Журнальный мир

Подвиг есть и в сраженьи,

Подвиг есть и в борьбе;

Высший подвиг в терпеньи,

Любви и мольбе.

А.С. Хомяков

Воспоминания близких о военном времени

Я принадлежу к послевоенному поколению, для которого Великая Отечественная война была очень близка и переживалась как что-то современное и бытовое. Рядом жили люди, прошедшие войну, ее не забывшие, и мы, младшие, с почтением слушали и пытались улавливать все об этом величайшем времени, о человеческих переживаниях той эпохи, а уж о родных тем более. Мне казалось, что это великое испытание позволяет понять, говоря языком XIX века, весь замысел Божий о человеке, а тем более о России. Все мои родственники-мужчины, по возрасту подходившие, воевали: отец и три его брата, у мамы – два брата, мои дяди. Все это было привычно и созвучно послевоенному времени. Так, в Сталинабаде (ныне Душанбе), где я жил, в школе был спор между ребятами о том, кто лучше воевал с немцами. Это было признаком мужества и состоятельности, национальной гордости. Не думаю, что тогда у кого-то мог возникнуть вопрос о нужности войны с немцами, как это стало возможным сегодня, к сожалению. Немцы были синонимом чего-то жуткого, зверского, враждебного. На речке Душанбинке был поселок сосланных немцев Поволжья, и мы, маленькие дошколята, не могли понять, почему немцам позволено жить рядом, придумывали разное, что это, дескать, ненцы, а не немцы. И все равно ощущение жуткости было.

Фронтовики не очень-то делились рассказами о том времени и о фронте. Тем важнее были случайно услышанные детали, факты, случаи, дошедшие до нас. Так, был у семьи хороший знакомый Николай Иванович Яковлев. Его рассказ мне запомнился на всю жизнь. В январе 1943 года утром солдат Яковлев выскочил из землянки под Сталинградом и побежал, куда надо по приказу. Ударил немецкий пулемет. Упал солдат на землю, пулемет строчит, не дает подняться. Пролежал до темноты. Во тьме выломился изо льда (за день вморозился в лед), дополз до землянки, товарищи налили водку-спирт, выпил. И что интересного – не чихнул потом. Вот это – «не чихнул» – было сказано. Это экстремальная мобилизация организма. Попробуйте положить самого здорового человека часов на шесть в лед на январском морозе и посмотрите на то, что с ним будет.

Редко фронтовики говорили о героических подвигах, больше слышалось «бытовое». И это мне тоже казалось очень и очень интересным. Отец был суровым и жестким человеком, всегда занятым и не любившим досужей болтовни. По редким случаям можно было услышать какой-либо рассказ. А все другие родственники были далеко от Сталинабада-Душанбе, в России. Поэтому, приехав в Горький, смог я наконец услышать кое-какие рассказы. Приехали мы с отцом, который братьев не видел тоже давно. Естественно, встречи сопровождались посиделками, а коли так, то и воспоминаниями. Пришел старший брат (для меня дядя Леня), я собрал на стол, что приказано, и присел в уголке рядом, чтобы не мешать и в то же время быть рядом. И тогда я услышал рассказ отца о Ленинградском фронте. Дядя Леня попал в армию в 1937 году, в массовой развернувшейся армии обученный военнослужащий дорого стоил, поэтому он дослужился до командира роты и старшего лейтенанта по званию. Впрочем, о нем особо потом. Воевал он много южнее, на Сталинградском, Курском фронтах, и условия на северных фронтах ему были плохо известны. А отец и два его брата – Борис и Николай – учились в Ленинградском университете и, естественно, попали на Ленинградский фронт. Поэтому отцовский рассказ был интересен и его брату.

Отец поступил на восточный факультет Ленинградского университета в 1939 году. В 1941-м началась война, он был белобилетником по зрению, то есть был освобожден от военной службы. Однако он был большим патриотом и, по рассказу дяди Бори, пришел к нему за советом: идти ли ему в ополчение или все же проситься в регулярную армию. Дядя Боря был младше отца, но в университет поступил раньше его, проходил военное обучение в университете, был призван сразу командиром взвода. Дядя Боря, конечно, сказал, что армия безусловно предпочтительна, в ополчении бардак. Так отец попал в армию в июле 1941 года. В это время и в военкомате, видимо, не цеплялись к отклонениям по зрению. Да и среднее образование было отнюдь не у всех, поэтому довольно быстро отец получил звание сержанта. Вот три рассказа сержанта Ленинградского фронта, запавшие в память .

