Маленькая история о большой дружбе

Маленькая история о большой дружбе

Среди счастливых событий моей книжной жизни последнего десятилетия выделю вечерние беседы в Москве на Вересковой улице в гостях у Льва Михайловича Турчинского – легендарного библиографа и библиофила, благодаря которому мы имеем фундаментальную библиографию русской поэзии ХХ века.

Начинаются они традиционно с рюмки-другой арманьяка или коньяка, который я приношу в небольшой карманной фляжке, дабы слишком уж не нарушать строгий режим жизни Льва Михайловича, здоровье которого диктует свои правила. Мы сидим в маленькой кухне типовой квартиры панельного дома и закусываем немудреным угощением. Бессолевая диета не дает и тут разгуляться так, как хотелось бы.

Обычно минут через сорок перебираемся в главную комнату – библиотеку, где стоит кушетка и где проходят фактически все дни и ночи моего старшего товарища. Стены по всей длине заставлены самодельными стеллажами с книгами, между ними большой письменный стол с рабочим компьютером. Здесь продолжается ежедневная работа над библиографическими описаниями. Есть еще одна комната, в которой тоже расположен книжный шкаф с поэтическими сборниками 1930–1960-х годов. Раньше там обитала супруга Льва Михайловича, а после ее кончины – приходящая сиделка и помощница по хозяйству. Кажется, что Лев Михайлович ее несколько побаивается, ибо если я слишком громко произношу на кухне традиционное «Ну, будем здоровы!», то нередко слышу в ответ: «Тише, тише. Всюду уши!»

Единственная дочь Льва Михайловича Анастасия (Ася) живет вместе с внуком отдельно, и во время моих визитов мы не пересекаемся, хотя периодически перезваниваемся.

Лев Михайлович – друг нижегородской юности моего отца Вадима Михайловича Сеславинского. Естественно, что мы часто говорим о нижегородской жизни, перебираем общих знакомых. Нередко речь заходит о прекрасном поэте Юрии Адрианове1, о котором мне рассказывал и мой папа. Всплывают имена общих знакомых – Л.В. Виноградова, А.М. Цирульникова, О.А. Рябова.

Большая дружба связывала Турчинского и Адрианова с юношеских лет. В стихотворных сборниках нижегородского поэта можно найти несколько произведений с посвящением Л.М. Турчинскому. Одно из них – живая художественная иллюстрация к тому, что я вижу в доме на Вересковой улице:

 

Л. ТУРЧИНСКОМУ

 

Человек прощается с книгами,

Как Пушкин прощается с книгами,

И родственники слезливые

Ему надоели криками.

Плачет дочь, убивается:

«Папа, слово скажи!»

А взгляд старика упирается

В длинные стеллажи.

 

Дети давно уже взрослые,

Взрослые и внучата,

А эти книжные россыпи

Завтра канут куда-то.

Невестки их ссыплют в сараях

В ящики из фанеры,

На место их воздвигая

Могучие шифоньеры.

 

Лоб запрокинут круто,

Гаснут заката блики.

Как Пушкин, горько и трудно

Старик прощается с книгами,

В которых высшая мера

Всех поисков,

Всех отношений.

Он многим казался серым,

А умирает, как гений.

 

Кажется, что Юрий Адрианов был в этом доме пару часов назад, творчески утрировал наблюдаемую картину в квартире старого друга и по горячим следам написал эти строки.

Но провидческий гений поэта еще более фантастичен и загадочен.

Дело в том, что это стихотворение написано почти пятьдесят пять лет назад, когда Лев Михайлович еще был юн и ни о какой бороде речь не шла. Не родилась еще единственная дочка Ася и, естественно, не было и внука. Как и не было, конечно, этих длинных стеллажей с «книжными россыпями». Стихотворение было опубликовано в 1965 году во втором поэтическом сборнике Юрия Адрианова «Меридианы». На хранящемся в библиотеке Льва Михайловича экземпляре сборника имеется трогательный автограф: «Дорогому Леве Турчинскому, рыцару книги, самому верному и честному другу на самое светлое, что, может быть, в этой жизни, на память о Волге. Юра. 23.II.65».

