Любовь и смерть на очарованном острове

Любовь и смерть на очарованном острове

Когда суета и заботы в родном городе иссушают мой мозг и душу – я меняю пространство, еду в другой город и брожу по нему среди декораций человеческой цивилизации. И чем больше я путешествую, тем чаще мне кажется, будто я смотрю какой-то фильм. А мне хочется быть не зрителем, а соучастником – залезть внутрь, потрогать, понюхать, попробовать этот мир, выйти за комфортные каменные стены и… сдохнуть от ветра, дождя, голода, аллергии, укусов насекомых и змей… Да, обычный современный человек без «каменного скафандра» – города – уже выжить не может. Вот и прилипаем мы к экранам телевизоров, смотрим передачи о дикой природе или посещаем заповедники, этакие резервации для животных, птиц и растений, где с безопасного расстояния можно наблюдать за ними, ощущая со страхом их мощь и собственное ничтожество. Но всё же один раз в жизни мне удалось побывать не зрителем, а «желанным гостем» на очарованном острове. И случилось это на Эспаньоле, где окружающий мир из киношного превратился в реальный.

Эспаньола – небольшой, самый старый и изолированный из всех Очарованных или, как принято сейчас называть их, Галапагосских островов. Бесконечно долго можно сидеть на белом и нежном, почти как манная крупа, песке пляжа Гарднер, наблюдая за играми морских львов в прибрежных волнах Тихого океана. Егеря и гиды национального парка на территории Галапагосских островов знают, что это место может очаровать человека и не отпускать его потом всю оставшуюся жизнь. Приехав сюда из любопытства, эти успешные и образованные люди из разных стран мира: Франции, Бельгии, Германии, США, Эквадора – остались на Галапагосах навсегда. Вибрации и энергия Эспаньолы захватили их в плен.

Несколько миллионов лет остров живёт в изоляции, хранимый океаном от влияния переменчивого мира. Находится он вблизи экватора, где даже воздействие на него магнитных полюсов Земли минимально. Здесь сохранилось первозданное поле нашей планеты с её вибрациями бесконечной, неосознанной любви…

Один мой хороший знакомый, объездивший большую часть Старого и Нового Света, утверждает, что остров работает как камертон, настраивающий души, излечивающий людей от «душевной недостаточности». Он рассказал мне, как попал на пляж Гарднер и был окружён морскими львами, а потом, глядя на играющих в прибрежных волнах животных, впал в некое подобие транса.

Он ощутил, как счастье и покой наполнили его всего, от кончиков пальцев до макушки; как перестали ныть поясница и суставы; как его тело стало лёгким, молодым и очень гибким и как время будто остановилось. Егеря вывели его из этого состояния, бросив в прохладную воду, а потом сразу увезли на корабль. После этого случая он со своей возлюбленной приплывает на яхте к Эспаньоле каждые три года.

Таких яхт, под флагами разных стран, тут немало, они бросают якорь невдалеке от пляжа Гарднер и стоят по несколько дней. На них приходят те, кто испытал здесь однажды состояние транса – и не может больше жить без ощущения этого счастья и этого «вкуса бессмертия». А ещё мой знакомый рассмеялся и добавил, что на яхтах люди занимаются любовью – не сексом, не зачатием детей, а любовью – которую получают здесь как огромный дар, достающийся в жизни очень немногим.

Если не сейчас, то уже никогда я не смогу побывать на Очарованных островах – вдруг чётко осознала я, взяла билет на самолёт и улетела в Эквадор.

 

Самолёт доставил меня в маленький аэропорт острова Бальтра, где и началось моё путешествие по Галапагосским островам. Небольшое судно Silversee с группой туристов на борту взяло курс к острову Эспаньола и бросило якорь недалеко от него. Рано утром нас на надувной резиновой лодке с мотором повезли к песчаному берегу. Другие туристы были в основном дайверами, и их мало интересовала суша. Они пролетели полмира, чтобы немедленно надеть своё снаряжение и уйти в прибрежные воды пообщаться со стингерами, рыбами из семейства акульих, очень опасными и сказочно красивыми существами. Я же пошла гулять по пляжу и начала с опаской приближаться к семейству морских львов.

Огромный самец спал на берегу. Самки кормили детёнышей. Морские львы-подростки наскакивали друг на друга, задирались и довольно похрюкивали. Никто из животных на меня не реагировал. Так я забралась в самый центр семейства, села на песок и стала наблюдать за играми в воде подрастающего поколения морских львов. От их грациозных тел, выделывающих вместе с пеной морской необычайные па, исходила такая нежность, такое счастье, что я забыла обо всём на свете, потеряв ощущение времени и пространства.