Первый. Солдат возвращался в августе 1941-го из отпуска в часть. Отец выразился «бежал». Опоздал на два часа. Приказ: расстрел перед строем полка. Полк построен буквой П, опоздавшего ставят на колени, руки за спиной связаны, особист приготовился стрелять из пистолета в затылок. Солдат видит тень, отклоняется, но все равно – выстрел! Полк деморализован. Война, опоздание есть серьезный проступок, приказ о расстреле зачитан выстроившемуся полку. Почему же полк деморализован? Ведь солдат бежал в полк, а не из полка, можно наказать, но не так. Поэтому приказ Сталина № 227 1942 года «Ни шагу назад!» представляется на фоне этого случая много осмысленнее и мягче. По этому приказу виноватый был бы наказан, но в самом крайнем случае он попал бы в штрафную роту, воевал, мог вернуться живым и нанес бы какой-либо урон противнику. Значит, режим в 1941-м был жестким, однако не обусловленным военной обстановкой. Не умели еще воевать!

Заодно несколько соображений. Германская армия уже два года тренировалась в Европе. Напомню, что летчик у немцев должен был налетать 100 часов, прежде чем его пошлют в боевой вылет. У нас до боевого вылета летчик должен был налетать 20 часов. Это лишь мелкий штрих, однако достаточно показательный. Возьмите наших трижды Героев-летчиков Покрышкина и Кожедуба. Оба до первого боевого вылета летали уже многу лет, работали инструкторами по летной подготовке, наверное, это помогло им выжить в 41-м, и, как говорится, «кто выжил в 41-м, тот брал Берлин в 45-м». Заодно приведу и известное выражение Покрышкина о том, что кто не воевал в 41-м, тот всей тяжести войны не видел. Я еще «облегчил» выражение знаменитого героя.

Второй рассказ. Февраль-март 1942 года. Возвращаясь из разведки, отец не смог от истощения и усталости идти дальше и дойти до части. Товарищи его тоже не могли нести его. Нашли место потверже (вроде тропа) и попросили держаться за ножки оставленного при нем его же пулемета (защита от зверей и врагов). А дальше очнулся в госпитале. С благодарностью вспоминал товарищей: «Значит, дошли, вернулись за мной, дотащили до врачей и отправили в госпиталь!» Я потом нашел подтверждение этой истории: в солдатской книжке было написано буквально следующее: «возвращаясь из разведки, не смог дойти до расположения части». Лежал в госпитале в Пушкинском доме. Показатель положения дел на Ленинградском фронте: в разведку идет сержант с пулеметом, столь плохо себя чувствующий (потом обнаружилось, что у него еще действуют последствия контузии), и его товарищи, столь слабые, что едва могут дойти (или не дойти до части). А уж в разведку отправляли тех, кто мог ходить.

Брат Борис был тоже в госпитале, переписывались. Отец придумал, как надо писать, чтобы цензура не вычеркнула. Написал Боре, что из окон видно место, по которому часто гуляли. Брат догадался, что это Тучков мост, а единственное большое здание рядом – Пушкинский дом. Сам дядя Боря был на излечении после ранения в Академии художеств. Знающие Ленинград поймут, что по Университетской набережной госпитали недалеко друг от друга расположены. Борис был лейтенант, ранен в ноги и руки, чувствовал себя лучше отца (молодость ли тому причиной, ведь на три года моложе, или кормили командиров чуть лучше, не знаю). С госпитальным начальством у общительного Бори отношения были хорошие, договорился, отправился к брату. В громадном зале с койками, найти и узнать брата не смог, тот узнал его первым и окликнул. Борис же узнал брата с трудом. Первый же вопрос: «Что ешь?» Отец отвернул подушку и показал сухари, лежащие там. На душе Бориса стало легче.

