пустых мешков, сваленных под стенами халабуды. Просыпался от запаха настоянной на травах росы, когда первые солнечные лучи нежным теплом касались его лица. Умывался водой из пластиковой бутылки, натягивал на голову ремешки китайского фонарика, бросал в корыто кирку и лопату и спускался в нору. Некоторое время спустя выбирался наружу, волоча за лямки, как бурлаки баржу, корыто полное угля.

Когда золото солнца растекалось на полнеба, а гора угля закрыла просвет между кустами, сквозь который была видна дорога на Кубу, Илья присел на колесо и достал из рюкзака пивную бутылку. Не успев сделать несколько глотков, как услышал за спиной шаркающие шаги. Гостья в его клетчатой сэкондхэндовской рубахе неустойчивой походкой выходила из-за угла халабуды. Волосы были кое-как причёсаны, нижняя губа вывернута и скособочена.

Илья молча протянул ей бутылку.

Зоя, – назвалась девица, вытирая грязной ладонью пену с подбородка.

Допив пиво и выкурив две сигареты, она, будто это было привычное для неё дело, впряглась в корыто, на четвереньках вытаскивала его из норы и насыпала уголь в мешки – по пять вёдер в один, как велел Илья.

Вечером они сидели у небольшого искристого костерка, ели растворимую в кипятке лапшу и пили круто заваренный в чайнике чай.

Когда-то у Ильи были женщины, случайные и которых он добивался, может быть, даже любил. Простодушные и коварные, бескорыстные и скупые, чистоплотные и неряшливые, но по сути – одинаковые. И расставаясь с ними, Илья ни о чём не сожалел.

Зою он видел впервые, но почему-то не хотел, чтобы она ушла.

Однажды она сказала:

Ты меня ни о чём не спрашивай. Я тебе потом всё расскажу.

Однообразные дни становились короче, небо тяжелело и всё ниже опускалось к земле, всё меньше звёзд загоралось в ночи.

Как и прежде, дважды в неделю Илья возил на Кубу уголь и возвращался с провизией и деньгами. Деньги он с удовольствием пересчитывал, туго сворачивал в рулончик и перетягивал красной резинкой. Рулончик тщательно заворачивал в кусок полиэтилена и прятал в носок.

Всё отчетливее проявлялись приметы приближающейся осени. Сквозь багровый кустарник уже чётко прорисовывались ультрамариновые силуэты Кубы, а по ночам на землю с хрустом, как выстиранная простыня с мороза, опускался холодный туман.

Илья перебрался в халабуду. За день надолбавшись увесистой киркой и намахавшись широкой лопатой, вечерами он замертво валился на жёсткий топчан, а по утрам, как только ощущал послушное тело Зои, его охватывало непреодолимое желание.

В то утро Илья, как обычно, забрался в нору и уже вонзил острый клюв кирки в угольный уступ, как почувствовал гнилое дыхание кровли. Он едва успел выскочить наружу, когда копанка, утробно прохрипев, изрыгнула ему в спину дробь мелких камней.

Что случилось?! – выскочила из хижины Зоя.

Полный хандец! – Илья сплюнул комок чёрной слюны.– Кровля села, до угля теперь не добраться.

Илья замызганной тряпицей размазывал угольную пыль по лбу, долго выковыривал грязным пальцем сигарету из пачки.

Теперь топить нечем, а на носу зима, – рассуждал Илья. – Что жрать будем? Придётся тебе на Кубу возвращаться.

Никуда я не уйду, – прервала его Зоя.

Илья молча курил. Спустя минутуЗоя тихо сказала:

Илья, не прогоняй меня, пожалуйста.

Прозрачное небо после полудня захватили клубящиеся чернильные тучи. Низко над степью порывами проносился мокрый ветер. В воздухе запахло снегом. День тянулся долго, каждый сам себе искал занятие. Илья перекладывал с одного места на другое мешки, пересчитывал их. Зоя спустилась в овраг к роднику и долго чистила там закопчённый чайник.

Ночью она стала рассказывать:

Мать сошлась с Петровичем, когда мне лет десять было. Отец уехал в Москву на заработки и там растворился. Одни говорили, что где-то в пригороде под электричку попал, другие – что сидит.

Мать без работы маялась, нищета беспросветная. А у Петровича шахтёрская пенсия. Квартиру запущенную и в долгах бросили, перебрались к Петровичу во флигель. Стали они на пару запоями пить. Мать, хоть и была почти вдвое моложе Петровича, но померла первой, через полгода и он за нею.

