Журнальный мир

Конечно же, имя перекочевало сюда из жилпосёлка под тем же названием, но каким-то слишком уж символичным оно мне показалось. Ведь городок мёртвых — это совсем не то, что городок живых! Если у мёртвых есть свои города, сёла, территории и страны, своё городское хозяйство, своя организация — пусть хотя бы лишь одного только похоронного дела — то нам, живым, скоро конец…

Бесчувственные мёртвые с пустыми, невидящими глазами, мёртвые, точно и неуклонно выполняющие всякие производственные и хозяйственные задания, разные работы и всё такое прочее — они должны были явно потеснить нас: безалаберных импульсивных и просто-напросто дурошлёпистых живых.

Земля — мёртвых! Каково?

Я побыстрей выскочил из ставшего вдруг тесным джипа.

Водитель и кинооператор Комогорцев остались в машине, с двумя другими своими приятелями, ушедшими на могилу родных, я не пошёл. Не стал осматривать и кладбище. Миновав три огромных гранитных памятника, быстро свернул налево. Часы мои показали: 17.10…

Зинаиды Петровны не было. Никого вообще не было видно в тот предвечерний час в центральной части кладбища.

Я вернулся к центральному входу, чтобы ни в коем случае не пропустить женщину, приехавшую проведать убитого не на войне, а в больнице племянника.

Усевшись на гранитную скамью, стал смотреть поверх могил и памятников на верхушки кладбищенских деревьев.

— Что, боязно небось вглубь заходить?

Я вздрогнул. Даже не глядя понял: это ко мне незаметно подкрался и над ухом моим, с растяжечкой северной проговорил Ванечка наш Комогорцев, кинооператор и правдоруб…

Услышав Ванечкины слова, вспомнил я давнее: вспомнил неотступно сидевшее во мне все эти годы и только тут, близ могил погибших ополченцев и отправленного на тот свет ни за что ни про что племянника Зинаиды Фёдоровны, вдруг вспыхнувшее…