Пасха в Столбище

Пасха в Столбище

Рассказ

*

1.

Накануне ночью был дождь.

Первая весенняя гроза сначала робко, а потом все увереннее и мощнее распыхтелась, загрохотала в ту полуночную пронзительную минуту молчания, когда смолкают самые неугомонные деревенские петухи, а влюбленные парочки утихают после незатейливых, скороспелых любовных забав, найдя себе пристанище.

Небо крякнуло и с пугающим грохотом и страстью раскололось, метнув по всей своей обозримой длине раскидистую бледно-голубую молнию. Атмосферный гул всполошил живность: в сараях и коровниках закопошились испуганные телята и свиньи, недовольно загавкал разбуженный соседский кобель. Всеобъемлющая темнота напряглась и бабахнула сдвоенным раскатом.

С громким хлопком пала глубокая тишина.

Стало слышно, как где-то, захлебываясь, заплакал ребенок.

У печки беспокойно заворочалась Наташка, но бабушка, вставшая с первыми раскатами грома и успевшая сходить на баз и проверить скотину, что-то невразумительно приговаривая, подошла, прикрыла раскидавшуюся по широкой постели девчонку толстым лоскутным одеялом, и та стихла, успокоилась, учуяв человеческую близость.

Первые, даже на звук крупные и весомые капли дождя редко и жирно зашлепали о треснутые стекла маленьких мутных оконцев, не задерживаясь покатились по позеленевшей от мха шиферной крыше очень старого дома.

Дождь зашелестел, зазвенел, заторопился. Некоторое время ничего не было слышно, кроме этих торопливыхбудто утомившийся путник заспешил, завидев бледненький огонек, к теплу и светузвуков небесной воды, заглушивших, отодвинувших куда-то в тень все остальные проявления ночной жизни деревни.

2.

Наташка проснулась оттого, что в доме стало совершенно темно. Она разом открыла глаза, с ужасом прервав дыхание. Робко сказала:

А…запнулась и уже осмысленно повторила:А-а…

Услышала звонкое капанье с дырявых водостоков остатков грозы, бьющихся, наверное, о цинковый подойник, наброшенный на столб, расслабилась и начала дышать.

Все еще мокрая от пережитого непонятного ужаса, осторожно ощупала сначала кончиками пальцев, а потом и всей ладонью свой огромный, разбухший от лобка до грудей живот. Растянутая и, как казалось, утончившаяся кожа неприятно поскрипывала под грубыми, в царапинах и трещинах, руками. Ребенок не шевелился.

Наташка подумала, что он, наверное, спит. Ведь на дворе ночь. Хотя, конечно, он мог и не знать, что сейчас ночь, поскольку у нее-то внутри всегда ночь, и пока, по крайней мере, пока он подчинялся ей. А она спала, вернее, уже проснулась, но еще лежала. И молчала. И не шевелилась. Значит, для него еще была ночь.

Тут она подумала: почему в доме так темно? И сразу вспомнила, что она у бабушки. Ей стало плохо, и она беззвучно и бесслезно, чтобы не разбудить бабушку, заплакала. И опять уснула.

3.

Второй раз, окончательно, Наташка проснулась с мыслью. Обрадовалась, что у нее тоже, оказывается, иногда появляются мысли, и сразу поспешила угасить радость, чтобы дать мысли оформиться.

Так вот. Наташка проснулась с мыслью, что так все и надо. Ведь она не виновата, что живет в таком разном мире. Ведь свет большой. И по телевизору показывают много разных чудес. И вот сейчас, сегодня она осознала, что все, что показывают по телевизору,это правда, только, скажем так, далекая правда, чудесная. Где-то там, уж неизвестно где. А она, Наташка, живет здесьи это так тоже надо и можно, главное, чтобы в душе не поселялось смятение оттого, что ты все-таки поняла, что где-то там другие люди живут по-другому. Ну, не так чтобы уж лучше, чем ты, но просто совсем-совсем по-другому.

Она осторожно погладила живот. Пощупала соски и огорчилась, что груди набухли и потихоньку сочатся молоком. Ей не нравился запах собственного молока. От него тошнило. Вздохнула и спустила ноги на связанный из разноцветных капроновых, протершихся в разных местах колготок половичок.

В доме было прохладно и светло, в солнечных лучах танцевали пылинки и крошечные кусочки перьев из дырявой перины и подушки. На дворе орали куры и гуси, позвякивала цепью собака. Неизвестно в каком месте громко тикал (Наташка про себя подумала, что это все-таки несправедливо: ночью его, понимаете ли, не слышно, а днем нате вам!) допотопный будильник.