Мне в рассказе дяди Бори было непонятно, почему легче и почему был такой вопрос. И он объяснил, что сухари были довоенные, это был засушенный хлеб, качественная еда, а терявшие рассудок и плохо контролирующие себя люди меняли сухари на свежий хлеб. Хлеб внешне объемом был больше, чем сухари, однако его делали уже в блокадном Ленинграде и в значительной мере из несъедобных наполнителей вроде опилок. Блокадники уже знали, что себя контролирующие имели больше шансов на выживание! Факт весьма примечательный.

Боре как-то получилось ускорить эвакуацию брата, доказав, что он еще повоюет, ведь себя контролирует, – так следовало из его короткого рассказа. Отца вывезли одним из последних автомобильных караванов по Дороге жизни по Ладоге в апреле 1942 года (это не значит, что потом она не действовала. Самого дядю Борю вывезли по Ладоге, но позже и уже на судне по воде).

Это отдельный рассказ. Дорогу через Ладогу берегли, намораживали, чтобы дольше держалась, везли в апреле местами просто по воде. Через определенные промежутки были оборудованные остановки, где проверяли загрузку машин, облегчали (кто-то умер – значит, за борт), в дороге также сопровождающие старались облегчить машины от умерших. Отца трижды снимали. Однако от одной остановки к другой ходили специальные патрули, проверяли путь и выброшенных специальными щупами. Отец от сотрясения при выкидывании из машины, видимо, приходил в сознание, а при проверке удавалось издать звук, показывающий, что он еще живой. И его закидывали в следующую машину. Так он попал на Большую землю и в далекий сибирский госпиталь.

Мне как-то удалось задать отцу вопрос: когда он понял, что в войне с Гитлером победим? Неожиданным был его ответ: в августе 1942 года. Я удивился – это время наибольших успехов немцев: 23 августа немцы вышли к Волге в Сталинграде. Откуда же у отца такой вывод? Лежал в госпитале и переживал. Информация – из газет и из громкоговорителя, госпиталь в лесах, спросить некого. По названиям населенных пунктов становится понятно, как далеко немцы зашли вглубь России. Отпущен выздоравливать домой. Выбирается на костылях на железнодорожную станцию с тяжелым чувством о гибнущей России. И на станции душу отпустило: в России наступил порядок – поезда идут по расписанию, никто просто так не бегает, все заняты делом. И отец подумал, что если в России порядок, все знают, что им делать, то каюк Европе! Мне это показалось очень важным. Ведь порядок в России наступает тогда, когда все объединены одним чувством и одной мыслью, все организованы, а уж терпения и умения отдаться до конца главному смыслу и главной задаче русским не занимать!

К этому мне хотелось бы добавить еще одно соображение. Во время войны в Англии в 1941 году был случай, когда авиационный полк отказался выполнять задание. Почему? В предыдущем вылете потери составили 20%! Этого оказалось достаточно, чтобы воинская часть оказалась небоеспособной. С тех пор и до сего дня в расчетах боевых операций европейских армий заложена эта цифра: если потери предполагаются более 20%, то воевать нельзя. У русской армии таких ограничителей не было! Это тот великий зазор, который обеспечивал России и СССР дополнительные возможности. Вспомните песню «Нас оставалось только трое». А ведь реальная история говорит о том, что в этом новосибирском взводе осталось всего двое! Сколько оставалось в живых панфиловцев? Сколько оставалось в живых десантников Ольшанского в Николаеве? И ведь все продолжали выполнять боевую задачу! Сколько было Александров Матросовых? Около 300. Сколько было воздушных таранов! Однако таран – это не обязательно самопожертвование, можно остаться в живых, и оставались. Но вот самопожертвований подобно Гастелло у них не было!

Теперь о старшем брате отца, для меня дяде Лене. В армию он был призван в августе 1937 года. В войну вошел хорошо обученным, быстро дорос до командира роты и старшего лейтенанта. Запомнились два его рассказа. Командиром своей маршевой роты направлялся на Курскую дугу. При пополнении в роту пришли два юлдаша (по-узбекски «товарищ»), так называли большинство среднеазиатских призывников, и приказано было, по его словам, под роспись и личную ответственность командиров уделять им особое внимание. Почему так? Нет привычки, нет навыка, нет традиций, все незнакомо, плохо знают язык. Вел роту к передовой и отвлекся. Вспомнил о них и не увидел в строю. Приказал заместителю вести строй, а сам кинулся назад искать. Пробежал обратным путем километров пять и нашел. Лежат в воронке от снаряда или бомбы и выставили зад наверх в надежде на ранение в открытую точку. Вот уж тут горячий командир влепил в эту точку кирзовым сапогом, а потом под вопли юлдашей гнал их подобным способом до передовой. Думаю, говорил рассказчик, что сесть им было довольно трудно потом.

