Журнальный мир

В последнее время в нашей критике разгораются нешуточные страсти-споры, и даже до вечно занятого своими текстами прозаика долетают кое-какие искры-осколки этих внутрилитературных битв…

Критиком я себя не считаю, для меня это ремесло гораздо ниже прозы, и именно ремесло. Однако важность критики, естественно, не отрицаю, и сам за почти четверть века мытарств литературной «карьеры» написал развернутых рецензий (а в последнее время еще заодно и публицистики), наверное, на увесистый том. Издать сборник, правда, никогда не пытался, но, может быть, в этом и был бы смысл…

Сугубой профпроблематикой нынешних «баттлов» я, честно говоря, мало интересуюсь, но дело в том, что невольно меня угораздило годами разрабатывать некий особый вид литкритики. Я бы назвал ее «стереокритикой», или «критикой с двусторонним движением». Пусть это звучит как изобретательство новейшего двухколесного транспорта — я это и воспринимаю со всей самоиронией (не исключающей, однако, и серьёза) как некий манифест: когда в пустыне говорят в рупор — выкрикивают отрывисто, просто и образно, рубят сплеча!

* * *

Те немногие, кто уже прочитал этот мой короткий текст-манифест (и, в принципе, готов его основные постулаты разделить), в один голос советуют добавить конкретики — имена, фамилии, явки, контекст дискуссий… Но я этого делать не стану принципиально, чтобы не появился повод завести речь о «мести критикам» и т. д.

Поговорим лучше сразу со всей широтой замаха и попыткой глубинного видения назревших сегодняшних проблем о месте критики и критика — да-да! — «в рабочем строю».

Обычно в нынешней литературной критике происходит следующее: автор статьи как бы ассоциируется и кооперируется с читателем, апеллируя к некоему «здравому смыслу», по умолчанию ведомому (с указания, реже — подсказки или намека критика) лишь им двоим, а писатель, автор разбираемого произведения (все так же «по умолчанию»), выносится за скобки. Автор обзора или рецензии напоминает трехлетнего ребенка, которого поставили на стульчик, чтобы рассказать стишок, — в этой ситуации и верхоглядство (со стула), и даже снобизм неожиданно-ожидаемо оказываются уместны и оправданны. Уорхоловские пятнадцать минут, пятнадцать секунд славы — что-то продекламировать, продекларировать, пролопотать, — но мои! Мол, много вас вокруг, писателей, — вот я сейчас вам всем раздам на орехи и пряники! И сделаю это примерно как сеятель: кому «на орехи», кого «под орех» — не обессудьте…

А писатель в свою очередь в каждом интервью измудряется подчеркнуть, что на критику особого внимания не обращает (мол, много вас, критиков, а я — один!), ничего путного от нее не ожидает, а то и вообще демонстративно не читает, хотя, как показывает практика, газетные вырезки и виртуальные упоминания собирает тщательно, даже самые двухсловные!

Легко такое заявить, когда ты — Пелевин, Сэлинджер иль Кастанеда: вроде как скрываешься от славы, а о тебе и так все пишут, специально повода ищут.

В общем, эта парочка, писатель и критик, ведут себя как поссорившиеся И. И. с И. Н. — как бы не замечающие друг друга соседи, соработники одного цеха, живущие в разных мирах. А читатель тут, получается, вообще сбоку припека — «лох» и профан, которому на стульчик вовек не забраться, разве что лишь чисто виртуально примкнуть к здравомыслию критика (рецензента, блогера).

При этом особых доказательств такого «здравомыслия» нет: статьи и особенно рецензии становятся все более короткими, и нынешний критик (как профессиональный, так и подражающий ему «сам себе блогер» или там колумнист), взяв на вооружение методики карикатурной детсадовской воспиталки или школьной училки, занимается аналитикой примерно в таком духе: «Вот, посмотрите, ребята!..», «Садись, Петя, два. А тебе, Маша — опять пять!», «А тебя, Саша, вообще нет — как ты ни пыжься!»

Что касается уже собственно «критики по существу», то тут нашего современного Белинского (совсем не неистового — ровно наоборот!) и тем паче ни к стенке не прижмешь, ни к одной логарифмической линейке не притянешь!

В последние лет десять-пятнадцать кругом только и слышишь: «мне как-то не зашло», «я так вижу», «как-то так». И словеса сии, если разобраться, вовсе не из ряда оборотов выражения субъективной оценки вроде «на мой взгляд», «я считаю», «на мой вкус», «я убежден» и т. д. Слова эти, пришедшие из обихода никчемнейших из обывателей, используются нынешними «профессионалами», дабы оборвать любую дискуссию. А после них не будет моветоном и вообще как бы — еще одно слово-паразит и явный символ! — обидеться на оппонента (чаще всего — автора), который «вдруг почему-то» вздумал, много о себе вообразив, рот разинуть.

