Лагерь смерти: семь матерей

Лагерь смерти:

семь матерей

 

Я с большой — нет, с огромной любовью этот

маленький дар отдаю

Женщинам Равенсбрюка и живым, и погибшим в бою.

С. В. Никифорова

 

Мой папа из Испании, — так начала свой рассказ Стелла Владимировна Никифорова. — А вот мама, как говорится, из «других». Не знаю, где они познакомились, а поженились в Антверпене, и я родилась уже там.

Первые четыре года маленькая Стелла вместе с родителями прожила в маленьком бельгийском городке. В 1940 году Бельгия была оккупирована. Из Лондона приехала бабушка помогать маме Стеллы, а тут война. Уехать обратно уже не получилось, и бабушка жила нелегально. Мать предупредила дочку:

«Стелла, никому не говори, что у нас живет бабушка!»

Когда кто-то звонил в дверь, бабуля пряталась в шкафу. В этом шкафу она и умерла, в очередной раз, прячась от полиции.

Отец Стеллы Владимировны, опытный инженер, участвовал в сопротивлении. Из-за «еврейской крови» его чуть ли не каждый месяц таскали в комендатуру, но благодаря начальнику завода, который говорил, что без Густава производство остановится, ареста получалось избегать.

Осенью 1943 года гестапо арестовало всю семью. Какое-то время Стелла с родителями содержалась в тюрьме, затем их переправили в концлагерь, который в народе называли бельгийским Освенцимом. В декабре 1943 года Стелла с мамой оказалась в лагере смерти Равенсбрюк, а папа — в Бухенвальде.

«Мам, давай убежим», — сказала малышка по дороге в лагерь. Мать вздохнула и погладила смелую дочку по голове.

По прибытии им обрезали косы, облили вонючей жидкостью, и маленькая бельгийская девочка стала узницей лагеря смерти.

Мы — первая партия, в которой были дети, — вспоминает Стелла Владимировна. До 1943 года в Равенсбрюке детей не было.

Когда их привезли, маме внезапно стало плохо, она упала, и Стеллу забрали в другой барак. В лагере существовало негласное правило: если ребенок оставался один, то женщины за ним ухаживали. У Стеллы было семь «лагерных матерей». Бельгийка, француженка, датчанка, еврейка, немка, русская.

Я очень тосковала по маме. Она ведь была для меня всем: семьей, домом, единственным другом, — вспоминает Стелла Владимировна.

Однажды высокая голубоглазая женщина взяла девочку на руки и подошла с ней к соседнему бараку, хотя хождение между бараками не разрешалось, за это жестоко наказывали.

Был солнечный день, мама сидела у окна, ее волосы, словно ореолом, окружали голову, — говорит Стелла Владимировна. — Она подготовила мне подарочек: кусочек фольги, ленточку и зубную щеточку, говорила что-то, не помню что. Я была так рада: мама жива, она все-таки выжила…

Стеллу показывали маме еще раз, в пасмурный, дождливый день:

Я увидела только белое пятно и все.

Когда очередная «лагерная мама», немка Клара, сообщила: «Стелла, твою маму сожгли», девочка даже не поняла, что произошло.

Как-то раз Стелла слишком разбаловалась. Одна из женщин сказала:

«Твоя мамочка на небе, и она недовольна твоим поведением».

«Моя мамочка не на небе, а в десятом блоке», — не раздумывая ответила Стелла.

Через год эта же женщина сказала ей:

«Русские самолеты летают дальше всех и выше всех. Но никого там, на небе, они не видели».

«Значит, мама жива!», — малышка вскочила, с нежным трепетом и любовью, обняла незнакомку и убежала.

Спустя много лет эта добрая, искренняя женщина Антонина Александровна Никифорова, подарившая маленькой Стелле надежду, стала ее свекровью.

В лагере я часто ночевала там, куда немцы боялись ходить, — рассказывает Стелла Владимировна, — в тифозных и туберкулезных блоках. Сидела среди больных, спала под кроватями. И ничем не заразилась.

Однажды в одном из бараков был генеральный обыск. Эсэсовцы с собаками стояли под окнами, чтобы никто не выпрыгнул, и не убежал. Стелла не числилась в том блоке, и женщины перепугались: что делать? Посадили ее в мешок. Повезло: охранники прошли мимо. Позже в лагерь привезли много детей, и малышка затерялась среди них.

Когда Стелла заболела скарлатиной, в больничный блок женщины ее не отдали, хоть и лекарств не было, и ухаживать особо некому было: всех гнали на работу, а дети оставались в бараках. На койках сидеть было нельзя, сидели на полу между ними. Главное — сидеть тихо, не смеяться громко, не плакать, не разговаривать, а то плеткой протянут по спине — мало не покажется.

Я все время лежала. Как приду в себя, попрошу пить — мне дадут воды. Ну, как говорится, дал Бог выжить.

Стелла покинула лагерь смерти 30 апреля 1945 года вместе с выжившими женщинами и детьми. После освобождения она попала в детский дом под Брянском.

И только после войны, уже в 1946 году, на своей первой в жизни елке в детском доме Стелла осознала, что произошло тогда в лагере смерти. Дети готовили новогодние поделки, пели и танцевали вокруг елки. Зима была холодная, в зале топилась большая печь. Стелла напрыгалась, устала, села и стала смотреть на огонь. И вдруг поняла, что вот так же, как горят эти поленья, горела ее мама… И девочка заплакала.

Она выросла, жила и работала в Москве, а потом окончательно обосновалась в Петербурге. Россия стала для Стеллы Владимировны родной. Родной навсегда…

 

Стелла Владимировна в детстве