Ларец поручика Каландера

Ларец поручика Каландера

Исторический рассказ

Помнится, спросила как-то у А. Э. Лейфера: «А случилось ли вам писать художественную прозу?.. Очерки, публицистику, документальные и краеведческие материалы… это – да, знаем, читали… А вот рассказы?.. Неужели не писали никогда?» Самой мне казалось невероятным, чтобы у Лейфера в его творческом багаже совсем не было прозы, всё-таки рассказчиком он был превосходным, слушать которого – одно удовольствие. «Как же, есть немного и прозы…» – ответил Александр Эрахмиэлович и в тот же день прислал мне вот этот рассказ. Его он написал аж в далёком 1969 году, но в авторские сборники ни разу не включал. По его словам, в середине девяностых рассказ был опубликован на страницах двух теперь уже не существующих и отчасти позабытых журналов – «Земля сибирская, дальневосточная» (1994) и «Город» (1997). И вот теперь у читателя «Складчины» есть возможность с ним познакомиться.

Наталья Елизарова

 

 

Артиллерии поручик Каландер выбирал место. Он шёл по берегу навстречу медленно текущей воде и мерил глазом высоту обрыва. Люди, рубившие тальник, уважительно кланялись высокому светловолосому человеку в заляпанных грязью ботфортах. Все знали, чем занят сейчас швед: вчера прибыл нарочный курьер из Тобольска, от князя Гагарина Матвея Петровича с одобрением  – строить на Оми-реке крепость.

Каландер, хватаясь за кусты, стал взбираться наверх. Лез долго, с передышками. Дрожали колени, не хватало дыхания – сказывалась страшная ямышевская осада, болезнь.

Наконец он забрался, прошёл ещё саженей пять и оглянулся.

«Дефензия1 отсюда хороша», – сразу же подумал он.

Действительно: правый луговой берег виден весь, левая низкая стрелка, где построены два временных редута, – как на ладони, и сзади, только вырубить немного березняка, – тоже попробуй подступись – поле ровное, не овражистое, хоть фузею, хоть картечь применить можно. А главное – Иртыш виден далеко и вверх и вниз – незамеченным никто не подберётся.

Ночью Каландер зажёг толстую серую свечу, а потом достал заветный чёрного дерева ларец, который хранил ещё со времён учёбы в королевской академии военных наук. О, как смеялся бы рыжий мастер-столяр из далёкого Стокгольма, если б ему сказали, что вещь его работы стоит сейчас на грубом берёзовом столе, в сырой землянке, посреди дикой Сибири!..

Щёлкнул хитрый замочек – Каландер откинул крышку. Наверху лежал толстый фолиант – роман Рюдбека «Атлантида» – все четыре части, отпечатанные в Стокгольме на хорошей бумаге и переплетённые вместе. Каландер сам не знал, зачем до сих пор он хранит эту гадость, этот напыщенный, лживый бред. Интересно, что написал бы достопочтенный романист, если бы вдруг воскрес и увидел, как русская конница подмяла под себя колонну Шлиппенбаха, как в полтавский лагерь ворвались калмыки и один из них, радостно визжа, набросил аркан на шею двадцатипятилетнего поручика Каландера – недавнего восторженного почитателя «Атлантиды»?

Нет, пожалуй, он не выбросит этот тяжёлый, обтянутый телячьей кожей том. Если провидению будет угодно, чтобы артиллерийский инженер Каландер, сын бедного дворянина из Гётеборга, вернулся на родину, он напишет свой роман, отпечатает его на последние деньги. Роман будет называться «История моего ларца, в котором хранилась "Атлантида" – книга великая, мудрая и поучительная». Пусть все почувствуют, как пахли десять тысяч мёртвых соотечественников под июньским солнцем Малороссии, пусть чихнут от пыли, которую поднимали волочащиеся по московской мостовой знамёна и штандарты полков Его Величества…

Каландер машинально раскладывал на столе бумагу, чертёжные инструменты, перья и свинцовые карандаши. От тяжёлых мыслей желание работать пропало. Он набросил мундир и вышел на воздух. Майская ветреная ночь была холодна. Перекликались часовые, кое-где краснели костры. Самой реки в темноте не было видно, но ветер тянул с Иртыша, и близость большой и упругой воды чувствовалась по ровному прохладному дыханию.