Молодые морские львы выпрыгивали из воды, ударялись грудью о грудь, обвивались шеями и ластами, создавая подобие этакого живого винта с вращающимися лопастями. Вдруг одна из играющих львиц (не знаю почему, но я была уверена, что это именно самка – уж очень точёными были её формы) вышла на берег, направилась ко мне и села неподалёку. Она оперлась на передние ласты, выгнула спину и задрала вверх голову точь-в-точь как собака или волк, воющий на луну. Её сходство с волком было настолько очевидным, что я совсем не удивилась, когда услышала издаваемый ею вой. Я вспомнила старинную балтийскую легенду о том, что нерпы могли превращаться в волков.

Потом морская львица стала попеременно поднимать ласты, да так смешно, что я невольно рассмеялась. Любопытная самочка развернулась на незнакомый ей звук – а потом очень быстро подбежала ко мне вплотную на своих ластах-ногах и положила голову на моё плечо. Что делать? Но никакого желания что-то делать: вскочить, бежать, звать на помощь – у меня не было. Кожа морской львицы оказалась нежной и тёплой на ощупь, и пахло от неё не тухлой рыбой, а свежестью океанского ветра, солнечного дня. Этот запах зацепил меня и потащил! Я ощутила себя частью огромной Матери-Земли. Каждый камушек под прозрачной ласковой волной любил меня, и каждая песчинка светилась мерцающим сиянием, а я, маленькая и беззащитная, лежала на груди у своей матери, и мне было бесконечно хорошо. Не знаю, сколько времени я так просидела. Помню только, что сильные мужские руки оторвали меня от морской львицы, подняли и понесли прочь.

Это был Ион – наш гид и егерь Галапагос. Оказывается, когда дайверы вышли на берег, они обнаружили, что меня нет. Я не откликалась на их крики. Ион пошёл меня искать, обнаружил рядом с морской львицей и понял, что я, как мне объяснили уже позднее, «поймала поток Пача-Мамы, как говаривали древние инки, или Матери-Земли». Ион нёс меня на руках и ласково приговаривал:

Не плачь, родная, не плачь… ты обязательно вернёшься к ней… надо идти на корабль, на корабль… тебя все ждут, у тебя есть дом, дети… ты им нужна, нужна…

И с каждым его словом моя боль разлуки утихала. Когда мы так вернулись к лодке, я уже настолько пришла в себя, что забралась сама на резиновый борт и крепко вцепилась руками в канаты.

Ион сел рядом и тихо сказал:

Ни о чём меня не спрашивай, просто поверь, что так надо, и повторяй за мной.

Я стала повторять за ним непонятные слова, и ко мне начали возвращаться силы и ясность сознания.

Ион, я была так счастлива, так счастлива… Зачем ты меня забрал оттуда?! – повторяла я вновь и вновь.

Здесь так бывает со многими. Остров Эспаньола – это камертон любви, и твоя душа, словно старый рояль, настроилась по этому камертону. Много лет назад я приехал на этот остров понырять с акулами. После погружения вышел на берег, снял акваланг – и мне захотелось растянуться на сияющем песке. Вот так и растянулся на двадцать лет. Не смог жить больше без энергии любви, остался на Галапагосах и начал работать в заповеднике, благо я родом из Голландии и знаю шесть языков. Так что ты тоже будешь сюда возвращаться снова и снова… И если не физически, то в снах и мыслях, поскольку твоя душа не сможет больше жить без этой подпитки, – Ион говорил со мной терпеливо и ласково, а мне было невыносимо уезжать с острова, хотелось прыгнуть в воду, полыть к берегу и остаться на том песке навеки.

Зачем ты меня забрал оттуда?! – не унималась я, постанывая от боли и прижимая ладонь к груди.

Извини, это я виноват. Я не должен был оставлять тебя одну на пляже. На этот берег Эспаньолы приезжать по одному нельзя, можно попасть в поток Пача-Мамы, забыть обо всём на свете и погибнуть с улыбкой на лице. Человек не может долго находиться в таком состоянии. Этот остров называют островом любви только для туристов, что приезжают сюда ненадолго и держатся группой, и для владельцев яхт, что стоят не ближе, чем в пятистах метрах от берега. А местные жители называют его островом смерти или островом самоубийц, – продолжал Ион.