А я после училища в городе помыкалась: то официанткой-уборщицей в чебуречной у азеров, то овощами на рынке торговала, то горячий асфальт кидала на дорогу.

Однажды мой братец объявился – сын Петровича. Он в городе крутился с валютчиками на рынке, бензином торговал. Короче, крутой. «Девятка» у него, музыка из салона бумцает, золотая цепь на шее, гайка на пальце. Говорит: я здесь металл принимать буду. Или освободи помещение, или приёмщицей оставайся. Мне деваться некуда, согласилась.

Безработные мужики тащили железо днём и ночью, весь двор завалили. А цветной металл – медь, алюминий – я отдельно в сарайчике под замком держала. Помогал мне один парень, жила я с ним.

Вроде, всё нормально шло, кое-какие деньги завелись. А как-то Серёга приехал и ревизию устроил. Сарайчик для цветного металла открыли, а в нём пусто, и в задней стенке две доски сдвинуты. Алкаши по ночам таскали, а утром мне снова сдавали. А разве их запомнишь, железки? Ну Серёга и взвился, парня моего побил, а у меня паспорт забрал и сказал: я тебя на счётчик ставлю.

А как-то нагрянул ночью, пьяный в хлам. Ввалился ко мне в постель… Потом стал друзей привозить. А мне что делать? Ни жилья, ни паспорта, ни денег. Весной Серёга меня на точку отвёз, сказал: будешь долг отрабатывать. Там ещё три девчонки стояли, он их крышевал.

Был у меня один постоянный клиент. Солидный дядечка из начальников. То ли из налоговой, то ли из собеса. Ему на точке светиться ни к чему, а в машине корячиться – возраст не тот. Вот он и приезжал ко мне на Кубу.

Дядечка был тихим и щедрым. Всегда мне подарки привозил: шоколад, кофе, сигареты дорогие. Но, как и все другие, с вавкой в голове: у него получалось только когда я пьяной была. Смешивал водку с пивом, чтобы я скорее окосела, и вытворял такое, что рассказывать стыдно.

Ну, Серёга выследил, дождался, когда клиент уедет, ворвался в дом, всё вверх дном перевернул, нашёл мою схованку и забрал всё, что я накопила. А я бухая, убивай меня – по фигу! Да ты сам видел.

Серега меня пару раз по анфасу съездил, в машину затолкал. За Кубой выбросил на дорогу: без денег не появляйся, зарою!

Нормальный декамерон, – сказал Илья. – Переживать о том, что уже случилось не имеет никакого смысла. Не рви себе сердце напрасно, живи дальше.

Утром Зоя обнаружила Илью, снаряжавшегося в дорогу.

Попробуем рвануть, – сказал Илья, затягивая шнурки на высоких ботинках. – На Кубе я знаю одного мужика, он взрывником на шахте работал. Наверняка у него что-нибудь подходящее найдётся.

Оставшись одна, Зоя никак не могла унять охватившее её беспокойство. Носила воду из родника, затевала уборку в халабуде, бесконечно курила и пила вчерашний чай. В полдень она выбралась из кустов, окружающих копанку, присела на камень и стала пристально всматриваться в степь, где змеилась едва заметная тропинка на Кубу.

Внезапно из-за пригорка выкатилась растрёпанная голосистая собачонка, а вслед за нею выступило стадо коз и низкорослый пастух с выпяченным животом.

Зоя ринулась в кусты, но у халабуды её догнал жизнерадостный пёсик, заюлил у ног, заливаясь отчаянным лаем.

Через минуту возник и козопас. Он устало опустился на автомобильное колесо, снял белую парусиновую кепку и стал вытирать ею розовую в росинках пота лысину. Блестевшие под нависшими веками угольные глаза ощупывали Зою.

Во, знакомая тачка! – воскликнул пастух.– А меня расспрашивают: где Илюха уголь роет? Откуда мне знать, говорю. Мотоциклет у меня хочет купить – это да. А где его копанка – нет мне никакого дела.

Из кустов стали выглядывать рогатые головы, похожие на чертей, жалобно блеять и обдирать жёлтыми зубами ветки.

А ну пошли, идолы! – пастух замахнулся на коз длинной палкой.

Забирай своих коз и вали отсюда! – Зоя вышла из-за халабуды и пнула ногой собачонку.

Пастух поднялся с колеса и сделал несколько шагов в сторону Зои.

Вали отсюда, козёл! Сейчас Илья придёт, он тебе плешь на задницу натянет!

