Мой удел

Мой удел

* * *

Сколько дров наломал от Читы до Перми,

Что в имБерии вышло бы боком…

И такое желание хлопнуть дверьми!

Только нет ни дверей и ни окон.

 

Ни крыльца, ни избы, чтобы вынести сор.

Ничего из того, чему сбыться.

Но воскресну с тобой для любви и для ссор

Перед тем, как в тебе раствориться.

 

Был и клят я, и мят, до беспамятства бит,

Не рождён для житухи красивей.

Но не плюнул в колодец, непонят, забыт.

Ведь колодец-то – мати Россия…

* * *

К весне мы болеть перестанем,

Припомним, как пахнет трава.

И звуки в отвыкшей гортани

С трудом превратятся в слова.

 

К весне я раздумал подохнуть

И кануть в назначенный ад.

Обсохну, ослепну, оглохну

И в рай угожу наугад.

 

Поскольку меж адом и раем

Существенной разницы нет,

Живу в пятизвёздном сарае,

Вкушаю фастфудный обед.

 

Ни звёзд, ни чинов, не хватаю

Понеже не вижу ни зги.

О, Русь моя, мати святая!

Куда подевались враги!

 

И где мой прилежный читатель –

Седой офицер КГБ?

Ценитель теперь – обыватель –

Фанат блатняка и «Любэ».

 

Идёт оглупление жизни;

Наплыв отморозков из зон.

И слух простодушной Отчизны

Насилует пошлый шансон.

* * *

Бабочка – грустная шутка Творца,

Что отдыхал после гнева и грома.

Нету в ней веса – почти невесома,

Жизнь её длится четыре часа.

 

Ей не нужны ни еда, ни вода –

Век свой прожить, не питаясь, умеет.

Хочет нектара испить иногда,

Только для этого рта не имеет.

 

Сказано кем-то: «На птичьих правах».

Бабочке «птичьи права» и не снились.

Боже, страшна Твоя грозная милость!

Ветер шевелит хитиновый прах…

 

А ведь порхала! Теперь и взглянуть

Не на что. Крылышки – мусор румяный.

Дух её, прежде чем тронуться в путь,

Замер в испуге над ней, безымянной.

 

Не было б зим – не ценилась весна,

Краткая, яркая – с бабочкой сёстры.

Жизнь, просто жизнь безнадёжно пресна.

Смерть её делает терпкой и острой.

* * *

Застарелая беда:

Самого в себе копанье,

Самого в себе блужданье –

Нет бесплоднее труда.

 

Перепахана душа

В тщетных поисках ответа.

Жить решаешь, не греша,

Но грешишь с лихвой при этом.

 

С осознанием грехов

Полегчает не на много.

Написание стихов –

Это исповедь пред Богом.

 

Докричусь ли до Него

Я в моём косноязычье,

Не умея ничего,

Кроме трели этой птичьей?

* * *

Меня никто не понимает,

Сыра-земля не принимает,

И присным я поднадоел,

Слепец, оставшийся вне дел.

 

Вне попеченья государства.

Одна надежда – Божье Царство,

Хоть я его не заслужил,

Блуждая в этом море лжи.

 

В Совдепе заработав кукиш,

Что власти пенсией зовут,

Что, раб, на этот кукиш купишь?

Ярмо, узду, или хомут?

 

Но Богу я зачем-то нужен,

Косноязык, нелеп, недужен…

Не для того ль, чтоб мой удел,

Остановил ваш беспредел?

* * *

Я буду резок, буду краток,

Поскольку времени в обрез.

Один у смертного порядок:

Родился – мучился, исчез.

 

Сыграл, как говорится, в ящик,

Пополнил бездыханный строй,

Неважно, член руководящий,

Бродяга нищий иль герой.

 

Немногим Бог даёт отсрочку,

Хоть Пушкин будь ты, хоть дурак,

Один схлопочет в бок заточку,

Других сожрёт проклятый рак.

 

Все станем рано или поздно

Добычей пасти земляной,

Палач и жертва, деспот Грозный –

Всему там имя – перегной.

 

Я жил в преодоленье страха.

Эпоха жуткая была.

Но жизнь, встающая из праха,

Среди расстрельных ям цвела.

* * *

Протуберанцами зари

Роняя перья, пух и кровь,

В жестоких схватках глухари

Платили жизнью за любовь.

 

А в десяти шагах от них

Глухарок женский коллектив

Из чащи сонно наблюдал,

Как глухаря глухарь клевал.

 

Самцы сражаются за самок –

Красоток первых среди птиц.

Как жаль, что их, прекрасных самых,

Ждут когти волка и лисиц.

 

Грызня за самок – это мы,

Питомцы первобытной тьмы.

По сути, те же глухари.

Уйми нас, Бог, и примири.

* * *

Если прожита жизнь в неволе,

Значит, здесь не в чести любовь.

Я бы стиснул зубы от боли,

Только нет у меня зубов.

 

И утратил зренье к тому же,

Уходя от беды без дорог.

Всё оставил сибирской стуже.

Оттого и скорбен итог.

 

От того и печальны строки,

Что глазами их не прочту.

И всплывут то братские стройки,

То конвой в ледяном порту.

 

А вчера хоронил я друга,

С кем сплавлялись по Чусовой.

И пропела Сибирская вьюга

Нам обоим «За упокой…».

* * *

Владыка мира Пью-сам-чай

Вчера казнил неверных жён,

Изобличённых невзначай,

Чем был изрядно раздражён.

 

Затем великий Пью-сам-чай

Развеял скуку и печаль

На женской половине

В объятиях рабыни.

 

Декларативно говоря,

Забот по горло у царя:

Следить, чтоб рис не жрали зря,

Пить чай, согласно чину.

 

(Не зря он звался Пью-сам-чай)

Пей дар целебный, не скучай!

Достойно жизнь и смерть встречай

И отдалишь кончину.

* * *

Уходит тот, кто стал не нужен.

И я ушёл бы, да не мог.

Из лажи, лжи, не зряч к тому же,

Ни лиц не видя, ни дорог.

 

Ушёл бы, убежал, уехал,

Да не пускает слепота.

С ужасной этою помехой

Душа во мраке заперта.

 

Ни лиц вокруг, ни очертаний;

Безвиден скорбный мир слепца,

В котором чуткими перстами

Ловлю я импульсы Творца.

 

Молитесь, братья, о красивых,

Кто глубже всех в грехах погряз,

Но паче о слепцах России,

Путь к Богу ищущих без глаз.

 

г. Москва