Озеро в печали синеокой

Озеро в печали синеокой

***

 

Сугробы, речка, прорубь, медный ковш

упал на дно…

Да холодна водица —

Достать непросто, что ж ты, молодица,

А доставать-то надо все одно…

Дрожит береза на семи ветрах

(И мне теплей одеться будет впору),

А сруб колодца сгнил (ну что ж, пора),

Исчез и ворот — побывали воры, —

Вот и бери на прорубь медный ковш, —

Ведерком там не вычерпнешь водицы…

Весной сюда вернутся только птицы —

Им без людей привычно и легко.

А что зимой? Безлюдье на сто верст,

И ни дымка, ни света, ни поленниц…

 

Но выбежит навстречу чей-то пес

И мокрым носом ткнется мне в колени.

 

 

В МОЕМ ДВОРЕ

 

Среди камней замшелых — водоем.

Он хоть и мелок, но хранит прохладу.

Качает облака в зрачке своем

И отражает многоцветье сада.

 

Вокруг него — густая зелень трав,

Пушицы белой птичье оперенье.

А утром выйду из дому и — ах! —

Наш двор — не двор, — цветов столпотворенье.

 

То одуванчики, что расцвели,

Веселый водят хоровод у дома,

Глядятся в воду, песню завели,

А кто-то им в ответ — из водоема…

 

Там в середине, как на островке,

Среди осоки и листов калужниц,

На теплой кочке в травном закутке

Живет одна знакомая лягушка.

 

Мне виден из травы ее бочок,

И нет покоя комарам да мушкам:

Стреляет метко быстрый язычок,

Красавица поглаживает брюшко.

 

Я ей «привет», она в ответ «ква-ква»,

Наплавается досыта — и рада…

И так, пока не облетит листва,

Живем, как добрые соседи, рядом.

 

А ветерок, примчав издалека,

Качает одуванчики, играя…

Что ж, водоем, конечно, не река, —

Хоть маленький, но свой кусочек рая!

 

 

***

 

Детство — это запах яблок,

что я прячу под подушку,

это бабушкины песни

и любовь в ее глазах,

необъятные разливы

нашей маленькой речушки

и катание на лодке, —

жизнь — как вёсел легкий взмах.

 

Старый дом, на прялке птицы

с человечьими глазами;

это детские рисунки, —

мир прозрачный, как слеза…

Это с бабушкой молитву

я шепчу под образами,

чтоб утихла поскорее

налетевшая гроза.

 

Это дальняя гармошка

над бессонницей ночною,

улетающая песня

в наш заоблачный предел…

И купания у камня

за излукою речною, —

в сердце след, что веткой ива

оставляла на воде.

 

 

НА КУДЕМСКОЕ ОЗЕРО

 

Не куда-то на Кудыкину гору, —

этим летом даже там многолюдно, —

в выходные выезжайте за город,

например, в небезызвестную Кудьму.

 

Здесь, конечно, те же горы повсюду,

и домишки разбежались по склонам,

здесь приятно после города людям

кислородом подышать и озоном!

 

Грянул гром, по крышам струи запели,

прямо в ливень мы на улицу вышли,

а повсюду — соловьиные трели,

а в садах цветут тюльпаны и вишни.

 

Опьянели мы от буйства черемух —

и купаться все отправились смело.

Но блуждать бы нам в краю незнакомом,

если б озеро вдали не синело.

 

Было озеро огромно, как море,

и вода была холодной, но чудной.

При желании при всем и задоре

даже в лодке переплыть его трудно!

 

Не куда-то на Кудыкину гору, —

этим летом даже там многолюдно, —

в выходные уезжайте за город

всей компанией — на озеро, в Кудьму!

 

*Кудьма (Большая Кудьма) — общее название деревень Таборы, Лахта и Волость в Приморском районе Архангельской области (административно являются районами г. Северодвинска).

 

 

***

 

Время как ветер — его не удержишь в руках,

Листья сухие в костре догорают бездымно…

Письма любви… ты сжигаешь их так же бездумно,

Синее пламя бушует на смятых листках.