Конечно, в семье Л.М. Турчинского нет той трагедийности, которая описана в стихотворении, но все же, все же, все же… Нечасто в истории русской поэзии можно столкнуться с таким почти мистическим предсказанием. И уж совсем редко тайные свойства оракулов можно встретить у советских поэтов.

Многочисленные встречи нижегородских друзей, конечно, не обходились без горячительных напитков. В основном в употребление шла банальная водка, верная спутница многих советских интеллектуальных компаний. «Тогда мы не снисходили до портвейна, – вспоминает Турчинский, – а закусывали нередко просто рукавом». Рандеву назначались в центре города, точкой притяжения был знаменитый в свое время большой книжный магазин с букинистическим отделом на площади Максима Горького. Лев Михайлович жил неподалеку на Краснофлотской (ранее Ямской) улице, мой папа – тоже близко – на улице Студеной, Юрий Андреевич – также «в ближнем радиусе» – на улице Дзержинского (Алексеевской), затем – на углу улиц Белинского и Ошарской.

Все они были весьма книжными людьми, но сферы интересов могли быть разные. Л.М. Турчинский уже тогда тяготел к поэзии Серебряного века и робко начинал собирать свою уникальную библиотеку. У Ю.А. Адрианова библиотека была еще от деда и отца – известных нижегородских ученых и педагогов. В ней были книжки XIX века, а самому поэту была близка эпоха Баратынского и Пушкина.

Разными были и политические взгляды. Адрианов был плоть от плоти советский человек, рано начавший ездить еще по комсомольским путевкам в студенческую пору. «Вон тот слоник на верхней полке, – говорит Лев Михайлович, – привезен мне Юркой из Якутии из поездки по комсомольской линии, как сейчас помню, в 1963 году». Сам Турчинский всегда был больше склонен к диссидентству, общался с семьями репрессированной интеллигенции, был знаком с Анастасией Цветаевой и Ариадной Эфрон. Крестным отцом его дочери был отец Александр Мень, что само по себе уже о многом говорит.

В один из приездов в Москву Юрий Адрианов пригласил Леву в знаменитый ресторан Центрального дома литераторов. На протяжении ужина к друзьям подходили за столик многие знакомые хорошо известного им нижегородского поэта. Очередной знакомец представился Турчинскому: «Я поэт Владимир Фирсов» и был обескуражен, услышав в ответ: «Извините, но я вам руки не подам». Дело в том, что Лев Михайлович помнил о бурной организаторской деятельности активного молодого комсомольца – студента Литературного института в период травли Б.Л. Пастернака2.

На других поэтических сборниках Юрия Адрианова есть еще несколько замечательных автографов своему другу.

«Другу моей нижегородской юности – Леве Турчинскому, который учил меня “плавать” в книжном море. С дружбой, сердцем, памятью (см. стр. 57). До встречи. Май 1987» – на сборнике «Отъезжее поле».

«Моему учителю в книжном мире – Леве Турчинскому сердечно и дружески. Н. Новгор. Июль 96 г.» читаем мы на титульном листе сборника «Листопад над Печерской обителью».

«С сердечным поклоном – Леве Турчинскому, ведь мы с тобою сделали свое скромное дело и матерям за нас не стыдно! Левушка! Я не думал, что доживу до этого праздника! Твой Юрий Адрианов. 22.VI. 04» – на втором томе «Избранного».

Новейшая эпоха воспринималась нижегородским поэтом с большим трудом. Надо отдать должное нижегородским властям – они помогали и в издании книжек, и в увековечении памяти Юрия Адрианова. В 2002 году ему было присвоено звание «Почетный гражданин Нижегородской области». Выпущено уже более сорока его стихотворных сборников.

Я окончил историко-филологический факультет Горьковского госуниверситета через четверть века после Ю.А. Адрианова и не был лично знаком с поэтом. Но этим маленьким эссе протягиваю ему по-землячески руку и благодарю за круг общения с близкими мне людьми.

 


1 Личности Ю. Адрианова посвящена книга Александра Цирульникова «Сбирание памяти. Слово о друге», вышедшая в издательстве «Литера» в 2015 году.

 

2 Фамилия Фирсова в этом контексте упоминается в издании: Финн П., Куве П. Дело Живаго. Кремль, ЦРУ и битва за запрещенную книгу. М.: Центрполиграф, 2015.