Журнальный мир

ИСПАНСКАЯ МИСТЕРИЯ ФИГЕЙРОС

Чёрная ночь, уходящего зарева блики

И разбита о пол бутылка сухого вина.

Горизонт опустевший нетронутый, дикий

То ли лет отголоски, то ли шумом рисует волна.

Всё из пышных мазков сочетается в бурые тени.

Тихо море с песком засыпают в безвестной дали.

Тонут головы, руки в причудах его сновидений

На шедеврах маэстро Сальвадора Дали.

Горизонт засыпает и в люльке качается город.

Всё в Фигейросе спит с приходом червонной луны.

Но в театре-музее, тот, что сердцу так люб мне и дорог

Начинается бал, то прекраснейший бал сатаны.

В коридорах мелькает нагая, безумная Гала,

Командор расправляет как шпаги руки-усы

И на бале любви, под огромным куполом зала

На паркете кружатся тигры, осы и псы.

Изогнулись часы и стекают по скатерти на пол,

Время встало, течёт в полстолетья назад.

На огромных ходулях, всажённых в тело, как на кол,

Кони, зебры, слоны в вальсе жарком и быстром кружат.

Я танцую с нагою Богиней, красавицей Галой.

Дирижёр, Сам Маэстро, раскинул усы, как хлысты.

Рядом яйца и хлеб кружат неразлучною парой

И танцуют отдельно звериные уши, хвосты.

Свечи в зале горят, в черепах потихонечку тлеют.

Но, лишь первый петух прокричал подъём на зарю,

Стрелки старых часов побежали вперёд всё быстрее,

Бал закончен, и пары плывут и плывут к алтарю.

Просыпается город, и солнышком площади жарит.

На отъезд мне сигналит лихач-каталонец, таксист.

Ну, а я говорю: как магнит, Дали к себе манит,

Ты ещё погоди хоть немного, грацие, плиз.

Я бывал на балу, там, где вы никогда не бывали,

С Сальвадором Дали распивал бутылку вина,

С бесподобною Галой летал в несусветные дали

И забыл свою душу в Фигейросе раз навсегда.

КОЛОДЕЦ

Я устал уж метаться в глухом подземелье,

Стены голые, запахи, замкнутый круг.

Я царапаюсь, бьюсь башкой в исступленьи,

Пальцы в кровь, тишина, только бездна вокруг.

Меня кормят баландой, текущей по трубам,

В пуповину воткнув воронки конец.

Я считаю себя уже полу трупом

Фильмов ужасов мерзких и жизни венец.

Сколько дней, сколько месяцев здесь прозябаю?

Кто меня посадил, когда и за что?

Я частенько от боли сознанье теряю

И ищу в темноте хотя бы окно.

Что я помню? Отец мой — Эдгар и Аллан

По фамилии По, а дядя – Дали.

Мне задали вопрос: «Кто же мистики флагман?»

Я ответил: «Отец» и меня упекли.

Упекли прям на дно гранита колодца,

От стены до стены черчу я дугу.

Инквизитор не спит и, падла, смеётся,

Ну а кто моя мать? Осознать не могу.

Да, да, да… вспоминаю, моя мать – Калевала.

Я внебрачный сынок По и её.

Одного не пойму, как меня нагуляла

И какая здесь связь Дали к роду По?

Помню, мать мне твердила: «Они всё же братья,

Один старше другого, всего на сто лет.

Ты был мною зачат в пучине заклятья

И, возможно, ты сам уже дряхлый дед?

Но сшибает мне мысли тягучая влага

По лицу, по спине, по груди жар течёт.

Где же сила моя, былая отвага,

Чтобы вырваться с плена, другое не в счёт.

Собираю все силы и лезу по стенам,

Я зубами грызу пуповую трубу,

Расступается тьма и женщина в белом

Диким воем орёт от боли в бреду.

Я бежал с заточения, я рад свету, солнцу,

Семимесячный срок был кошмарен, как сон.

Ногти выдраны с корнем о стенки колодца

И похоже уже я маманей рождён?

