Журнальный мир

«Adelante» в переводе с испанского — «вперед». «Вперед, Гончар, Вперед». Осталось не вполне ясным, при чем здесь испанский, так как знакомимся мы с героем романа в Париже. И далее, на протяжении всего повествования, об Испании — ни гу-гу.

На второй странице текста герой четко себя резюмирует: «Я — человек мира». Все это говорится с высоты Эйфелевой башни, — русскому человеку и на родине плохо, и на чужбине нехорошо, — вот он и думает о себе, как о человеке мира, которому приткнуться негде, чтобы обрести, наконец, счастье.

Париж, конечно, метафора — та самая идеальная мечта, Жар-птица судьбы, которую герой пытался ухватить, а ухватив — ощутил меж пальцев пустоту.

Но Париж кончился также внезапно, как и начался. И все — сон-мираж, неузнанная Жар-птица… а дальше — к родным сирым осинкам, алкоголю, мордобою, пивным ларькам и «звериному оскалу» постперестроечной жизни.

И начинается собственно история человека. Жизненный путь обычного провинциала, парня из южного городка, из неблагополучной, как теперь принято говорить, семьи, из какого-то перегарного детства, примитивных запойных родных, нищеты, грязи, тоски.

Едва успев стать студентом Гидромета, Гончар попадает в рабскую зависимость от дагестанского студента-медика Закира. Закир — вожак стаи и подминает под себя остальных. Мир зоологический, в котором нет места интеллигенту, гуманисту, философу. Мир действия и крови, насилия и порабощения, который Сергей Авилов рисует жестко, точно, правдиво. Так же, как и весь период мытарств, начиная с типичных картин общежитского бытия, дешевого пойла, проходных девочек, зачетов и неудов, городских шатаний. Герою хочется большего. Он эгоцентричен и амбициозен. Это амбиции человека эпохи капиталистического постмодерна, которая не ставит коллективных сверхзадач, сотворчества на общее благо — как это было в истекший период. И новой эпохе нужен свой Холден, или Роберт Локамп и Готфрид Ленц.

И Сергей Авилов создал Героя своего времени. Глеб Гончар — типический герой эпохи антигероев. В нем живет бессознательный инстинкт покорителя жизни, мощный импульс, который не дает человеку смикшировать перед действительностью, гонит его зоологическим инстинктом зверя-одиночки: «Вперед, Гончар, вперед».

Но пока только выезд на беломорскую практику. Чудные страницы романа: наслаждаешься буквально каждой строкой, каждой фразой, точностью фактуры, зримым образом места, скупым, но притягательным северным пейзажем, и даже проходные персонажи даны двумя-тремя штрихами очень убедительно.

Практика, показавшая реальные перспективы будущего, только усилила желание другой, широкомасштабной жизни.

«— …Да, вот так и выглядит наша работа: ржавый инструмент, еле живой катер, периферийные города…

 — Мне все больше представлялись международные конференции… Чернокожие ученые».

Знакомство с Андреем, специалистом по разведению рыб. Андрей — подлинный реликт уходящей эпохи: «…для того, чтобы заниматься разведением мальков в доисторических условиях, он учился пять лет…». Глебу это чуждо. Эта тема рефреном пронизывает все повествование. Так и в беседе с будущим тестем: лодка с мотором «Пчелка», дачка под Мурманском… «Счастье для него заключалось в степени дырявости рыболовных сетей» — то счастье, от которого Глеб готов бежать сломя голову.

Высокомерный взгляд на простого человека: он не слышит, не понимает его, не верит в его счастье — оно кажется ему прогорклым, как залежавшийся кусок маргарина.

Плоть от плоти этой среды — ее же презирает. И закономерно, что Глеб уходит из профессии, которая не предлагает ему реализации мечты: не предлагает в собеседники ни чернокожих профессоров на международных симпозиумах, ни пятизвездочных отелей и прекрасных, но легкодоступных в инвалютных рублях дев, ни заморских стран. Ну, весь «подарочный набор» перестроечного люмпена, скинувшего кургузый пиджачок «совка» и выбившегося в социальный срез тоскующего от несовершенств мира всеевропейца.

Впрочем, не сразу: была попытка реализоваться в профессии по окончании института. На Севера, конечно, не поехал: «От одной мысли о полярной ночи делалось плохо». Да, время полярных стахановцев кануло в лету: те, кто «ехал за туманом», так и скрылись за этими туманами безвозвратно. И «кожаные куртки», когда-то воспетые А. Городницким, сменили хозяина, и облегают торсы не отчаянных летунов, а обуржуазившихся братков.

И все же Глеб нашел работу в НИИ «Гидроинститута», так как «нуждался в приключениях как минимум в масштабах страны». Но приключения оказались тяжелыми: командировки в тмутараканные места, полигоны с радиоактивными отходами — вредная, опасная работа, грязь, хлипкие общаги, трудяги-люди без инициатив, которым только бы удержаться за тот мизер, что им выписывают судьба и бухгалтер.

Далее автор отправляет своего героя в длительное путешествие по дантовым кругам жизни в поисках заветной Жар-птицы. Тут и работа халдеем в гостиничном баре, где он обслуживает удачливых «птицеловов», и курсы английского, и второе образование, более востребованное в реалиях современности. Дипломат. Вот оно: «Вперед, Гончар!» И Гончар упорно лезет вверх, расшибаясь в кровь, по иерархической пирамиде Маслоу. Пока не оказывается на вершине мира — на Эйфелевой башне… за которой вдруг обнаруживается вселенская пустота.

Очень сильна любовная тема: она насыщает роман, добавляет в него изумительных переливчатых оттенков. Есть образ идеальной Женщины. Но этот образ не соединим: он распался на двух женщин между которыми мечется герой. Обе — Лены. Как две ипостаси одной единственной для Героя Женщины. Одна — Елена Борисовна, как свеча в лампаде — таинственно источает аромат сексуальности, страстности, любовь ее неверная, и оттого мучительна и желанна. И вторая — Лена, со своей скучной, податливой любовью, почти бестелесная, ею нельзя похвастать, продемонстрировать, как мужскую победу, зачем такому амбициозному герою такая вялая на эмоции и бесцветная женщина? Но именно ее он выбирает в жены, именно она дарит ему дочь, она его привязывает крепче любой другой — яркой, красивой, сексуальной… Она — часть его, жена, подруга, соучастница его жизни. А первая, Елена Борисовна, все время меняет лицо, преобразуется в других, но того же типа женщин: желанных, броских, страстных. Но все они взаимозаменяемы, неизменна только та — вторая ипостась идеальной Женщины: Лена-жена.

Редко встретишь в современной прозе столь изысканные описания любви — чтобы это понять, надо и читателю настроить себя на обертоны.

Если ваш слух приучен к грому литавр, услышит ли он тонкий звук волшебной моцартовской флейты? В романе С. Авилова она звучит.

И поэтому закономерен пронзительный финал, когда герой, как мытарь, библейский скиталец, возвращается к родному порогу. Нет в жизни человека ничего дороже дверного косяка, той единственной двери, за которой — жена и дочь. Такой финал выбивает, против воли, не сентиментальные слезы, а горький ком в груди и понимание.