Переваливаясь на колени и с колен и тяжко охая, она разыскала под кроватью шерстяные носки, натянула их. Придерживаясь на всякий непредвиденный случай за железные холодные ножки, встала, распрямилась, накинула теплый и засаленный, подпаленный с боков халат и, сунув ноги в резиновые калоши, поковыляла на улицу.

Во дворе бабушки не было. Грязный, со свалявшейся шерстью Джек лениво приподнял задницу и, демонстративно приветствуя человека, помахал обрубком хвоста. Куры, радостно загомонив, бросились под ноги, выпрашивая зерно. Наташка, запахнув поплотнее халат и подвязав его под животом, вперевалку пошла к полуобвалившемуся сеннику. Ни лопаты, ни ведра не было. Она вздохнула и вышла за ворота.

Идти было тяжело. В животе что-то булькало и увесисто колыхалось. Роса вычистила калоши до механического блеска и намочила носки и ноги аж до колен.

Тропинка спускалась с дороги все ниже и ниже, забегая за край белесого тумана, плотным ломтемну совсем как кусок холодного сливочного масла на черной краюхе хлебалежащего на вспаханном поле. Его вспахали накануне за литр самогона. В тумане мелькала то голова и плечи бабушки, то черенок лопаты. Ее движения, путь отпечатались на однотонно-бесцветном, липком и влажном, тягучем полотне ровной портняжьей строчкой: копнула пашню, нагнулась, бросила картофелину, распрямиласькопнула, нагнуласьбросила…

Наташка подошла и молча взяла ведро. Бабушка остренько глянула, однако смолчала и сноровистее продолжила копать далее. Наташка, сопя, потянулась следом, стараясь, чтобы падающие картофелины ложились точно в серединку копка.

Так они молча и сосредоточенно работали, пока светило не поднялось высоко и сливочное масло тумана не растаяло и не распалось на крошечные кусочки, зацепившиеся за дальниеближе к оврагам и буеракам, где похолоднее и потемнее,кусты.

Запарило.

Бабушка остановилась, внимательно посмотрела на небо, в котором колыхался катышек солнца, пожевала губами какое-то слово, но ничего не сказала, хрипло вздохнула и сноровисто ошаркала обломком шифера железное перо лопаты.

Время,подтвердила беременная правоту бабушки.Наверное, пойдем?

Возьми лопату и ведро.Старуха утерла уголком черного суконного платка краешки губ и глаз.А я к Федоровне схожу за молоком.

Да приедут они, приедут, что ты так переживаешь? Ну и что, что давно не были? Теперь-то им все уже сказали, что надо бы приехать.

Бабушка не ответила, подтянула платок, оправила цветастый халат и, переваливаясь большим телом на неровностях пашни, заковыляла к невысокому соседскому дому, во дворе которого завивался сизый дымок.

Наташка собрала пустые мешки в ведро, подцепила его на лопату и под грустное, глуховатое погромыхивание зашагала в другую сторону.

4.

Красный бэушный «фольксваген» с явным неудовольствием, различимым в вое двигателя на низкой передаче, скрежеща подкрылками и выхлопной трубой по колее, невзначай сработанной гусеничными тракторами, подплыл к деревянным воротам. Выждав, пока уляжется пыль, приехавшие опустили стекла и лишь потом стали по одному выходить на деревенский простор.

Чтоб твою…выругался и выплюнул на выдохе любимую жвачку «Ригли» водитель, распахнувши дверцу и первым же шагом угодив в коровью лепешку.

Он так и застыл недоуменно с вытянутой вперед ногой, не зная, что ему предпринять: то ли достать новую пластинку жевательной резинки, без которой как-то неуютно было во рту, то ли уже все-таки выйти, то ли попытаться, сидя в машине, сначала вытереть кроссовку, а уж после ступать на родную землю.

Впрочем, родной земля была не его, а среднего возраста женщины, сидевшей справа, на месте, как дурашливо шутят водители, смертника. Екатерина Герасимовна, уже резводля своего возраста и крупного телапокинувшая комфортабельный салон, разминала затекшие ноги у запертой калитки.

С заднего сиденья выползли еще двое: муж Екатерины и их дочь, жена водителя. Слегка пропыленные и слегка голодные, что читалось на их лицах и особенно угадывалось в контурах заострившихся носов.

