Журнальный мир

Дед Шалда сидел в избушки около печи и точил охотничий нож. Точил старательно и не спеша. Старик был не высокий, худощавый, усохший от таежного ветра, почерневший от солнца и постоянных походов в тайгу, с жилистыми, не по–стариковски, сильными руками. Он то и дело поглаживал свою жиденькую бороденку и что–то тихо напевал на алтайском языке. Иногда он поднимал голову и глядел в засиженное мухами окно. Дед Шалда жил один, старуху свою он схоронил давно, детей у него не было. Так и жил, ни куда не торопясь и никого не трогая. Днями он пропадал в тайге, взяв свое ружье и рюкзак. Охотничал, ставил петли, в речки ставил переметы, собирал грибы и ягоды, сушил их, думая о длинной, алтайской зиме. И никогда ничего не брал у тайги лишнего.

Жил он на отшибе деревни возле высокой скалы, которая рвалась в небо, как непокорный жеребец, разметав на верхушки, как гриву, один единственный старый кедр. Сколько старик помнил себя, столько он и помнил этот кедр. Вокруг был сосново–березовый лес, превращавшийся дальше в мрачную тайгу, которая убегала куда– то за кордон, и не было ей ни конца, ни краю. Только высокие крутые склоны знали, куда она убегает и где заканчивается.

За окном залаял молодой пес старика, Буран. Старик поднял голову и глянул в окно. К его избушки шли двое незнакомых мужчин. Бросив на них один – единственный взгляд, он понял, что это приезжие, городские, будут звать охотиться, и им нужен проводник. Незваные гости зашли в избу и, осмотревшись после яркого дневного света, присели на стоявшую возле стены скамейку. Старик занимался своим делом и как будто их не замечал.

– Здорово, хозяин, не видишь нас что ли, или немой? – не выдержал один из гостей, с желтой цепью на шее.

Помолчав, не отвлекаясь от своего занятия, старик сказал:

– Вижу, отчего же. Ты сам пришел, сам и говори.

– Проводник нам нужен в тайгу, поохотиться хотим, отдохнуть.

– Старый я, ноги не те, не пойду – заупрямился Шалда, подняв голову и глядя на гостя.

– Да мы тебе заплатим – пообещал гость.

– Деньги – сор, в тайге они не нужны. Зачем идете, если тайги не знаете?– спросил укоризненно Шалда.

– Так ты – то с нами будешь, ты говорят, эту тайгу знаешь, как свои пять пальцев.

– Правильно говорят, еще таким,– тут старик опустил руку к полу,– бегал в тайгу, все тропки знаю.

– Так что же, даешь добро?– не отставали приезжие.

–Вы непривычные к тайге, трудно вам будет, изнеженные вы жизнью, думать надо. В тайге свои законы.

Гости засмеялись громко, запрокинув при этом головы назад, обнажив крепки шеи.

– В городе тоже свои законы, прямо волчьи.

Старик зацокал языком:

– Зачем так? Волк зверь осторожный, его не тронь, и он тебя не тронет.

– Так что же, согласен?

Старик, прищурив глаза, внимательно на них посмотрел, и, думая, что они все одно не отстанут, спросил:

– Когда?

– Да завтра поутру и пойдем, чего тянуть-то.

– Поутру, так поутру,– кивнул хозяин избы и опять занялся своим делом.

Гости поднялись, и, не поблагодарив, вышли.

Рано поутру они втроем шагали по лесной тропе в самую середину раскинувшейся бескрайней тайги, на поиски козлов, что часто встречались на отвесных склонах в несколько километрах отсюда. Гости хотели скорой охоты и тех трофеев, что ждут их после. Пёс Буран бежал рядом. Старик шагал впереди, неся за плечами небольшой рюкзак. Свой старенький карабин Шалда взял с собой, как в тайге без него? На вопрос гостей, отчего у него такой легкий рюкзак, старик, усмехнувшись, ответил:

– Зачем много? Спички есть, соль есть, сухарь есть, мал – мало мясо копченого. Тайга всегда накормит, если мазга есть,– при последних словах он постучал себя по голове рукой. И поправив на поясе нож, пошел дальше.

В отличие от него у его попутчиков рюкзаки были намного больше и тяжелее. Их новые ружья отливали солнцем. Гости стали быстро уставать и требовать привала.

– Рано еще, идти надо, совсем немного прошли,– отказывал им старик и шел дальше.

Когда к полудню они дошли до реки, которая бурлила среди камней, извиваясь, как змея, у гостей не было уже никаких сил. Они побросали свои рюкзаки и блаженно растянулись на траве. Старик сидел в сторонке и поглядывал на них, чистя свой карабин. Буран куда – то сбежал, по своим собачьим делам, но не исчезал далеко, не выпуская из поля зрения хозяина.

– Искупаться бы,– мечтательно протянул один из них.

– Купайся там, пониже,– махнул в сторону старик,– здесь попадается коряга под водой. Утопнуть можно, если головой об корягу.