Ты хочешь сказать, что я могла умереть от любви и ощущения счастья? – изумилась я.

Конечно! Но за последние пять лет на острове не было таких случаев, не было и человеческих самоубийств, за этим строго следят…

Ты сказал – человеческих, а что, бывают какие-то другие самоубийства?

Да, бывают. На Эспаньолу – правда, не на пляж Гарднер, а на другую, высокую и скалистую часть острова – приплывают морские львы-самцы. Они бросаются вниз со скал и убивают себя.

Этого не может быть! У животных заложен инстинкт самосохранения!

Мы очень мало знаем о животном мире. Завтра мы поедем на ту часть острова, увидим скалу покоя или смерти. А сегодня постарайся отдохнуть и выспаться, закончил наш разговор Ион, но руку мою не выпустил до самого трапа корабля.

У меня в голове всплыли строки, написанные Владимиром Высоцким:

 

В суету городов и в потоки машин

Возвращаемся мы – просто некуда деться!

И спускаемся вниз с покорённых вершин,

Оставляя в горах, оставляя в горах своё сердце…

 

Я повторяла их снова и снова, моё сознание держалось за эти слова, как за спасательный круг… Корабельный врач дал мне снотворное, и я уснула.

 

Утром следующего дня шлюпка с группой туристов опять взяла курс на Эспаньолу. Мы высадились на том же пляже, но пошли вглубь острова, подымаясь всё выше и направляясь к диаметрально противоположному берегу. Вдоль еле заметной тропинки похожие на гроздья тёмно-фиолетового винограда лежали морские игуаны.

Это самец, у него яркие красноватые пятна на шкуре, – объяснял Ион. – Игуаны – огромные ящерицы, существующие на земле миллионы лет. Они бывают морские и сухопутные. Морские игуаны – уникальные земноводные, живущие исключительно на Галапагосских островах. Причём из всех Галапагосов самая большая их колония сохранилась именно на Эспаньоле.

На островах Сан-Кристобаль и Изабелла взрослых игуан уничтожали собаки и коты, завезённые человеком, а их яйца стали излюбленным лакомством крыс. Морские игуаны могут достигать метра в длину. Чёрная окраска помогает им быстрее согреваться. Питаются они водорослями, могут находиться под водой до часа. Очень интересно размножение игуан. Дело в том, что медлительная и постоянно спящая на суше самка в брачный период способна молниеносно скрыться от самца в воде, и тот часто не успевает её оплодотворить. Так вот, столь «непокорный» характер самок природа компенсировала наличием у самца двух членов. Морские игуаны живут до 25-30 лет. Самки кладут свои яйца в трёхстах метрах от воды и высоко над уровнем моря. Для этого они ползут в горные пещеры и гроты, причём путь их настолько труден, что многие молодые самки срываются вниз и разбиваются о прибрежные скалы…

Безобразие какое! – вдруг гневно воскликнула дама средних лет, державшая за руку девочку-подростка.

Извините, я не понял, о чём вы говорите, мэм? – удивился Ион, резко повернувшись.

Я говорю – безобразие! Куда смотрят все ваши комиссии по защите прав животных! Ведь это же форменное изнасилование! Самки не хотят спариваться и убегают от самцов, а те их насилуют! А потом ещё эти изнасилованные дуры ползут в горы откладывать яйца и погибают! Я считаю, что надо исправить ошибку природы, защитить самок и ввести принудительное удаление одного из членов у самцов игуан! – уже почти кричала возмущённая дама.

Мэм, службы национального заповедника не могут вмешиваться в естественные процессы. Вмешательство человека в экологическую систему способно принести только вред, и большой, – растерялся от такого напора Ион.

Ах так… Мы с дочерью не можем продолжать экскурсию, в которой пропагандируется насилие, и требуем немедленного возвращения на корабль, всё сильнее распалялась туристка.

Ион взял рацию:

Джереми, срочно подойди к группе и забери двух человек.

Через пару минут прибежал помощник Иона Джереми, вроде бы остававшийся на берегу со шлюпками.

Пожалуйста, мэм, Джереми доставит вас и вашу дочь на корабль. Не волнуйтесь, так бывает, – спокойно произнёс Ион и протянул руку по направлению к берегу.

В напряжённой тишине раздался смешок, потом второй, третий, и вот уже смеялась вся группа.