И еще один весьма необычный рассказ того же дяди Лени. Он был истово верующим и истово служившим. Стал командиром, и его пытались несколько раз принимать в партию. Он каждый раз соглашался, на собрании ему давали хорошую рекомендацию как боевому командиру, патриоту, согласному с политикой товарища Сталина. После чего патриот и боевой командир говорил, что с политикой партии и правительства согласен, поддерживает, вынимал всегда бывшую с ним карманную книжку Новый Завет, показывал собранию и говорил, что Христос был первым коммунистом. Собрание сначала торопело, затем скучнело, вопрос откладывался. В другой части после ранения и излечения история повторялась.

С православной верой и войной связана еще одна семейная история. Мой дед-священник (расстрелян в 1937-м) сказал сыну Алексею, уходящему в армию, чтобы не озлоблялся, когда его отца заберут в очередной раз, поскольку оружие Алексею дадут против врагов Отечества, а не против своих. (Родным после ареста и расстрела сказали официально, что отец посажен на 10 лет без права переписки.)

Началась война, на фронт уходят четыре сына. В 1943 году бабушка Зина узнает, что начинают призывать 1926-й год рождения. Значит, призовут следующего сына Виталия. И не выдержало сердце. Она берет военные свидетельства сынов и идет в военкомат. Показывает военкому документы и просит не трогать Виталия. Военком оказался уже воевавшим, отнесся сочувственно, разобрался и сказал ей, что Виталий имеет бронь, поскольку учится в авиационном техникуме. Он будет нужен как специалист много позже, поэтому сейчас мать может не беспокоиться. И никому он о ее визите не скажет. Бабушка ушла успокоенная.

Однако дальше происходит неожиданное. Сыновья все приходят с фронта раненые, калеченые, но живые. А ее сын Виталий в голодный 1946 год охранял картофельное поле. Пытался криком отпугнуть каких-то людей в военной одежде (полстраны было в такой одежде после войны) от поля и получил пулю (оружия после войны ходило по рукам множество) в лоб. Убит! Бабушка искренне верила, что отец-священник отмолил воевавших сыновей от гибели, а она поступила не по совести, что и привело к убийству Виталия.

И еще два рассказа тещи. Девочкой ее угнали немцы в 1941 году в Германию из Черниговской области. Долго была в трудовом лагере, и только к концу войны ее отдали бауэру, состоятельному единоличнику-крестьянину, у которого стало полегче с едой. В лагере было голодно, а было это в аналоге нашего Донбасса Руре. Городки все рядом, режим лагеря не самый страшный, ведь не для военнопленных и не лагерь смерти. Убежала как-то из лагеря в надежде на еду, пробралась под оградой, перебежала в соседний городок (расстояние меньше километра) и стала просить у немцев милостыню поесть. Никто ничего не давал, наконец одна женщина повела с собой, показала дома: «Приберись здесь». Убралась, вроде как заработала, получила заработок хлебом.

Я у нее спрашивал о том, как наши люди относились к пленным немцам. Жили они с мужем на Автозаводе, дома строили пленные. После войны, естественно, было голодно, и военнопленные просили поесть. И наши люди им всегда что-нибудь давали…

Русская душа – особое оружие

Наш известный литературовед В. Кожинов как-то написал, что знакомый немец обратил его внимание на то, что у немцев во время войны не было лирических песен. Были марши, напевали довоенные песенки, а война сама по себе лирической поэзии не родила. Сказать, что немцы не музыкальны, не сможет никто. Имена Баха и Бетховена сами по себе достаточны для доказательства обратного. Почему же немцы не пели? А у нас? Каждый знает, что у нас мощный пласт лирических песен военных лет. Это и знаменитая «Землянка», и «На позицию девушка провожала бойца», и «Темная ночь», и многие, многие другие… Их поют и сейчас, они приобретают и новое звучание, и новые смыслы в изменившихся условиях. Кожинов справедливо писал на основе этого случая о русской душе, о литературе, об их значении для народа и для войны. Мне же кажется, что не все смыслы были объяснены.

