Журнальный мир

ОЖИДАНИЕ

Неуютен, недвижим и низок

Небосклон замыкался вдали.

А в селе на резные карнизы

Предзакатные тени легли.

И мужик с папиросой за ухом

Примерялся поленья колоть.

И крестилась в окошке старуха:

«Упаси мою душу, Господь…»

И над этой вот жизнью унылой,

Из последних карабкаясь сил,

Кто-то шёл по дороге застылой

И нетрезво, навзрыд голосил.

И мычала корова в сарае,

И гремело в колодце ведро,

И гусей запоздалая стая

В полыньях разметала перо.

А в морозном тумане, как гири,

Поднимались вершины стогов…

Было грустным и тягостным в мире

Ожидание близких снегов.

***

Я вчера проходил по заброшенным тропам погоста.

Я смотрел на кресты, на портреты ушедших людей.

У могил никого. А над ними обыденно просто

Сотни галок чернели на кронах седых тополей.

Чуть поодаль, над речкой, виднелись останки селенья.

От него лишь бугры, да сирень, да бескрайний лопух.

Здесь не слышно давно лунной ночью девичьего пенья.

Здесь не гонит коров к водопою нетрезвый пастух.

Так зачем я вчера очутился на мёртвом погосте?

И зачем, как лунатик, бродил — может быть, потому,

Что по лету страшней приходить к этим призракам в гости,

И на буйство природы живому смотреть одному.

Неужели затем, чтобы мучиться грешному телу

От сознанья конца, ограниченных временем лет.

И бессвязно текли невесёлые мысли к пределу,

А за ним пропадал в пустоту человеческий след.

Я присел у надгробья с эмалевой треснутой рамкой

На железном обломке, который могилу венчал.

Там парнишка стоял в гимнастёрке и с орденской планкой.

Я сидел на траве, водку пил за него и молчал.

Значит, так и должно, значит это кому-нибудь нужно.

И зачем мне опять ворошить эту тему в стихах.

Просто пахло весной, просто было тревожно и душно,

И остатки венков шелестели на серых крестах.

МОЛОДАЯ

Вот уже и август на подходе,

Хорошо бы — с тучей дождевой.

Молодая с тяпкой в огороде

На жаре замаялась с травой.

Поглядит, прищурившись, порою

В бледную от зноя высоту.

И опять сражается с грядою —

Злая, загорелая, в поту.

Шорты жмут, и лифчик влажный тесен —

Словно обруч сдавливает грудь…

Кружит коршун высоко над лесом,

Блещет солнце — белое, как ртуть.

Ей бы бросить всё, пойти на речку —

Сбросить всё, войти в неё нагой.

И, расправив с наслажденьем плечи,

Как русалке, скрыться с головой.

Скрыться можно, но сначала дело,

И упорства ей не занимать.

Это ничего, что ноет тело.

Тело подождёт, ядрена мать!