Кажется, мясо жарят,сказал, поддергивая брюки, мужик.Точно, шашлыки делают, гады.

Почему гады? И почему шашлыки?как всегда, не согласилась с ним спутница, одетая в непонятный для дальнего путешествия прикидпрозрачную кофточку с черным кружевным бюстгальтером и тонкую белую юбку, от долгой дороги ставшую мятой и припорошенной пылью.

Профессиональный нюх у меня,пожал широкими пиджачными плечами мужчина.

Никого нет,недовольно буркнул водитель, еще не решивший, выходить или не выходить.

Да что ты!возразила Екатерина Герасимовна.Когда бабушка уходит, она калитку всегда поперек перекрывает еще и палкой.

Да вон уже кто-то идет,кивнула молодая дама в белой юбке.

Охо-хо-хо,запричитала бабушка еще издалека, стараясь быстренько пересечь пространство, отделяющее ее от дорогих гостей.

Водитель смачно сплюнул, поняв, что, точно, приехали, и, тщательно оглядывая поле постановки ног, выбрался из любимого автомобиля. Крепко став на почву, он привычно полез в карман за жвачкой. Старший мужчина вытащил с заднего сиденья сумки. Молодая деловито отряхнула юбку и зачем-то подула, оттопырив декольте, на бюстгальтер.

Ну, дай я тебя поцелую,бабушка одной рукой утирала краешком платка слезы, а другой тянулась обнимать отдаленно похожую на нее крупную женщину,Катенька ты моя. Вот и свиделись. Спасибо тебе, не забыла-таки, вспомнила.И заплакала по-большому, крупными слезами.

Да ладно, ма,приложилась к ее темной и сморщенной щеке Екатерина.Приехали же, ну, чего ты плачешь? Куда мы денемся? И еще приедем, ты не беспокойся. Ну ма!

Осторожно, словно стараясь не расплескать полные ведра, подошла Наташка, успевшая по случаю приезда гостей принарядиться. Она надела турецкий пуловер с блестками вокруг шеи и на рукавах и черную шерстяную юбку, которая колом вздымалась на животе. И даже сменила удобные калоши на тесные и жаркие коричневые ботинки.

Бабушка наконец-то оторвалась от Кати и перецеловала всех приехавших, чем немало ввела их в смущение и некоторое недоумение. А гости, церемонно называя свои имена, поздоровались с беременной, как-то боязненно по очереди погладив ее по плечу. Наташка морщилась от непонятности своего положения и вежливо улыбалась.

Не успели все как следует разглядеть друг друга и основательно разздороваться, как на вершине холма, на дороге, ведущей с областной трассы, показалась еще одна машина.

Этот водитель не осторожничал. Глядя на его рискованную, спортивную манеру управления, можно было подумать, что этот целеустремленный, шикарный «паджеро» случайно завернул на проселки Белгородской области с какого-то африканского ралли типа ПарижДакар. Джип вылетел с верхушки, мощно крякнулся на все четыре колеса, вышибив по сторонам фонтаны мелкой щебенки, которой были засыпаны наиболее глубокие колдобины, и шустро понесся к бабушкиному дому.

Свят, свят,зачастила старушка,да что ж он, окаянный, делает-то?

Дурак,презрительно выговорила и отвернулась Екатерина Герасимовна.

Какую машину губит,сокрушенно покачал головой водитель немецкого «народного вагона».

Он с интересом ожидал продолжения спектакля, а Наташка полуоткрыла рот, растерявшись от испуга и раздвоения инстинкта самосохранения: то ли убегать самой, то ли прикрыть руками живот и остаться на месте, ведь неизвестно, куда дернется безумный гонщик?

«Паджеро», вломившись в тракторную колею, резко затормозил, развернулся на девяносто градусов и с шиком, сбавляя ход, задом подрулил к сразу же показавшемуся лилипутом красному «фольксвагену». Хлопнула дверца, и с возгласом: «Ну, здравствуй, мать!»распахивая объятия, к бабушке заспешил здоровенный мужик в спортивных «адидасах» и дорогой кожаной куртке нараспашку, загребая деревенскую грязь кроссовками сорок шестого размера.

Бабушка заплакала вторично и засуетилась, чтобы попасть в серединку как-то блуждающих из стороны в сторону объятий сына. Они звучно и сочно расцеловались в щеки и губы, потом бабушка продолжила плакать и утираться, новоприбывший же обратил свое несколько рассеянное внимание на остальных.