Мне доводилось читать книги с анализом писем немецких военнослужащих 1941–1942 годов. Они все исполнены спеси, надменности, ненависти и презрения к народу противника. Думается, что в этом и объяснение отсутствия лирических песен. Грех гордыни и спесь нацизма – не лучшая почва для лирики.

Вспомните основные смыслы и тональность наших песен: «мне в холодной землянке тепло от твоей негасимой любви», «пой, гармоника, вьюге назло», «на подвиг Отчизна зовет». Если вдуматься, то становится ясным главный мотив и главное чувство, которым руководились авторы и певцы этих песен. Это, конечно, любовь к родным и близким, к товарищам, к Родине. И тогда бой становится не аналогом спортивного соревнования с его борьбой самолюбий, а битвой насмерть. Конечно, в таком случае последствия выражаются не только в литературе и к лирической поэзии. В совершенно иной степени боеспособности.

Чехословацкий президент Э. Бенеш на вопрос о том, почему они не воевали с ненавистным Гитлером, подвел собеседника к окну и сказал, показывая на Прагу: «А город-то цел». Напомню, что Чехия давала Гитлеру больше военной продукции, чем ее производила, пусть с другой стороны фронта, Великобритания. Понятно, что жизнь и нынешняя территория Чехословакии, Польши обеспечена советскими солдатами, а не местными жителями. Нам же пришлось преодолеть мощь не только военной промышленности Германии и Италии, но и самих Чехословакии, Польши и практически всей Европы. Так, подсчеты показывают, что Бельгия более 10 раз укладывается по площади в оккупированную часть Советского Союза, а военной продукции Бельгия дала в 10 раз больше той же оккупированной части СССР. Иными словами, Бельгия как образцовая часть якобы приличной Европы даже минимально не сопротивлялась Гитлеру, но помогала ему в 100 и больше раз, чем вынужденно могла быть использована захваченная часть СССР.

Обратимся к расчетам боеспособности европейских войск и виртуально сравним их с боеспособностью советских, русских войск. Легко понять, что «спортивный» тип боеспособности, когда она зависит от 20% потерь, противоположен и не может быть никогда равен «смертельному» типу боя и боеспособности советского-русского солдата. Сколько потерь переносит русское войско, сохраняя боеспособность, не скажет никто. Это зависит от множества условий и обстоятельств. Однако ясно, что Великая Отечественная война показывала гораздо большую ударную мощь советско-русских подразделений по сравнению с немецкими (видимо, лучшими из европейских) тогда, когда сравнялась по профессиональному мастерству. Европейцы же остались, как писал о них великий русский философ К. Леонтьев, «идеалом и орудием всемирного разрушения»! И эта разница в типе боеспособности позволяла выстоять в тяжелейшем и сложнейшем противостоянии и России, и Советскому Союзу, поскольку Европе, а затем войскам НАТО всегда надо было рассчитывать свои боевые возможности исходя из пресловутых 20%! А России – Советскому Союзу можно было обеспечить достаточное боевое возможное воздействие, обеспечивающее эти 20% потерь противника.

Теперь хочется отметить еще одну сторону этого не очень видного расчета возможных военных столкновений. Я пишу «сторону», однако эта сторона может оказаться корневым источником жизни и национальной особенности. Мне уже доводилось писать о том, что в человеке заложены во много раз большие возможности, нежели это нам кажется привычным. Так, бицепс обычных людей под электроударом может поднять «гантель» в 450 килограммов. Никто из чемпионов по поднятию тяжестей не может даже двумя руками, а не одним бицепсом, поднять полтонны. Значит, человек использует даже мышечную силу всего на 10%, а скорее всего даже меньше. Известны случаи, когда ребенок попадает под колеса автомобиля, а миниатюрная мать поднимает полуторатонную машину, освобождая ребенка. Тут речь идет, как видите, только о мышцах, о мускульной силе. Возможности же нервной, эмоциональной, мыслительной систем, думаю, пока и не придумали, как замерять. Во всяком случае, нет никаких оснований предполагать, что неиспользованные запасы этих систем меньше мышечных.

