Окно и тысяча примет

Окно и тысяча примет

Стихотворения

***

 

Под каплями росы согнётся стебелёк.

Светило зреет яблоком на блюде.

Нашкодившим котом сон юркнет за порог –

Лови, лови! – наверняка забудешь.

 

Лишь смутное «прости», неловкое «прощай»…

Ах, боже мой, какие сантименты!

Горячий, как июль, мне в чашку льётся чай

И стынет, как декабрь. И канет в Лету.

 

 

***

 

Из дома прочь. И бант на голове

Дрожит в испуге, пойманная птица.

С пространством так непросто примириться,

Неважно, птица ты иль человек.

А человеку ровно девять лет.

В нём веса столько же, как в ранце за плечами.

Сползают гольфы. Человек в начале

Пути и заблуждений, и побед.

Троллейбус, разжиревший на глазах,

Вразвалку отошёл от остановки.

Быть там, внутри, – о, чудеса сноровки!

Но по щеке предательски слеза…

Меж тел и тел, ни воздуха, ни зги.

«С ума сошли! Дитя не раздавите!»

И – результатом череды событий –

В окно спасённый человек глядит.

Что улицы – картинки букваря,

Мелькают, разрисованы, страницы.

У жизни не заказано учиться,

Но вот опять теряешь время зря.

Чему научит плавный взмах листвы?

Чужих домов скучающие взгляды

Сквозь ворох лет и шелест листопада

Зачем твои просвечивают сны?

Троллейбус встал, с ним вместе замер бант.

В окне маячит новая картина:

Влюблённых пара будто на витрине.

Ах, это слово непонятное – роман…

Молчи-молчи, о мудрость сквозь года!

Все учатся на собственных ошибках.

Сверкнуло солнце ослепительной улыбкой.

Вы, барышня, выходите?

Я?.. Да!

Исчез троллейбус (перепрыгнул век?),

Но от смущенья всё пылали щёки.

Назвали барышней! Тут, вспомнив про уроки,

Помчал вприпрыжку малолетний человек.

И ранец, что болтался за спиной,

Совсем не походил на пару крыльев.

И всё-таки они, наверно, были

В тот день далёкий, солнечный, иной…

 

 

***

 

Ещё недавно так мела метель,

А ветер выл, печалясь и печаля,

Но тянется подростком новый день,

И вновь весна как шанс начать сначала.

И ничего, что ты совсем не та,

Что тянет груз страданий и сомнений.

Черна земля, но эта чернота –

Предвестница грядущего цветенья.

Лазурь небес и шелест птичьих крыл –

Во всём, во всём читаются приметы.

«Не различает тот, кто не любил…»

Шептать беззвучно птицам, веткам, ветру.

 

 

***

 

Мир сузился до фото, что на диске.

С них прошлое недрогнувшей рукою

стреляет. Каждый выстрел прямо в сердце.

О, сколько раз возможно умирать

под взглядом глаз родных?!

Иное – города…

Во сне ты к ним бросаешься навстречу,

ты гладишь камни и изгибы линий.

И млеют замки, замирают храмы.

Такая ласка ни к чему мужчине,

что предаёт пусть даже только в мыслях.

Да, больше благородства в городах,

а может, равнодушия, не знаю.

 

Снов было много, города смешались

в один. И тот единый город

вобрал в себя всё лучшее из многих.

В нём Венский вальс с мазуркой побратался,

в нём подмосковные алели вечера

и яркие цыганские глаза

по черноте соперничали с ночью.

В нём шпили храмов так тянулись к небу,

как тянется заблудшая душа

(под грузом бед нечаянно прозрела).

Немудрено, что в городе таком

хотелось мне навеки поселиться,

тем более что мир реальный умер.

 

Но есть окно, и тысячи примет,

что с нами не покончено, и скоро

мир с почкою на ветке оживёт.

 

 

ПИТЕР

 

На стыке неба и воды.

Дома, что корабли у пирса.