Ба, сеструха!полез он было к Екатерине.

Опять пьяный,отстранила она его руки.Как тебя только менты не посадят?

Да у меня ментыво!похвастался братец, доставая из кармана пачку долларов, перехваченную резинкой.Все тут сидят. Десятку в зубы ипожалте, Василий Герасимович, проезжайте, милости просим.

Сестра недовольно отвернулась и прошла во двор. А Василий, покачиваясь, пошел целоваться с племянницей и ее мужем, который все еще разглядывал испачканный в дерьме ботинок, и обниматься со скромно дожидавшимся своей очереди зятем Юркой.

Пока длились бурные приветствия крутого сына, из джипа вылез еще один мужичонканевзрачный, непонятного возраста, в каком-то сероватом, оставляющем впечатление неглаженого костюме, с перекошенной улыбкой, обращенной неизвестно к кому и сразу ко всем вместе.

Здравствуйте,негромко молвил он и, поскольку другие присутствующие были заняты, руку протянул Наташке.

Здрасте,так же тихо ответила она и слабо пожала вялую ладонь.

Он аккуратно, искоса, чтобы не сглазить, поглядел на ее огромный живот и отправился пожимать руки вкруговую.

Это кто?громко и не стесняясь спросила Екатерина у зашедшего вслед за ней во двор брата.

Это Коля,печально ответил Василий и осмотрелся.

Сказать, что двор и стоящие в нем строения требовали мужских рук, — значит ничего не сказать. Летняя кухня просела на одну стену, крыша ввалилась внутрь. Сенник был разрушен: часть шифера лежала на почерневших остатках сена, часть чудом и Божьим словом удерживалась на кое-где сохранившихся столбиках и жердях. Ограда вокруг двора была с явственными пробоинами, навроде старческого рта с дырками вместо зубов. Калитки и в огород, и на улицу полувисели на старых тряпках и резиновых обрезках. В углу, у конуры сонного Джека, валялась куча стволов и чурбанов, живописно раскинулись поленья, а в землю были воткнуты два ржавых колуна.

Бардак в роте,очень тихо сказал Коля.

Не лезь,не оборачиваясь, приказал Василий.

А бабушка заторопилась:

Васенька, ну пожалуйста, уже пора, мы тут с Наташенькой покушать приготовили на кладбище. Пойдем, переоденешься, и пора нам ужеодиннадцать часов, а то никого не будет.

Мам, да не хочу я,сердито и затравленно оглядывался Вася, злобно хмурясь на ухмылки сестры.

Но бабушка, не слушая, тянула и тянула его за рукав куртки, и он был вынужден зайти вместе с ней в дом.

А разве на Пасху ходят на кладбище?скучно спросил Юра.

А мы не пойдем,отозвалась Екатерина,мы поедем.

Как?

Дурак!

Из дома, сопровождаемый бабушкой, вышел Василий. Преобразившийся. В черном костюме, черных ботинках и в белой рубашке. В темно-синем с блестками галстуке.

Неловко одергивая полы пиджака, он спросил:

Ну, все готовы? Поехали, что ли, а то я подохну в таком обмундировании.

5.

«Паджеро» бойко поскакал на холмы, к заброшенной кузнице, возле которой и было устроено новодельное кладбище.

Старое располагалось в соседнем большом и уютном селе Ютановка, и раньше столбищенские относили своих туда. Но теперь, в новые времена, поскольку молодежи почти не осталось, а чтобы взять автобус для перевозки домовины и хоть минимального количества людей, нужно просить и уговаривать председателя сельхозкооператива не одни сутки и не с одной бутылкой первача, то и определились деревенские класть земляков рядышкомна холме, с которого открывался чудный вид на деревню, речку, пару ближних меловых гор, на лес, поля и овраги.

К властям за разрешением занять землю не ходили. Люди считали, что это ничейная земля. И ближние власти в лице местного участкового, вначале было воспротивившиеся, после пары разбитых стекол в доме смирились. Ну а дальние власти жизнь Столбища вообще не интересовала. Так и прижилось, стало шириться и разрастаться кладбище на холме.

Водитель «фольксвагена» весьма осторожно двинулся вслед за джипом. Он боялся влажной колеи, нервничал при виде громадных рытвин, заполненных ночной дождевой водой, рвал переключатель скоростей; машина взревывала на низких передачах и дергалась на узких просветах дороги. Ему еще повезло, что ехать надо было на меловые горы: вся влага с них уже сошла вниз, а свирепое солнце давно высушило подъездные пути. Поэтому даже маломощная немецкая машинка достаточно надежно, хотя и медленно тянулась по кочкам и щебню вслед «паджерику».