Как же вызывать дополнительные силы?

Мне довелось некоторое время заниматься жизнеописаниями выдающихся монахов. Бросалось в глаза следующее. Сергий Радонежский, как известно, два дня в неделю не ел вообще, мяса не ел совсем, остальные дни существовал, говоря современным языком, на голодном рационе. При этом по Руси ходил только пешком, дневной переход составлял обычно около 70–80 километров, а в его «Житии» отмечалось, что Сергий был «силен, как два человека». В XIX веке на Афоне прославился русский нижегородец Арсений. В его жизнеописании, составленном монахом, отмечаются как удивительное чудо некоторые периоды жизни святого, когда даже постоянная голодная диета (строжайший пост) Арсения казалась своей строгостью совершенно невероятной даже монахам. При этом Арсений ходил пешком тысячу верст в Константинополь-Стамбул с Афона, ходил по горам по 70 км в день, удивляя скоростью передвижений даже привычную братию. Думается, что монахи, подобные Сергию и Арсению, нашли какой-то способ вызывать у себя упомянутые выше дополнительные силы.

В размышлениях на эту тему постоянно всплывает общественная сторона проблемы. Так, Сергий Радонежский задал России определенный тип монастыря – общежительный. Сегодня других монастырей у Православной церкви уже нет. А когда-то были еще особножительные, то есть обители, где каждый монах мог жить своей жизнью и питаться как хотел и сколько хотел. Иные исследователи писали даже, что в монастырях общежительных господствует самый настоящий трудовой коммунизм. Ибо монахи обязаны в такой обители работать на общее благо.

И еще одна картина и все о том же. Узники лагерей смерти типа Маутхаузена оставили воспоминания, и есть исследования. Бросается в глаза, что человек, имеющий идею и задачу, например состоящий в подпольной организации, словно приобретает дополнительные силы. У него появляется воля к жизни и действию. Это очень напоминает ленинградские блокадные размышления о тех, кто ест хлеб и кто ест сухари. Кто себя контролирует, а кто нет. Кто живет, а кто нет, кто любит, а кто нет.

Иными словами, напрашивается простая мысль о том, что тот, кто имеет громадную любовь к людям (Сергий), кто имеет громадную задачу помочь людям из любви к ним (подполье лагерей смерти), кто живет этим общественным духом, любовью, дружбой, заботой о людях, тот получает возможность воспользоваться дополнительными запасами силы, жизнеспособности. И наоборот. Живущий собой и своими хлопотами не имеет к ним доступа. Любовь как чувство-мотив жизни и самоотверженности на фронте (напоминаю о лирике военных песен) увеличивает жизнеспособность и боеспособность, уменьшение этого «общественного» чувства любви и дружбы уменьшает не только лирико-литературные, но и вообще все жизненные возможности. Ведь человек под влиянием этого, так сказать, общественного чувства живет не ради себя, а ради жертвенной любви и дружбы по отношению к другим. Отсюда и подвиг Матросова и Гастелло, и та самая благородная, святая ярость, что «вскипает, как волна».

Особенности русского мировоззрения

Исследования французскими социологами российского общества показали, что отказались от общественного чувства и быстро обогатились ряд этнических групп, сумевших быстро принять логику капитализма, то есть думать и заботиться в первую очередь о собственном благополучии, а все общественное отодвинуть на второе место. Среди самых богатых людей России выделяются семь этнических групп. И русского этноса среди них нет! Разумеется, есть русские среди богатых, однако, если оценивать среднестатистическую ситуацию, то русских среди них очень мало. Эти исследования фиксируют итоги 90-х годов. И это примечательно.

Ситуация с коронавирусом резко подчеркнула значение общественного начала. Богатство и деньги тут не помогут. Обществу пришлось еще раз делать выбор между общественным и личным интересом. Китайцы довольно быстро справились с первой волной коронавируса именно в силу жесткого подчинения государственно-общественному порядку. У русских в мировоззрении превалирует общественное над частным. Экономическая ситуация предположительно должна усилить это превалирование, поскольку принимаются вынужденные государственные меры противодействия эпидемии (помощь любому работающему человеку и производству). Однако у русских мировоззрение с превалированием общественного над частным в истории воплощалось в христианство и в коммунизм. Каких-либо других оформленных систем мировоззрения пока не выявилось. Про коммунизм сегодня вряд ли можно говорить как о реальной перспективе. Легко услышать в ответ от телевизорных умников: «Мы это проходили!» Впрочем, коммунизм и православие отнюдь не так уж меж собой непримиримы и несоединимы.