Не смейтесь, друзья. Дама не первая, кто возмущается на эту тему. Люди уже тысячи лет пытаются «поправить» природу и абсолютно уверены, что имеют на это право. Давайте успокоимся и продолжим наше путешествие, – сказал Ион и двинулся впереди всех по тропинке.

Я догнала его и пошла рядом.

А ведь ты не удивился, когда у этой мадам началась истерика? – неожиданно для себя самой задала я Иону вопрос.

Неужели ты догадалась, почему? – спросил егерь.

Я думаю, что остров просто-напросто её не пустил, – тихо ответила я.

Правильно. Такое происходит почти в каждой группе. Кто-то вдруг начинает нести очевидную чушь и требует возвращения на корабль. Поэтому, если ты обратила внимание, мы сразу взяли с корабля резервную шлюпку, а Джереми шёл за нашей группой и ждал моего сигнала, когда надо будет кого-то забирать. Эспаньола – зачарованный и затерянный мир, хранимый свыше. Мир, в котором живут необычные существа и происходят необычные, во всяком случае для человека, события, – подвёл черту Ион.

 

Мы шли по красной земле острова, сплошь усыпанной камнями и обломками скал. Из растительности вокруг высились только гигантские двух- и трёхметровые кактусы. Ион остановился и повернулся к группе:

Друзья, мы вступаем с вами в царство альбатросов. Прошу быть деликатными гостями и не приближаться к птицам ближе, чем на четыре метра.

Итак, на скалах Эспаньолы гнездятся вечные странники – альбатросы… Они летают над гладью океана, используя не силу своих крыльев, а воздушные потоки, зарождающиеся над поверхностью воды. Поэтому моряки, завидев альбатросов, понимали, что скоро будет буря, и считали их предвестниками беды. В среднем размах крыльев этих птиц достигает трёх метров, а скорость полёта 60-70 километров в час. Альбатросы потрясающе умеют использовать ветер и могут в сутки преодолевать до 800 километров. Доказано, что некоторые из них облетали земной шар за 46 дней. Это очень древние птицы, считается, что этому виду 12-15 миллионов лет. Гнездятся альбатросы всего в нескольких местах на изолированных старых островах Южного полушария. Птицы прилетают гнездиться на то же место, где родились сами. Живут они до 60 лет, откладывают одно яйцо раз в два года. Период высиживания и выращивания птенца достигает у них почти девяти месяцев. Молодые самка и самец очень долго выбирают себе пару, слетаясь на период ухаживания к месту рождения. Период таких встреч может растянуться на 3-7 лет. Танец ухаживания альбатросов очень красив. Они пощипывают друг другу перья, обнимаются шеями, целуются клювами, гогочут и кружатся, как будто танцуя друг с другом.

Вырастив птенца, пара разлетается, но встречается вновь через год. Альбатросы моногамны. Если самка или самец погибают, альбатрос становится вечным странником – и всю свою оставшуюся жизнь сливается только с ветром над гладью океана. Пары способны чувствовать друг друга за тысячи километров, и если один попал в беду – второй летит к нему на помощь. Интересно, что у этих птиц потрясающее обоняние. И ещё самцы всегда летят охотиться строго на запад, а самки на восток. В XVII – XIX веке человек практически полностью уничтожил альбатросов, добывая уникальный пух и жир их птенцов. Сейчас птиц не более 200 особей, 18 пар постоянно прилетают гнездиться на Эспаньолу.

Как романтично, – прошептала я. – Альбатросы любят друг друга и выводят своих птенцов только там, где сами острова транслируют энергию любви. И эту энергию даёт им Земля или, как ты сказал вчера, Пача-Мама.

Я тоже так думаю, хотя ученые считают иначе и написали о геолокации альбатросов толстенные книги. Я уже рассказывал тебе, не всегда и не всюду на Эспаньоле мы можем чувствовать эманации любви. Мы сейчас подошли с вами к границе, отделяющей территорию любви от территории покоя или смерти, – обратился Ион ко всей группе и указал на двух альбатросов.

Самка альбатроса держала на своих лапах большое желтоватое яйцо, а самец очень нежно трогал её оперение клювом.

Ион, мне кажется, или у самки действительно только одно крыло? – удивилась я.

Да, так и есть. Я не знаю, что с ней случилось, скорее всего крыло откусила акула, такое часто случается с альбатросами, ведь они садятся прямо на воду, но после этого птица погибает. Раненая она не может взлететь с одним крылом с воды. А эту, похоже, спас её возлюбленный. Мы нашли их на прибрежных камнях острова десять лет тому назад. Самец кормил самку и нежно ухаживал за ней. Егеря подняли пару вверх на скалы к месту их гнездования, но самка ушла со старого места и поселилась на границе между территорией любви и территорией покоя, как будто обозначив своё существование между жизнью и смертью.

