Журнальный мир

* * *

Сердце не устаёт – не из такого сплава

Этот живой мотор. Не устаёт, щемит…

Птица ли закричит за перелеском справа,

Песня ли зазвучит, речка ли зашумит –

Голову поверну и не посмею хрустнуть

Веткой сухой ольхи, сбросившей листьев груз.

Разве нельзя любить и предаваться грусти?

Главное не предать родственных этих уз

С музыкою земли, с каждым из вечных звуков,

Тех, что вошли в меня, словно замкнули круг.

Станет ли сын меня в светлом лесу аукать,

В ельнике ли густом тихо окликнет друг –

Голову поверну, стану неслышным эхом

Тех, кому нужен я, а не тщеславно – всех…

Разве на смех всегда надо ответить смехом? –

Главное не смутить чей-то счастливый смех.

Босая женщина

Над морем опускаются потемки,

Но белопенно светится прибой.

Босая женщина, идущая по кромке

Песка и влаги, может быть тобой.

Ее шаги, как у тебя, упруги,

И пряди непослушны на ходу.

Ни спутника, ни сына, ни подруги…

Я долго мысленно за ней иду.

Она танкетки держит на отлете

И, убирая прядь волос со лба,

Не тает в темноте и непогоде.

Виденье ли? Реальность ли?

Судьба.

Я провожу, насколько хватит взгляда,

До тех огней, где отступает мгла,

До поворота головы: «Не надо…»

И я пойму, что это ты была.

* * *

А это будет так:

коснется солнце

Вагонных окон с правой стороны,

И вдруг моя любимая проснется

Среди стучащей ровно тишины.

В каком-то нетерпенье долгожданном

На руку обопрется

и тогда

Наполовину срезаны туманом

К ней выйдут островерхие стога,

И проплывет, сверкая колеями,

Проселок с одиноким грибником…

А я лежу с прикрытыми глазами,

Как будто сплю,

но сам слежу тайком

За пробужденьем утренней улыбки

И говорить ни слова не хочу.

От встречной речки медленные блики

Скользнут по обнаженному плечу,

И я еще прижмусь к нему щекою,

Но не сейчас, пока глядит она

С улыбкой ожиданья и покоя,

Которых мне не оправдать сполна.

В пути

От Замоскворечья до Дуная,

Все свои дороги вспоминая,

Понял вдруг, что их связал мой брат.

Если б он не пал под Ленинградом,

Я бы, люди, не жил с вами рядом,

Не был бы своей России рад.

Здесь – мои рыбацкие рассветы,

Здесь – мои дурацкие ответы

На вопросы, вставшие ребром.

Но моя держава их прощала,

Снова провожала от причала,

И вода сверкала серебром.

Я не знаю, сколько мне осталось,

Не берёт в пути меня усталость,

Я ещё с попутчицей шучу,

А настигнет вечная остуда –

Может, с братом встречусь…

И оттуда

Первым снегом к внукам прилечу.

В Старой Руссе

Памяти Николая Боброва и других асов

44-го авиаполка

Путь ваш небесный безостановочный –

Не подведённый итог.

44-й бомбардировочный,

Дважды прославленный полк.

Помнят просторы за Старою Руссою

Или за Тихвином даль,

Как уходили лётчики русские

Прямо в бессмертие…

Жаль,

Что уходили они беззаботными,

Каждый мечтал и любил,

А на полях, называвшихся лётными, –

Клевер теперь и люпин.

Письма от брата шуршат карандашные,

Тронул их ветер весны,

Но времена, небывало продажные, –

Этим посланьям тесны!

Пятна земли, как халат маскировочный…

В 44-м рождён,

Я как поклонник безоговорочный,

44-й бомбардировочный

Помню.

И пру на рожон!

В библиотеке Фештетичей

Война – к исходу. Кестхей взят!

В победных залпах

Фештетич – граф и меценат –

Застыл у замка.

Сильна усадьба! Но ценней

Всего от века –

Графьями собранная в ней

Библиотека.

Хранитель самых редких книг

Дрожал над ними.

Майор советский сразу вник –

Запомним имя!

Заделал окна кирпичом,

Задраил двери

И надпись «Химия!» зачёл –

Рискни проверить…

А был бы тут немецкий хват –

Какая стенка?!

Таков он, русский оккупант –

Майор Шевченко!

Он, может, тоже книжник был –

Однофамилец,

Но точно: армию любил

И справедливость!

Коснись, мадьярская рука,

Тех фолиантов!

И пусть припомнит венгр слегка

Нас, «оккупантов»…

Навечерие Рождества

Я всегда хоть на мгновенье

Вспоминаю в эти дни

Запах ели, вдохновенья

И малеевской лыжни.

Не осталось даже фото

Нас, успешных, молодых…

Перечислю – мне охота! –

Многих нет уже в живых:

Поликарпов и Устинов,

Юрий Коваль и Кушак –

Не делю их, но постигну,

Кто мне друг, а кто лишь так…

Там – Личутин и Куняев,

Там – Дагуров и Бобров…

На снегу в футбол гоняем,

Выпиваем – будь здоров!

Мы в одной стране творили,

Чтоб за совесть – не за страх,

Не о «бабках» говорили,

А о бабах и стихах…

Нет Малеевки любимой,

В перелесках – никого,

Лишь бесшумный лёт совиный…

Скоро полночь. Рождество.

Предосенний романс

Вот и уходит лето,

Воздух чуть-чуть горчит.

Думал, что песня спета,

А ничего – звучит.

Силы свои прикину:

Хватит ли высоты?

Если искать причину

Песни,

то это – ты.

Город шумит, как море,

Ищет Москва слова

В русском печальном взоре –

Вера и синева.

Небо в оконной раме

Хочет не онеметь.

Столько всего за нами…

Даже устанешь петь.

Ну, ничего, осилим,

Есть ведь в душе запас.

Скоро краснеть осинам,

Верю, что не за нас.

Станет вода прозрачна,

Дымная даль – светла…

И не случайно, значит,

Летом судьба свела.

Снежная прогулка

«Наш автобус по средам в 12 часов

Отправляется в Новую Рузу…»

Как заметил однажды поэт Соколов,

Объявленье пронизано грустью.

Даже чем-то трагическим веет от слов…

Ты читаешь и грусти не знаешь:

«Наш автобус по средам в 12 часов…».

Ты и вправду на нем уезжаешь

Ненадолго. И путь твой еще не далек.

Снег идет и летит повсеместно:

На полях продуваемых – наискосок,

У густых перелесков – отвесно.

Ледяные холсты не впервой ему ткать,

Охлаждать, занавешивать дали.

Никуда я тебя не хотел отпускать,

Даже в ближнюю Рузу.

Видали!

Это что же такое себе ты внушил?

Привыкай и беспечно прощайся…

Снег

ресницы и брови твои опушил,

Снег твой светлый,

сияющий взгляд притушил.

Забываю его. Возвращайся.

* * *

…И опять

через тысячи лет,

Через все расстоянья и грозы

Проникает рассеянный свет

Сквозь раскидистые березы.

Ты идешь в перебежках теней

И капризничаешь, уставши.

Я считаюсь у нас посильней,

Потому что значительно старше.

Больше видел и больше прочел

И дороги знавал поопасней.

Только это, увы, ни при чем:

Ты практичней, свежей и всевластней.

Ты мудрее на тысячи лет.

Что улыбка твоя предвещает?

Сквозь березы рассеянный свет

Проникает и рай обещает.