Каландер озяб, спустился в землянку и сразу взялся за чертёж.

К утру план был готов.

Подполковник Иван Дмитриевич Бухольц довольно крякал над каландеровой работой. Чем больше он рассматривал чертёж, тем больше тот ему нравился. Над плёсом Оми, недалеко от левой иртышской стрелки, стояла крепость. Она имела вид пятиугольный  – совсем как у искусного француза господина Вобана, фортификатора во всей Европе признанного и известного. С четырёх сторон – ров глубокий, а пятая сторона из-за речного обрыва сама по себе неприступна. За рвом по валу палисад стоит, за ним – рогатки, надолбы от конного и пешего. А по углам пять болверков2 обозначены, если в них батареи поставить, хороша дефензия будет.

Место пятиугольник изрядное обхватывает, можно будет и казармы, и казённые дома, и госпиталь, и цейхгаузы поставить. Форштадты с трёх сторон ровные, обширные, есть где и вширь податься… Ай да швед! Угодил!

Два года с лишним знал подполковник этого грустного, малоразговорчивого человека и уже не раз благодарил бога за то, что мудрецы из московской военной канцелярии дали тогда для экспедиции именно Каландера. Швед немало знал в баллистике, навигации, истории, геометрии и словесности. По-русски говорил бойко – научился за семь лет плена.

Более же всего поручик в фортификации был искусен. Тогда, на Ямышевских озёрах, их уцелело семьсот человек из трёх почти тысяч. А могли и все погибнуть, не построй Каландер перед зимовкой так быстро ретражемент3. Всего-то и работали двенадцать дней, на пустом месте да на скорую руку делали, а ведь не смог джунгарский контайша4 взять Ямышев, хоть и нагнал людей своих тысяч десять. Сколько ни ходили басурманы на приступ, сколько ни старались, – стоял ретражемент все три месяца. Если б не учинилась над людьми болезнь, если б не голод, держались бы, пока сикурс5 от Матвея Гагарина не подошёл. Но пришлось Ямышев с болью в сердце разрушать и вниз до Оми-реки ретираду6 держать. Так и не добрались до Яркента, не поглядели песочного золота. Но с Ямышева-озера всё до последней фузеи, до последнего седла увезли, ничего неприятелю не досталось.

Инженера на дощаник в беспамятстве внесли. До последнего дня держался, сам ходил людям указывал, под какой угол сколько пороху подложить. Сам хотел и взорвать свой Ямышев, да не успел – и его хворь скрутила. Так бы и умер Каландер, если б не канониры московские, с которыми он ещё до Сибири служил. Пока плыли – лечили его как умели, уток по берегам стреляли да утиным наваром поили, грудь пареными травами растирали.

…По ночам поручик бредил. Подполковник Бухольц по-шведски знал ещё с Нарвы. С жалостью слушал он, как над разлившейся иртышской водой несутся проклятия какому-то Рюдбеку, раздаются женские имена, чёткие слова уставных команд… «Ваше королевское величество! – часто кричал больной. – На шее у Швеции петля! Излечили ли вы ногу, ваше величество, ведь в  Турции хорошие лекаря?»

Каландер очнулся тогда на третью неделю, а к концу пути поправляться стал – на стоянках гулял по берегу, с удовольствием ел горячую стерляжью уху. По приезде он быстро построил редуты и с нетерпением стал ждать губернаторского решения.

Но вот и решение есть, и чертёж готов.

Бухольц обмакнул перо и с удовольствием вывел в верхнем углу плана свою подпись. Хоть яркентского золота не добыли, зато быть теперь городу на Оми-реке, спокойней спать теперь людям тарским, тобольским и чернолуцким.

Да и есть ли оно в Яркенте – золото?..

