Обезьянка
Обезьянка
* * *
Ничего не скажу о себе.
Всё пропало, и разве имелось?
Но по-прежнему в тесной борьбе
Обнимаются логос и мелос.
В чистом поле потерь и обид
Две стихии сиамские спорят,
Кто уступит и тем победит,
Кто в кого обратится – и сборет.
Предвечерний спускается дым
На деревья, растущие строем.
Мы стоим перед миром пустым –
Не один, и не два, и не трое.
И вполголоса нам говорят
В наступающий сумрак весенний,
Что судьба – гармонический ряд
Дней недели, домов и растений.
На просторе гудит самолёт,
А под ним, усмехаясь немного,
Белым облаком в небе плывёт
Бородёнка чеширского бога.
* * *
Мы злые звёзды подчинить спешим,
Открыть глаза торопимся без меры.
Следами человеческих машин
Пронизаны безжалостные сферы.
А чёрные, как ночь, карандаши
Какой-то хаос чертят на бумаге.
Об этой тьме попробуй напиши,
Попробуй расскажи об этом мраке.
Познай небесных духов и земных,
Незримую субстанцию пощупай…
А пробуешь – и видишь через них
Архангела, светящего кольчугой.
* * *
Всю ночь по кровле жестяной
Носился ливень бессловесный,
И за игрушечной стеной
Переминался гром отвесный.
Был дом, исчезнувший в дожде,
И город, по его воде
Плывущий в город неизвестный.
А в сердце скудного жилья
Был человек, с которым я
Хлеб ел и спал в одной постели.
И мы расстались, как могли,
Как бы не спали и не ели.
Пусть вперевалку, еле-еле –
Пора отчалить от земли.
Стучись и бейся в дверь мою,
Дождь милосердный, дождь жестокий!
Всю душу выжму и волью
В твои весёлые потоки.
Все блики прошлого, все сроки,
Всю душу бедную мою.
* * *
Зимние цветы моей отчизны,
Всходы и разрывы изобилья,
Многоцветны и многоочиты,
Как виденья Иезекииля.
Дикие деревья на бульваре
Исступлённо вывернули ветви,
Путают в пророческом угаре
Ветхие и новые заветы.
Странно на одном земном отрезке
Смешаны эпоха и погода.
Знаю, каково тебе, Йехезкель,
Сын жестоковыйного народа:
Пьяных русских в ношеных футболках,
С водкой в одноразовых стаканах,
Пёстрых эфиопок, марокканок
И детей в замызганных ермолках.
В ПОЕЗДЕ
Человечек с верхних полок,
Из далёких бедных стран,
Хорошо, что путь твой долог,
Хорошо, что сам ты пьян.
В чай плацкартный трусишь перхоть,
Светишь дыркой на носке.
Хорошо, что можно ехать
В полудрёме и тоске.
Ешь свой хлеб сухой и слёзный,
Спишь под тряским потолком.
Ветер, сломанные сосны,
Бесконечность за окном.
Озираешь понемногу
С этой душной высоты
Всю железную дорогу,
Все вокзалы и мосты.
Поезд катится, грохочет,
Вот и спутники легли.
Узнаёшь неровный почерк
На линейках колеи.
ОБЕЗЬЯНКА
Было шума бедного в избытке –
Всё пропало, ничего не жаль.
Обезьянка крутится на нитке,
Нитка превращается в спираль.
Руки незатейливой хозяйки,
Маленькие мысли о простом,
Хитрая улыбка обезьянки –
Лопоухой девушки с хвостом.
Для тебя, конечно, всё понятно,
Никаких невыразимых чувств…
А когда прокрутишься обратно –
* * *
Ни воли, ни отдыха нет.
Худая подушка намокла.
Опять разгулялся рассвет,
Врывается в голые окна.
И так я с утра одинок,
Зажат механическим кругом,
Не друг никому и не бог –
Провал между богом и другом.
Нелепый и гордый дурак,
Всю землю считающий хлевом,
На свет, разгоняющий мрак,
Смотрю с неприкаянным гневом.
И к нищим иду на поклон,
И жду от безумных совета,
Как будто бы я Аполлон,
Пасущий стада у Адмета.
А ночью любезная мгла
На город пикирует с тыла,
И я из глухого угла
Гляжу на миры и светила.
Мне светит живая звезда,
Я сплю среди свитков и злаков,
Как юный любимец Христа,
Как дряхлый провидец Иаков.
В краю стариков и детей
Не сторож себе и не врач я.
Былинкой качается день
И ночь подступает кошачья.
Как старые руки дрожат,
Ломают любую работу,
И где бы вина и деньжат
Себе раздобыть на субботу.
Горячий и каменный лес
Лачугу мою окружает,
А боги смеются с небес
И смехом меня заражают.