То есть человек (в данном случае — профессиональный критик, нередко даже — редактор, издатель, многолетний фигурант литпроцесса, хотя вполне может быть и молодым) сам расписывается в своей малопонятной, загадочной пассивности, в том, что его воли и разума как будто бы и нет: если оно (it? Id!) «зашло», то зашло или не зашло, что ж тут поделаешь, тут непреодолимая объективная сила, слепая шопенгауэровско-фрейдистская стихия.

Если же такому критику выдвинуть конкретный аргумент, что тут и вот тут он неправ в оценке, в передаче фактов, — любой из этих доводов легко отфутболивается магическим «я так увидел»! Вроде бы уж в этой-то фразе явно наличествует ядро «я», компонент личного начала, осознанности и активности… Но, если присмотреться, эти три слова в одной упряжке, по сути, есть не что иное, как то же перефразированное «зашло / не зашло».

А уж невинное, якобы (!) ничего не значащее «как-то так» — и повсеместно даже уже «кактотак»! — вообще универсальный штемпель на любую непродуманность, недочитанность, несправедливость и нелепость.

Но такое положение вещей отнюдь не фатально. Тут, надо думать, дело выбора, конвенции. Тут как глобальное потепление — вопрос не исчезнет сам собой, что-то делать все равно надо, и уже давно…

Поэтому критика, я убежден, нужна конструктивная, органическая (вспомнить органическую критику «мысли сердечной» — а не головной — Ап. Григорьева!), критика не только writer friendly, но и вообще «чтобы и автору (писателю) была польза от прочтения». Чтобы писатель мог и захотел вступить в диалог (а не фыркнуть: «ответ на критику — это моветон», «критика критики — нет такого жанра»), пусть, допустим, и непубличный и совсем не длинный, но возможный!

Это и есть «стерео» или — «двустороннее движение».

А дальше еще — и, конечно, больше — читатель. Это уже по счету «триа», трио… — но ведь без читателя и так ни публикующий свой опус писатель, ни тем более критик своего движения не начинают, а читатель как будто бы стоит на месте — посматривает, выбирает… Чтобы и ему была польза (да-да, вы не ослышались!) — чтобы и сюжет был изложен корректно (то есть правильно, без столь распространенных отсебятины и передергиваний), пусть кратко или раскрыт не полностью, но, повторяю, ничего не приписано бесплатным бонусом «от себя». Это уже полдела, «полцарства»!

Ну и, пардон за прописные истины, хочется видеть не только разбросанные горстями имена и «параллели» — хочется, чтобы весь этот «бисер» хоть как-то (разумно, а как еще?) был аргументирован, чтобы присутствовал пусть беглый для актуальной рецензии, но емкий анализ — уж еще раз простите! — в контексте русской классики и всем известных методов лучшего отечественного литературоведения…

Наивный мой призыв — я понимаю, конечно, — в чем-то сродни идеям Толстого… Отлично все мы понимаем, что в самой глубинной сути художественной литературы лежит некий, как в квантовой физике, принцип неопределенности; но тем не менее принцип всеобщего релятивизма, «теория относительности» всего и вся в критике неприемлемы. Как же вернуть литкритике ее утерянные и далее у нас на глазах, на экранах наших гаджетов, теряемые изначальные функции, вернуть ее саму, без кажущегося пафоса, к исконной сущности (эпохи модернизма)? Ведь в этих уже не литературно-постмодернистских, а засоряюще-одебиливающим «тиктоком» просочившихся в саму нашу жизнь, в само восприятие и мышление, «кактотаках» теряется и двоякая (на мой взгляд) суть самой словесности: «сновидения без сна» (И. Ф. Анненский), но не бездумного, не пассивного — «сказка ложь… но в ней урок».

Вы можете сказать, что это все человек пишет, который сам, наверно, от такой несправедливой критики пострадал, да как пить дать принял слишком близко к сердцу, а надо быть более толстокожим, а лучше и вообще буддистом… «Слюною бешеной собаки», как там у Пушкина, разбавляют по сей день зоилы «опиум чернил» — а ты, говорят, тьфу на них, терпи^*.

Это да. Но это и есть тот самый описанный в начале пресловутый порочный круг, который мне хотелось бы — во многом, кажется, и удалось — в своих (иной раз вижу «зерна» и не в своих!) статьях и рецензиях разорвать.

Надо, необходимо что-то менять. Без всяких смайликов, лайков, «тиктоков» и завершающих чуть не каждый абзац «кактотаков»! Умывающий руки релятивизм-фатализм литкритики «не канает», не прокатит.

ЎNo pasarбn! Не обижайтесь. Присоединяйтесь!