СКАЗ О КАЗИКИНСКИХ ДНЯХ И НОЧАХ

Я ехал в деревню с названьем Казикино,

Хазанова вспомнил весёлый рассказ.

Мелькали Гадюкино, Кожино, Бздыкино,

И Старый Пипец и Новый Фугас.

Дорога рябила ухабами с ямами,

Асфальт прохудился местами и вспух.

В России привыкли путями дырявыми

Месить дерьмецо в корыте разрух.

Тверская губерния встретила весело,

От пива, вина ломились столы,

И браги хмельной разгульное месиво

Напомнило вкус халвы, пастилы.

Стелились лучи уходящего зарева,

С братишкой пустились мы в жуткий загул,

И водка что надо, без всякого палева,

Под зуд комаров на кресле заснул.

Проснулся средь ночи, изъеденный гадами,

Несли меня ноги по малой нужде.

Над Мстою висели звёзды гирляндами

И мылись, купались, плескались в воде.

Всю ночь «кузнецы» голосили и цокали,

От песен устали в лесу соловьи,

А совы и филины ухали, охали,

И где-то мне слышался шёпот любви.

Псы разразились вдали за кордоном.

Месяц цеплялся серпом в облаках.

Пели лягушки сольфеджио хором,

Не то разродившись, не то на сносях.

Я спал как убитый и встал как ошпаренный,

Когда у соседей петух заорал.

Солнце с утра нас тридцатником жарило,

Да и приснился мне страстный орал.

Стадо протопало пылью дорожною,

В жидких лепёшках по выстелив двор.

Слепни копались в креме «пирожного»,

Мухам навозным давая отпор.

Всё мне казалось каким-то причудливым:

Запахи сена, навоза, хлевов,

Переплелись с ароматами чудными

Диких лесных и домашних цветов.

Шёл отрезвить я и выветрить голову,

Брёл заплетаясь, что старый осёл.

Вслед мне старухи шипели, что голому:

«В плавках чужак, значит, полный козёл!

Все иносранцы, наверно, безбожники…

Ходят нагие, в чём мать родила,

Нету хреста на них, словно лаптёжники,

Миню-бикиню. Ой, бабки, дёла!»

Час пролежал во Мсте без движенья,

Сразу на место встали мозги,

Слушая птиц непрерывное пенье,

Млея от душу щемящей тоски.

Есть волшебство в деревеньке такое,

Что заставляет в ласках грустить,

То, что цепляет тебя за живое,

И без чего невозможно прожить:

Запах навоза и млечные росы,

Сети паучьи и зелень листвы.

Нравится мне, как пчёлы и осы

Тихо жужжат между стеблей травы.

Как муравейник разит кислотою,

Злобной гадюки шипенье в камнях,

И наслаждаться такой красотою

В чудных Казикинских днях и ночах.

СКРИЖАЛИ

Волны морские берег лизали,

Девственный вечер, трели цикад.

Запахом терпким букет цинандали

Тянет смотреть на туманность Плеяд.

В розовых губках трепет и шёпот,

Блузка залита соком хмельным,

Только волны нескончаемый ропот,

В гроздьях тумана розовый дым.

Вкус поцелуя с глотком цинандали

Запах прибрежных, диких цветов,

А на песке, как на глине скрижалей

Волны рисуют слово — Любовь.

ПОЖАР ГОРЫ КИЛИМАНДЖАРО

Под ярким пламенем пожара

Кровавой утренней зари

Стоит гора Килиманджаро

Там, где гнездятся снегири.

Они там отдыхают летом,

Пока у нас стоит жара.

И красит их пурпурным цветом,

Взяв кисти в руки, детвора.

Когда приходят к нам морозы,

Они слетаются домой,

И на ветвях цветут, как розы,

Как яблоки, растут зимой.

Пожар горы Килиманджаро

Пылает краской на груди,

И мне от этого пожара

Легко стихи свои плести

О нежных африканских снах

И о пурпурных снегирях.