Сначала о православии.

На наших глазах происходит возрождение Православной церкви. Может показаться, что смысл нашей жизни в православии и в церкви. Ведь учение Христа говорит о любви к людям, говорит о жертвенности истинного христианина. И действительно, сегодня есть примеры очень и очень привлекательного церковного поведения. Митрополит Агафангел возглавляет Одесскую епархию. Церковный хор епархии не ограничивается церковными песнопениями, но регулярно исполняет песни военных лет. В епархии всегда служат поминальную службу по убиенным и сожженным в Доме профсоюзов в Одессе нацистскими украинскими преступниками. Митрополит достаточно ясно обозначает свою позицию против националистов, ведущих Украину в Европу и к гибели. Можно сказать, что ответ найден – Православная церковь.

Однако не все так просто. В ополчении Донбасса воюют против киевских националистических войск американец, немец, испанец, пуштун (афганец). Как видите, православных среди них нет. Почему они воюют за Донбасс против официального Киева? Афганец говорит, что он просто советский человек. А остальные трое были возмущены страшной казнью людей в Одессе (сожжением людей в Доме профсоюзов), посчитали это фашизмом и поэтому пошли защищать людей от этого страшного порождения Европы – нацизма. К этому можно добавить и то, что против России в Первую и Вторую мировые войны воевали православные болгары, а во Вторую мировую – и православные румыны. Значит, церковь есть, а где православный смысл у этой публики? Стоит вспомнить, что в 1917 году Временное правительство объявило «свободу», в том числе от обязательных походов в церковь, в результате к причастию (главный признак православного верующего) в армии стали ходить только 10%. И среди русских военнопленных в Германии указанные обязательные походы в церковь отменились, конечно, и церковность выражена в тех же цифрах. Легко понять, что из этих 10% по крайней мере половина продолжала ходить по привычке или на всякий случай, а реально верующих, следовательно, было только процентов пять. А православные воцерковленные болгары и румыны в военных условиях демонстрировали только подчинение приказу начальства и применение к правилам толпы («я как все») и привычку. А была ли там любовь, тем более жертвенная?! Все на самом деле много сложнее.

Любые испытания, которые дает человеку жизнь, могут и должны быть уроком становления и понимания возможностей человека. Ведь человек, рождаясь, обладает лишь громадными способностями, но необязательно их использует и выявит. Человек в отличие от животного рождается только с возможностью стать человеком. Волк или обезьяна рождаются сразу обезьяной или волком. Чтобы стать такими животными, не надо «становиться», животное уже готово, зверь уже родился зверем. Человек же не может стать человеком без человеческого общества и без усилий своих и общества по воспитанию, взращиванию человека. Без общества человеческий детеныш может выжить, но человеком не станет. История Маугли всем известна, история индийских девочек Амалы и Камалы есть во всех учебниках философии и психологии. Значит, человек обучается возможностям и способностям, заложенным в него Богом или природой.

Сколько и каких способностей заложено в человеке? Каков Божий замысел заложен в человеке? Насколько мы его освоили? Как далеко мы прошли по этой дороге освоения Божьего замысла? Эти вопросы будут всегда стоять перед человеком, и опираться в поисках ответа исследователь может и должен на критические обстоятельства жизни, на экстремальные испытания, которым общество и человек подвергались в истории. И, судя по сравнению проявленных мышечных (мускульных) возможностей с выясненными горизонтами, человек находится в начале пути. И горизонт явно отстоит от нас весьма далеко. Но «компас», указывающий нашу дорогу, ее направление – как стать человеком (подобием Божиим), проявившим весь Божий замысел, этот компас, мне кажется, ясен уже сегодня. Можно называть это состояние общества коммунизмом, можно называть Божьим царством, это другой вопрос. Но путь туда лежит через жертвенную любовь как главный смысл человеческой жизни, как ключ, делающий человека человеком как образом и подобием Божьим. И русские явно не последние в череде этносов, ищущих и проходящих этот путь. Конечно, мозг и сознание человека является своего рода черным ящиком, понять который трудно, если вообще возможно. Однако стремиться к этому надо. И нынешняя эпидемия коронавируса, с одной стороны, бедствие, а с другой – делает нас сильнее, надеюсь, помогая понять что-то принципиально важное в человеке, его смысле и истории. Ведь заболеть может и любой богатый человек, а для выживания общества и, следовательно, каждого из нас нужно соблюдать правила, обязательные для всех.