Здесь дождь жильцом давно прописан,

Хотя и льётся с высоты.

Пронзая студень облаков,

Сияют горделиво шпили.

Но облака всё плыли, плыли

По глади рек и чьих-то снов.

Здесь топот каменных копыт

Слышней, чем болтовня прохожих.

Здесь ангел, высотой тревожа,

На крыльях золотых парит.

И удивлённые мосты

По сторонам разводят руки.

Здесь бог обыденно обруган

За воплощение мечты.

 

В КОФЕЙНЕ НА ПУШКИНА

 

В кофейне на Пушкина. Столик у входа.

Кофейные чашки застыли в руках.

Вести диалог про природу, погоду…

«Ты как?» – «Без тебя, если честно, никак».

 

И звякнули чашки, и дрогнули блюдца,

И бурые волны текли через край…

Салфетки и скатерть уже не спасутся,

Так что ж, вместе с ними теперь умирать?

 

Спаси, капитан, нашу утлую шлюпку!

Влюблённых, похоже, сам бог бережёт:

Бариста, сверкнув белозубой улыбкой,

Две чашки душистых на смену несёт.

 

Мы что-то ему бормотали смущённо.

Щенком приручённым плескалась волна.

По Пушкина прямо, от дома до дома

Любовная лодка неспешно плыла.

 

 

***

 

1.

 

Июльское горячее дыханье.

И брови-ласточки взлетают до небес,

Едва заслышав пылкое признанье…

Ах, лето, лето, ты надолго ль здесь?

Глаза твои – бездонные озёра.

Нырнуть однажды и навек пропасть.

Не ягоды, слова созрели скоро.

Истосковаться и наесться всласть.

 

А после любоваться до рассвета

Сияньем звёзд или одной звезды.

То трепетали листья: лето, лето,

Как горячо… Да это вправду ты!

До сентября так бесконечно быстро,

А там опять дожди и листопад.

Очнуться лишь прожилками на листьях.

Ах, лето, лето… Нет пути назад.

 

2.

 

Сентябрь светловолос и тонкорук.

Его ты встретишь в парковых аллеях.

Там осень на кленовых ветках зреет,

Расцвечивая линии разлук.

Прожилки жёлтые и пурпур по краям.

Сентябрь, тебя принять я не готова,

Тоскуя по ленивым смуглым дням,

Улыбку лета вспоминая снова.

Он слышит будто – ластится, как пёс.

А тот бежит, раскидывая лапы.

И ветер на ходу целует в нос

Меня и пса. И лист слетает на пол,

Один, второй… Сентябрь, на этот вальс

Не приглашай, я танцевать не стану.

Прожилки на листе – узоры, раны?

Ах, дето, лето, где же ты сейчас…

Сентябрь, симпатичный паренёк,

Лист подхватив, подержит и отпустит.

И парк вдруг показался полным грусти.

И осень, осень вдоль и поперёк…

 

 

КРУГ

 

во-вторых, потому что тоска разыгралась под вечер.

Даже звёзды тоскуют, глядясь в помрачневшее озеро.

Стало жаль своей юности. Где вы, тогдашние встречи

И признанья смущённые? Время бесстрастным бульдозером

Разровняло любовь и обиды. А в третьих, а в третьих,

Снова это «курлы»… Равнодушно махнув на прощание

Серебристым крылом, устремилось к закату, и ветер

Как-то шумно вздохнул. Впрочем, он не давал обещания

Быть примерным и тихим.

 

А скатерть была белоснежна.

Чашку чая? Прошу…Ах, простите, такая неловкая!

Пальцы мигом отпрянули, и, застеснявшись, надежда

Заслонилась багровым румянцем, надменною бровкою.

Как пуглива ты, юность. А может, доверчива слишком.

Ну, какая любовь? Всё случится позднее, поверь мне.

Но однажды столкнувшись (да это… вчерашний мальчишка!),

Вдруг прозреть: всё давно уж случилось.

И это во-первых.