Журнальный мир

— Э-т-т-о что такое?!

— Что?

— Что это такое, я тебя спрашиваю?! — физрук энергично тыкал пальцем в мою метрику.

На обратной стороне свидетельства о рождении было выведено красивым каллиграфическим почерком: «Раба Божия Валентина приняла обряд крещения… (такого-то числа, в такой-то церкви)».

— Красиво.

— Что красиво?! — лицо физрука побагровело.

— Красиво написано. Я так не умею. И чернила коричневые…

Я ещё не успела переварить смысл написанного. Как же я не обратила внимания на это? Физрук велел принести метрику, я взяла у мамы и принесла. А буквы, как балерины, подпрыгнули, закрутились, взмахнули ручками-ножками и опустились на мою метрику.

— Ну, что тут скажешь?.. А вы чего столпились?!

Пятый «Б» прекратил беготню по спортзалу и обступил нас кольцом.

— Ой, умру со смеху! — заголосил Женька. В классе он сидел сзади и был тайно влюблён (мне кажется) в меня. — Раба Божия Валентина.

— Молчать! Всем делать разминку! А ты — за мной!

«К директору», — подумала я и была права.

Директор грузно сидел в кресле. Вид усталый. Даже первоклассники знали, что он собирается на пенсию. Директор изучил мою метрику, покачал головой сверху вниз, затем слева направо и уныло сказал физруку:

— Пётр Петрович, с этим к завучу, пожалуйста.

Завуч сказал:

— Н-да… Скажи отцу, пусть зайдёт ко мне.

— Папа, завуч просил зайти.

— Зачем?

— Меня посылают на областную олимпиаду.

— По физике?

«Какая физика?» — хмыкнув, подумала я, но вслух сказала:

— Нет, по физкультуре. Я же бегаю лучше всех. Ну и… просили принести метрику…

Дома разразился грандиозный скандал.

— Как ты могла? — возмущался отец, обращаясь к матери. — Я же руководитель солидной организации!..

— Не кричи на меня.

— Я же коммунист, я же председатель родительского комитета школы!..

— Не кричи на меня.

— Это же пережиток прошлого! И вдруг, оказывается… Ты же знала, знала!.. Почему не сказала?!

Я стояла под дверью и, затаив дыхание, подслушивала.

— Это тёща твоя! — теперь мама перешла на крик.

— Тёща ещё получит!

— Ты что, не помнишь то лето, когда Валя была больна, почти при смерти? Тогда решили, что только одно может спасти её… Вот и окрестили. Я не думала, что…

— Моя дочь — крещённая!

— Я не думала, что так получится с метрикой.

«Когда это я была при смерти?.. Не помню… Да и вообще, я тут при чем? Меня ведь не спрашивали перед тем, как крестить…» — меня больше волновало, не достанется ли мне?

«Какой позор! — я красным ластиком тёрла обратную сторону метрики. — На всю школу! Раба Божия!..»

Ещё труднее оказалось подобрать цвет — салатовый (карандаша такого цвета у меня не оказалось), чтобы закрасить пятно. Я накрошила немного пудры с жёлтого карандашного грифеля, немного с зелёного, растерла пальчиком и осторожно помазала то место на метрике, где батюшка так старательно приложил руку: «Где он научился так красиво писать?» В общем, получилось неплохо, но всё равно видно.

«Будут спрашивать, придётся врать, — соображала я. — Ну, упало на пол, а там… ну, в общем, пятно… пришлось вытереть».

Помню, что зачёт по научному атеизму в институте сдала с первого захода. С бабушкой устраивала бесконечные споры, научно (как учили в институте) доказывая, что Бога нет. Бабушка оспаривала, крестилась и что-то шептала при этом. «Бабушка, где ты теперь? Если слышишь, прости меня, глупую!..»

Когда я впервые робко перекрестилась? Не помню. Три пальца вместе: лоб — живот…

— Сначала правое плечо, затем левое, — говорила мама. — Не перепутай!

— Почему правое?

— За правым — ангел-хранитель.

Разглядываю крестик под лупой, чтобы ничего не упустить. Оловянный, слегка потемневший (мама много лет хранила в сундуке, припрятав от глаз людских и отцовских). На крестике распятие — Иисус Христос. Слева — возле правого плеча — «альфа», справа — «омега». Первая и последняя буквы греческого алфавита. Жизнь, прожитая от «альфы» до «омеги» (я позже где-то вычитала).

Когда захожу в церковь, три пальца правой руки, сложенные вместе, двигаются автоматически: лоб — живот — правое плечо — левое.

Зря я стерла запись на метрике. Восстановить бы… А каллиграфия!.. Это же надо научиться так красиво писать! И потом, то коричневых чернил не могу найти, то пера острозаточенного нет, то времени… А время коварно и незаметно куда-то мчится. И всё мимо меня, и всё ближе к моей «омеге».