Говоря о Божьем замысле в отношении России, хочется оттолкнуться от известной сцены-разговора Воланда и московских литераторов в знаменитом произведении Булгакова «Мастер и Маргарита». Помните, Воланд там говорит о доказательствах бытия Божиего? Упоминает Канта, который разрушил эти доказательства и выдвинул свои. Так вот, особенность этого рассказа в том, что речь идет только о Европе. Кто дал первоначальные доказательства? Это, конечно, Фома Аквинский, который в своей «Сумме теологии» постарался обосновать бытие Божие. При чтении, помню, меня поразило то, что ни о нравственности, ни о красоте в его доказательствах речь не идет. Доказательства предельно логичны и умозрительны. А красота поминается лишь как что-то второстепенное, присущее Богу, но не стоящее большого внимания. Получается, по Фоме, что истина есть что-то предельно рациональное, а нравственность есть лишь что-то второстепенное и не очень существенное. У Фомы человек есть существо думающее, а не существо с совестью. Красота же упоминается скороговоркой как что-то второстепенное. Иными словами, человек как Божий замысел в европейском понимании есть предельно логическое существо вне красоты и нравственности, а по-русски – попросту робот. Да, Кант показал недостаточность этой логической конструкции, а потом привел свои доказательства. Его доказательства являются просто указанием на факты, которые смущают философа и, по его мнению, свидетельствуют о Боге. Это, как известно, звездное небо над головой и моральный закон в человеке. О красоте же и Кант не говорит. Таков европейский взгляд на Бога и его замысел о человеке.

Русские же философы очень серьезно отличаются от европейских в этих исходных посылах. Революционеры и консерваторы, материалисты и идеалисты говорят удивительно схожие вещи. Ленин и Чернышевский, Достоевский и Леонтьев обязательно говорят о морали и красоте, причем как о чем-то неразрывно связанном в единое исходное начало. Когда Достоевский говорит о том, что в случае расхождения истины с Христом он предпочтет остаться с Иисусом, то парадоксальная форма изложения только подчеркивает одно: истина может быть логической и рациональной формулой, а потому всегда недостаточна и случайна, ибо мир бесконечен и вечен, а Бог всегда с моралью и красотой, и эти качества непосредственны и неотменяемы. Мир для русского человека обязательно целен, и совершенно обязательными и первостепенными его качествами являются жизнь, нравственность и красота. Причем эти позиции вряд ли принесены христианством, они существовали и ранее как особая суть русского мировоззрения.

Стоит добавить, что западная философия и русская философия не являются равнопорядковыми сторонами, просто несколько различающимися по взгляду на мир. Нет.

Напомню, что великие вселенские отцы христианской церкви Василий Великий, Иоанн Златоуст и Григорий Богослов учили о жизни как о Божием замысле, говорили о нравственности и красоте в их единстве. Европейский ум уклонился от основного ствола мысли и чувства христианства. Фома Аквинский является отцом западной (католической), но не отцом всей христианской церкви. Лютер и протестанты усугубили крен западной мысли в сторону хладного рационализма и логики. Именно поэтому великий Леонтьев писал о европейце как об идеале и орудии всемирного разрушения. Ведь если мысль не руководится нравственностью и красотой, то она становится средством смерти, убийства, разрушения. Русское мировоззрение, безусловно, всегда принимает нравственность и прекрасное как неотъемлемые качества жизни, как обязательные атрибуты, не постигаемые полностью рациональностью. Отсюда и отсутствие лирических песен в гитлеровских войсках, и беспримерная стойкость русских, и наши военно-лирические песни… И это явно не отвлеченные вещи для обсуждения, а реальный фактор нашего выживания и борьбы сегодня. Это Святая Русь в ее поворотных пунктах истории.