Илья на Кубу подался, я видел, – спокойно сказал пастух.– Ну что ты из себя целку корчишь? Если я подскажу пацанам, где ваша копанка, то завтра здесь яма будет. И тебя с Илюхой в ней закопают.

Козопас вплотную приблизился к Зое, короткими руками обхватил её за ягодицы. Зоя напряжённо застыла, рассматривая пульсирующие жилки на лысине.

Ну так что? – не поднимая головы, спросил пастух.

Зоя повернулась к халабуде и тихо сказала: «Ну ладно, пошли».

Спустя короткое время козопас выскочил из хижины, затягивая на ходу ремень на широких штанах.

Эй, козлодоев! – окликнула Зоя. – Смотри, если про копанку кому-нибудь вякнешь, то я собственными зубами твои вонючие яйца отгрызу! – Зоя сплюнула и вытерла губы ладонью.

Вечером Илья вернулся с добычей: колбаска взрывчатки, карандаш электродетонатора и моток цветной проволоки.

Пока он пристраивал в копанке взрывчатку и растягивал провода, потемнело.

Завтра с утра рванём, – сказал Илья. – Тут-то и дела – к батарейкам присоединить.

Долго сидели на колесе, прижавшись друг к другу и накинув на плечи одну телогрейку. Чёрный купол неба был густо проколот искристыми звездами. Луна куда-то исчезла.

Как думаешь, получится? – спросила Зоя.

Илья пожал плечами.

Я вот что подумала. Мы могли бы пока пожить за те деньги, что ты на мотоцикл откладывал. А до угля доберёмся, вернём.

Могли бы, но их уже нет, – сказал Илья. – Часть за взрывчатку отдал, а потом твоего братца отыскал. Договорились, не тронет он тебя.

Утром они проснулись от натужного рёва автомобильного мотора. Илья выскочил из халабуды. Чёрный в комьях грязи джип занял всю площадку перед копанкой. У машины стояли трое, похожие не только одинаковыми кожаными куртками и бейсболками, но и щетинистыми физиономиями.

Давно не виделись, стахановец! – приседая, развёл руки тот, что постарше, и направился к Илье. – А Паша говорил, что без него не найдём.

Мы же с тобой договорились, – с укоризной сказал Илья.

А ты кто такой, чтоб я с тобой договаривался? За два мешка угля договориться хотел? – Серёга ударил Илью в грудь.

Не трогай его!– выскочила из хижины Зоя.

И ты здесь прописалась, пришмандовка! – Серёга поймал Зою за волосы, ударил лицом о колено и с размаху всадил носок ботинка в живот. Зоя клубочком покатилась в кусты.

Что же ты делаешь, тварь?! – подскочил Илья и тотчас же получил резкий удар в висок, свалился на бок, и тяжёлые ботинки Серёги гулко и часто застучали по его бокам.

Да брось ты убогих. Надо в нору заглянуть, – позвали компаньоны.

Серёга сбросил с себя куртку, достал из джипа шахтёрскую лампу и на четвереньках спустился в копанку.

Здесь провода какие-то, – глухо донеслось из норы.

И в этот миг тихое дождливое утро взорвалось так, что низкорослые акации у копанки вздрогнули. Чёрная огненная лавина вырвалась из норы и облизала джип. Когда дымящиеся жестянки разлетелись по кустам, из-за стены лачуги на четвереньках выбралась Зоя. В руке она сжимала, как связку гранат, несколько батареек, скреплённых вместе синей изоляционной лентой.

Разноцветные провода, как жилы, тянулись за ней.

 

По раскисшей от дождя степи тащить тачку с неподвижным телом – не для женских рук. Но Зоя тащила и толкала, ибо дороже этого груза не было для неё ничего на свете.

Окровавленная голова Ильи болталась по грязным доскам, он дышал редко и порывисто, в груди сипело и булькало, как в закипающем чайнике.

Велосипедные колёса, облепленные комьями травянистой глины, не вращались, а скользили. Зоя, переламываясь в поясе и падая на колени, всё тащила и тащила тачку в глубь мглистой степи.

В апреле, когда на месте копанки Ильи уже зиял огромный котлован, Паша выгнал на первый выпас своё стадо. Поздно вечером ошалелые козы в сопровождении собачонки вернулись на Кубу без пастуха.

Только на третий день кто-то из кубинцев обнаружил в мелком овражке обглоданное зверьём тело. Пашу опознали по сандалиям с металлическими пряжками. Говорили, что на пастуха напали дикие кабаны или степные волки.

 

с. Голубовское,
ЛНР