– Ничего я не вижу,– глядя на реку, сказал желающий покупаться.

– Ветер был, лес падал, весной вода все подмыла,– разъяснял старик, обводя вокруг рукой.

– Да ну тебя,– махнул рукой мужик, и стал спускаться к реке. С разбега он нырнул в реку и тут же вынырнул. Поднявшись на берег, он, потирая лоб сказал:

– Точно коряги, так и убиться можно.

Друг его засмеялся, глядя на его кислое выражение лица.

– Моя говорит – слушать надо,– проворчал недовольно старик, собирая карабин.

Перекусив, все молча пошли дальше. Пес Буран, появился как из-под земли и бежал, втягивая носом лесной воздух, около Шалды. Старый Шалда что то напевал и мягкой поступью шел впереди, глядя по сторонам.

– Тебе, старый, износа нет, нам в деды годишься, а бежишь как молодой, прямо за тобой не угонишься,– недовольно сказал один из попутчиков.

– Тайга вырос, ел мясо, грибы, ягоды, воздухом таежным дышал. Чистым, как родник. Зачем стареть, жить хочется – двигайся. Старость не любит движение, убегает. А не будешь двигаться, сразу за плечи к земле притянет.

К вечеру, когда стало смеркаться, и темнота постепенно окутывала тайгу, подбираясь к деревьям, и тихо забираясь по ним в их кроны, они остановились на ночлег. Рядом шумела река, неся вечерней свежестью и прохладой. Дышалось легко и свободно. Горел костер, играя бликами на лицах сидевших вокруг его людей. Приезжие пили спиртное и громко смеялись, о чем – то рассказывая друг другу. Шалда пил заваренный травой чай, и смотрел на них, прищурив глаза. Буран растянулся рядом с хозяином и, прищурив глаза, следил за незнакомцами, время от времени настороженно поднимая уши и прислушиваясь к таежной тишине.

–Дед, чего молчишь, хоть бы рассказал чего,– повернулся к Шалде один из путников.

– Зачем пьете, вдруг Мишка придет, стрелять не сможете,– с укором, глядя на них, сказал он, прихлебывая чай, из подкопченной пиалы.

– Ничего, он без ружья, а мы с ружьем, поди справимся,– зубоскалили гости.

– Если не попадешь, еще горы не поглотят выстрел, а он уже возле тебя окажется.

– Да ну ? Такой неповоротливый,– не поверили они.

–Зверь чует ружье, его запах знает. Проворный он, даже и не подумаешь какой. Увидишь мишкин след, говори громче, он услышит и уйдет. Другое дело зимой шатун, так – то шатун…Много приезжих сгинуло, так и не нашли. Тайга все знает, только молчит.

А тут еще Буран привстал с земли и, оскалив зубы, зарычал в темноту, наверное, что-то чуя.

Попутчики Шалды сразу как-то заозирались по сторонам, не вольно пододвинувшись к костру. Старик, видя это, незаметно покачал головой, и молча стал ворошить костер длинным сучком. Искры, летели, куда – то в небо и таяли в темноте.

Гости еще поговорив меж собой, завозились, постепенно укладываясь спать, они зарылись в спальные мешки с головой, боясь гнуса. Слышно было, как они негромко перебрасывались словами, мечтая об охоте на козлов, что ждала их завтра. Дед Шалда наломав пихтовых веток, сделал из них лежанку и лег возле костра по ветру, что бы дым от костра разгонял таёжного гнуса, что чуть слышно и нудно звенел, кружась возле Шалды.

Казалось, окружающие их деревья жили своей жизнью, скрытой и не знакомой, какой-то чуждой людям. Что-то между ними гукало, щелкало, трещало. Потом опять наступала тишина, и давила на уши. Казалось, вековые кедрачи шумно дышали во сне, видя какие-то беспокойные сны. Спали хребты, суровые и безмолвные, видевшие много на своем веку.

Рано утром попутчики старика долго поднимались, хватались за голову и тихо ругались. У них, от непривычно долгой ходьбы, болели руки и ноги. Старик же, как ни в чем, ни бывало, попив чая, засобирался в путь, забросив за плечи рюкзак. Шли медленно, мужчины не могли угнаться за стариком, и он часто останавливался, их поджидая. Солнце стало припекать, и приезжие стали потеть и ругать солнце. Шалда, глядя на них, думал:

«Желание куда-то долго идти у них скоро пропадет. Видно нелегко шагать по тайге, перешагивать толстые корни деревьев, подниматься на встречные склоны, удерживать ветки деревьев, которые норовят ударить по лицу. Что б идти легко по непролазной тайге, нужна сноровка, привычка, этого у них, конечно, нет. Надолго их не хватит».

Как будто прочитав его мысли, один из них бросив поклажу на траву, сказал:

– Все дальше не пойдем, так можно и на край света прийти, а нам туда не надо. Поди, здесь тоже найдем, кого подстрелить, разницы нет,– сказал он, громко дыша.