 

Старые письма… святое сохранище чувств,

Словно земля по весне, что напитана влагой:

Соком березовым, водами вешними, брагой…

(Долгой тоской я за эту весну расплачусь).

 

Лист мать-и-мачехи сухо хрустит под ногой,

Горечь вины — ты ее никогда не избудешь…

Письма любви… о которой вовек не забудешь.

 

Перечитаешь — душа вдруг предстанет нагой.

 

 

РЫБАК

 

Обрывист берег. Жухлая трава.

Сухие елки ежатся, сутулясь.

По-щучьи лодки к берегу приткнулись

И так остались после Покрова.

 

В избушке доживает век рыбак,

Он ловит звезды тальниковой сетью,

Приносит с речки воду на рассвете

И топит печь, и кормит двух собак.

 

Еще не стало время, словно лед,

Но видит он, склоняясь над рекою,

Как по теченью к вечному покою

Он на дырявой лодочке плывет.

 

Над ним встают опавшие года.

Ему уже не страшно и не больно,

Он видит, как уныло и спокойно

Над головой смыкается вода.

 

Но где-то там, за кромкой дня и льда,

Где льдом еще не тронуло фарватер,

Реки небесной алая руда*

С водой сольется и его подхватит.

 

*Руда — кровь.

 

 

***

 

Ночью не спишь, все думаешь: «Боже мой»,

Думаешь: «Господи, только бы не война!»

Как родила дитя, так и страх со мной,

С каждым ребенком — все больше в душе вина

 

В том, что бессильна ты детей оградить от зла,

Хоть и берешь, и носишь в себе их боль…

Только б еще и к нам война не пришла,

Да чтоб жилось нам дружно между собой!

 

Я посадила сосенки во дворе,

Каждому по одной — целый сосновый бор.

Вот соберутся дети о летней поре,

Будем сидеть в тени, вести разговор,

 

Чай станем пить со смородиновым листом,

А из созревших ягод варенье варить,

Утром подсолнухи будут заглядывать в дом,

Будет играть в окольницах сполох зари,

 

Будут резвиться внуки, скрипеть качель

(Верится, что для счастья им жизнь дана)…

Только не спишь потом — не от света белых ночей,

А лишь от мыслей, что рядом идет война!

 

В юности ездила в Харьков, в Красный Лиман,

В Коробов хутор как-то судьба завела,

Помню, девчушка училась русским словам,

На украинском я с ней разговор вела.

 

Как мы играли с Марусенькой: то «покачай»,

То «догоняй», сама же со смехом прочь!

После сидели под вишнями, пили чай,

А на лиман опускалась южная ночь…

 

Что там сейчас? Вертолетов, снарядов вой,

Танки грохочут, рушатся города…

Чувствую и ненавижу бессилье свое

И понимаю: общая это беда.

 

Вот и взошло, что посеяли — эта война,

Их не простить и не умалить вину!

Знаю, и ты, Маруся, лежишь без сна,

С думой о детях. Я до утра не усну…

 

 

БЕРЕЗА

 

Ее вершина тонет в синеве,

Овеяна дыханием столетий,

И нити ниспадающих ветвей,

Как в звоннице, перебирает ветер.

 

И чудится: звонят колокола

Стоявшей здесь в далеком прошлом церкви,

И видится: проходят, с верой в сердце,

Здесь жители огромного села…

 

И церковь, что погибла от огня,

И дерево с судьбою одинокой,

И озеро в печали синеокой

Сквозь дым столетий смотрят на меня.

 

А где-то птицы первые летят,

Чтобы наполнить песнями гнездовья

И вывести птенцов в ее ветвях.

И встретит, и проводит их с любовью.

 

С ее ветвей нисходит тишина.

Хранит береза дней далеких память.

За нею школа старая видна,

И наше детство видится сквозь паветвь.

 

И звезды осыпаются над ней

И тянут вниз мерцающие нити.

Стоит береза, прошлого хранитель,

Как символ малой родины моей.