Вот уже три месяца ходит Каландер по стройке, меряет, проверяет, смотрит, как да что. Дело продвигается быстро. Руки солдатские по работе стосковались, топоры и лопаты так и играют. Вал люди дорыли, палисад ставить заканчивают. Пора уже болверки рубить начинать, а вместе с ними и казармы, чтоб в землянках не ночевать, гауптвахту, канцелярию…

…Седьмой месяц строит Каландер крепость, и уже скучно, уже тоскливо ему. Все главные работы сделаны, инженерного глаза уже не нужно. Сержанты всё с полуслова понимают, долго объяснять да особо проверять потом нет надобности. И всё чаще ходит Каландер по окрестностям, что-то прикидывает, о чём-то думает…

А думает он о том, что после многих викторий русскому государству теперь один путь – расти и мощнеть, что раз уж царь Питер, войну ведя, находит силы новые города строить, – не сломить теперь Россию. И пусть жалко товарищей, которых он закапывал в  горячую полтавскую землю, пусть стыдно и больно за Швецию  – русские правы, а не Карл, сидящий сейчас в Турции, у чужого стола. А раз уж ему, Каландеру, такая судьба выпала – вторую в жизни родину получить, надо этой родине по-солдатски служить.

А прикидывает инженер Каландер, что место здесь для города очень выгодное, пути хорошие – Омь-река вверх куда вьётся, Иртыш откуда спускается – мало кто знает. Скоро сюда люди потянутся – и военные, и торговые. Пяти зим не пройдёт – мала станет крепость, которая сейчас кажется огромной.

И задумал Каландер большое дело: изучить ландшафт и составить чертёж целого города. Строить его с размахом, по-европейски, из кирпича – глины много кругом.

С кем бы поговорить обо всём этом? Не с кем. Все кругом заняты, дома достраивают, готовятся к зимовке. А сам подполковник Бухольц Иван Дмитриевич другими делами озабочен, к  отъезду готовится в Тобольск, а оттуда в столицу – перед правительствующим Сенатом о несчастной яркентской экспедиции отчёт держать.

Не с кем поговорить…

Бухольц уезжал. Прощаясь, уже на морозном ветру снял треуголку и трижды поцеловал шведа. Каландер тоже растрогался, смутился. Ни тот, ни другой не знали, что больше не увидятся никогда.

И уехал Иван Дмитриевич…

Всю зиму Каландер чертил, подсчитывал, составлял прожект. Если его план понравится в Тобольске, если его затвердят в  Санкт-Петербурге, он попросит в награду лишь одно: разрешение съездить на родину. Конечно, не сразу – потом, когда кончится затянувшаяся война, а в том, что она кончится скоро, Каландер не сомневался.

Он должен ещё раз увидеть землю, которая дала ему жизнь. Вряд ли он сможет там остаться навсегда, вряд ли. Его потянет обратно – к русским, к городу, который он построил. Но он должен вновь взглянуть на зелёные холмы Швеции, на её озёра, быстрые порожистые реки, услышать ещё раз, как поют девушки на празднике начала рыбной ловли, как вторят им колокольчики, скрипки и луры… Он должен побывать в родном провинциальном Гётеборге и узнать, живы ли его отец и мать…

…Лёд ушёл только с Иртыша, Омь ещё стоит – грязная, уставшая. Но поручик Каландер уже торопит омское начальство: велите смолить лодку, дайте ему деташемент7 в пять человек – он поедет в Тобольск, к губернатору Гагарину с чертежом.

…Который день уже качается на иртышских валах утлая плоскодонка. Выгребают солдаты на север – к столице городов сибирских. И сидит в плоскодонке голубоглазый человек, держит на коленях ларец заморской работы…

В январе 1719 года сибирский губернатор князь Матвей Гагарин представил в Сенат очередное ведение8. Кроме всего прочего, в нём было сказано: «…А который поручик Каландер был, по воле Божии утонул, едучи к Тобольску, и в таких людях есть скудость».

 

1 Дефензия – сектор обстрела.

2 Болверк – бастион.

3 Ретражемент – укреплённый лагерь.

4 Контайша – титул монгольских (джунгарских) ханов.

5 Сикурс – помощь.

6 Ретирада – отступление войск.

7 Деташемент – отряд.

8 Ведение – отчёт.