– Здесь так здесь,– согласился старик,– на этих склонах тоже попадаются козлы, там есть каменные площадки, так они там отдыхают.

В душе он обрадовался их решению, ему надоело постоянно их поджидать, останавливаясь. «Молодые и слабые, далеко по тайге с ними не уйдешь, совсем задохлись в своем городе, думают, что тайга,– это игрушка, раз, два и готово. Тьфу!» – плюнул про себя старик.

– Вот и хорошо,– отдышавшись, согласились они,– никуда больше и не пойдем. Козлы так козлы.– И засмеялись при последних словах.

И обращаясь к Шалде, сказали: «Разведи костерок, ты не так устал как мы». И развалившись, легли на траву. Старик молча развел костер, принес с речки воды и налив его в котелок, повесил над костром. Когда пламя костра стало лизать бока котелка, он пошел к реке. Радостный Буран увязался за ним. Через минут тридцать он пришел со связкой свежепойманной рыбы. Гости дружно одобряюще загалдели. Проворные руки старика, что-то колдовали над котелком, пока не стал раздаваться запах ушицы. Запах ушицы сваренной на природе, возле реки, с дымком, да из свежепойманной рыбы – что с ней может сравниться? Гости ели, торопясь, обжигаясь, кости от рыбы бросали тут же на траву. Старик смотрел на все это, и качал головой.

День начал заканчиваться. Потянуло прохладой с реки.

– Дождь будет,– сказал старик, глядя на небо.

– Да, ну?– недоверчиво протянул один из гостей,– ты чего-то путаешь, на небе ни облачка.

– Будет дождь,– упрямо повторил старик,– бурундук свистел, он не обманывает.

– Ну, тогда, может, до дождя поохотимся,– встрепенулись приезжие.

– Завтра. Скоро смеркаться будет, в тайге ночь скоро наступает.

Но гостей было не отговорить, вспомнив про то, что здесь могут быть козлы, они от него не отставали. Старик, взяв свой карабин, повел их к неподалеку расположенным скалам.

До скал они добрались быстро. Потихоньку подойдя, они увидели двух козлов на краю обрыва. «Один молодой, а другой старее и больной,– глядя на козлов, думал старик. – Молодой уйдет, а старый, возможно не сможет. У него что–то с ногой и серьезно, убивать можно, не так жалко». Козлы стояли на краю каменистого выступа с гордо поднятыми рогами, оттенок шерсти был чуть рыжеватый, и уходящее за сопки солнце, словно прощалось с ними, лаская их оранжевыми бликами уходящих лучей.

Ветер изменил направление, и они видно что–то почуяв, сорвались с места. Молодой козел исчез сразу, лишь раздался звук падающих со склона камней. Старый козел пытался забраться повыше и исчезнуть с поля зрения, но больная нога не давала ему это сделать.

Приезжие нацелили ружья и выстрелили в жертву. Видно было, что они промазали, ранив животное. «Чего мучить то»,– подумал старик, выстрелив. Почти одновременно выстрелили и приезжие. Старик знал, что именно его пуля попала в цель, но не стал разочаровывать гостей, признав их победу. Они радовались, ставили ногу на лежащего на земле козла и фотографировались. Старик, глядя на них, молчал. Умный Буран смотрел на охотников, и удивлялся их неуемной радости, для него всё это было не ново, не один раз он с хозяином ходил на охоту, не один раз помогал ему загонять добычу. Шалда им помог освежевать добычу, аккуратно сняв с него шкуру, во что-то завертывал мясо, перекладывая какими то, ему одному, известными растениями, для сохранения мяса. В разбитый ими лагерь пришли уже затемно.

На другое утро, как и предсказывал Шалда пошел дождь. Его спутники засобирались домой. На полпути до дома Шалда, встретил знакомого на лодке и они с ветерком, рассекая поверхность воды, и обмывая ее берега волнами, добрались до деревни.

Гости засобирались в город. Похлопывая по плечу своего проводника, они отблагодарили его двумя десятками патронов. Хвалились, какие они удачливые и бесстрашные, и если б не испорченная погода, они могли бы и завалить хозяина тайги – медведя. Просто на этот раз они торопятся. Старик молча кивал, прищурив глаза. Гости сели в машину и через секунды исчезли из вида, оставляя за собой след от колес на размытой от дождя дороге.

Старик смотрел им вслед и думал: «Зачем такие люди в тайга ходят, думают, что они выше тайги, выше ее духов. Нет! Таким людям надо дома сидеть, шибко якать любят. Сами ничего из себя не могут, а туда же. Тьфу!» – про себя опять плюнул он и пошел в дом, на ходу лаская пса Бурана. Глядя на собаку, он подумал: «Тайга знает, охотиться может и никогда не якает». Затем он зашел в дом, прикрыв за собой дверь.

День шел к исходу, солнце уходило за горы, отработав, как положено, целый день.

Уходит, что бы завтра опять светить людям, радовать их своими лучами, освещать горные хребты и долины. И нечего за это не прося.