Как точно ты сказал – «возлюбленный»! – повторила я за нашим егерем. – И как точно альбатросы чувствуют своё место в мире.

 

Перед нами открылась небольшая бухта, образованная скалами. Волны бились о громады камней, поднимая гигантские взрывы брызг. Большущий морской лев вышел на прибрежные камни и начал карабкаться с одного валуна на другой. Иногда он срывался и рычал, но продолжал упорно продвигаться к вершине скалистого берега. Какие-то странные белые чайки с красными глазами прыгали вокруг него, как будто показывая ему дорогу. А мы все стояли на круче и как завороженные наблюдали за ним.

Что он делает здесь? – забеспокоилась я. – Ведь он же разобьётся! Морской лев, наверное, заблудился?.. Ион, передай по рации, что морскому льву нужна помощь!

Извини, но ты мне сейчас напоминаешь ту даму, что возмущалась по поводу игуан. Мы, люди, не можем поправлять то, что происходит в природе. Это выбор самца. Даже, если мы его усыпим и вернём обратно на пляж Гарднер или увезём на другой остров, он всё равно вернётся. Морской лев специально сюда приплыл, чтобы забраться на этот скалистый берег и обрести здесь покой или смерть, чётко ответил мне Ион. Поднимаются высоко в скалы только самцы. Дело в том, что самцы голодают и практически не отлучаются от своего «гарема» до 70 дней. Потом они вынуждены уходить в океан на охоту и пропитание, а когда возвращаются, частенько их место уже занято соперником. И тогда начинается бой за возвращение своей «семьи», который заканчивается изгнанием одного из самцов. Побеждённый самец уплывает к бухте смерти на Эспаньолу и ползёт на скалу переживать поражение. Он восстанавливает здесь силы и делает очередную попытку отвоевать своё «место под солнцем».

После нескольких проигранных боёв обессиленный и израненный самец возвращается на скалу в последний раз, бросается вниз на камни и погибает. Видишь, этот морской лев ползёт в скалах по своему, возможно, последнему пути, а перед ним скачут ночные чайки. Эти птицы почти ничего не видят днём. У них красные глаза, и обладают они исключительно ночным зрением. Смотри, вот несколько чаек сели на камень впереди морского льва, как будто ожидая его, а сейчас перелетели на другой, и так они будут «вести» его до самого обрыва. Эти ночные бестии заранее чувствуют свою добычу.

Седовласый господин, ранее первым рассмеявшийся после ухода женщины с девочкой, неожиданно вступил в наш разговор.

Разрешите представиться, полковник в отставке Генри Смит, – сказал он, щёлкнул задниками кроссовок и кивнул головой. – Территория – это первооснова выживания. Остров надёжно охраняет сам себя. Он представляет собою этакую «разумную» саморегулирующуюся систему или организм – чем и объясняется всё происходящее на нём. Древний остров существует в изоляции миллионы лет. Численность морских львов здесь сохраняется одна и та же, и зависит она от количества самцов. А вот альбатросы выработали другой механизм выживания. Территория нужна им только для размножения, остальное время они живут вне её.

Человек же регулирует вопросы выживания на территории совершенно иначе. Пираты и ловцы морского зверя завезли на Галапагосские острова коз, баранов, кошек, собак, крыс, которые начали уничтожать местную флору и фауну. И вот теперь на территории строго охраняемого (от людей) национального парка Галапагос существуют питомники и фермы для гигантских черепах, которые в дикой природе были истреблены. А многие виды птиц, растений восстановлению не подлежат вообще. Десять лет тому назад численность диких коз на островах составила более 100 тысяч особей. Они угрожали съесть тут всё! Козы не бросаются со скал, не улетают надолго в океан, козы размножаются и едят постоянно, оставляя за собой голые и безжизненные скалы.

Руководство национального парка приняло решение об уничтожении 90 тысяч коз, для чего на Галапагосские острова были приглашены охотники из буша Новой Зеландии. В эту группу охотников входил и я. Мы отстреливали коз с вертолетов. Славная была охота!.. Сейчас коз осталось около пяти тысяч на самом большом острове Изабелла. Так что механизмы выживания – даже на «территории любви» – бывают разные!

 

Галапагосские острова, Эспаньола