Они немного опоздали: у деревянных столиков, устроенных рядом с ближними могилами, уже стояли празднично одетые люди, громко разговаривали, пили, закусывали. Около могилок шныряли пацаны и девчонки, собирая в полиэтиленовые пакеты с окученных и разряженных в венки и ленточки холмиков конфеты и печенье.

Вон та машинаПетровых,сказала бабушка, со страхом держась за сверкающий поручень японской чудо-техники.Он в Белгороде водителем банковской машины работает. Зарплатужуть получает!

Петров, одетый в строгий костюм, белую рубашку и бабочку, обнимался с пожилой женщиной; рядом семенила еще одна старушка, вытягивая вперед сухую, покрытую дряблой и морщинистой кожей ручечку с рюмкой.

А вот теэто с Волоконовки, с администрации.Бабушка шустро поворачивала голову, стремясь не упустить никого.У них тут дед лежит, а бабку тама закопали, не захотели везти домой.

Джип аккуратно встал в ряд «лад» и «тойот»; бабушка, цепляясь толстой клеенчатой сумкой за дверцу, выбралась из большого нутра машины. Остановилась оправиться и успела еще сказать:

А желтенькаяэто Веркина. Помнишь Верку? Она теперь в Москве живет, где-то в институте преподает.

Помню, мам, помню,бурчал Василий, недовольный красивой и чистой одеждой, которая сковывала своей непривычностью.

Они подождали «фольксваген», помогли достать сумки, встряхнулись и уже сплоченной компанией пошли к родным могилам.

Бабушка по привычке, Наташка из-за раздражения пыльной и медленной ездой, Екатерина Герасимовна от ощущения, что так надо перед людьми,всплакнули.

Василий обнялся с двумя-тремя мужиками примерно одного с собой возраста и весело расцеловался с полной, фигуристой женщиной, с размаху бросившейся ему на шею. Коля молча ходил следом, кривя непонятно губы. Мужики тут же раскрутили бутылки водки, разлили по стаканчиками все выпили, закусили и еще раз выпили.

Бабушка с Катериной (Юрка пристроился у жениного плечика) постояли у железной крашеной оградки дедовой могилы, вытирая слезы и обсуждая наряды других женщин, копошившихся у холмиков могил своих родственников.

Наташка и племянница раскладывали на высоком столе полотенце и выставляли кастрюльки и бутылки. Водитель «немецкого вагона» злобно ходил рядом и ругался вполголоса, так чтобы никому не было слышно: ему хотелось выпить, но он боялся, что его развезет, а ведь еще нужно было ехать от кладбища к дому.

Наконец семья собралась у стола. Разлили водку (Коля предпочел самогонку), не чокаясь выпили и не спеша стали есть привезенную гостями красную рыбу, колбасу, яйца и творог.

Ну как ты там?робко спросила бабушка Василия.Так по-прежнему и не работаешь?

Василий скривился, а Коля поспешил ему на помощь:

Да работает он, бабушка, только у него специфическая профессия.

Катя делано громко фыркнула.

Да знаю я, какая у него профессия,поджала губы бабушка.Рассказывают люди.

Узнать бы кто,выпятил злобно толстые губы Василий, показав клыки,ноги повыдергивал бы.

Они замолчали. Коля разлил водку.

Люди постепенно разъезжались. К Василию подошел, слегка покачиваясь, мужик в черной рубашке с декоративным, в русском духе расписанным стоячим воротничком и пригласил вечером на пикник у реки, на шашлыки и девочек.

На вопросительный взгляд Юрки бабушка отмахнулась:

Местный губошлеп, сержантом был, а теперь начальник всего угрозыска.

Снова выпили и снова закусили. Молча и недовольно поглядывая друг на друга.

Что ты на меня все лупишься?не выдержав, сказал Вася Катерине.Сказано же было уже давно: материн домобщий, приезжай когда хочешь, с кем хочешь и делай что хочешь.

Ну да,ехидно улыбнулась сестра.

Ты хозяин,неожиданно, с другого бока поддержала его бабушка,ты решаешь.

Может, в хате поговорим?попробовал смягчить Коля.Тут же люди слушают.

Ну, поехали,согласилась бабушка.И верно, дома еще поговорим, за обедом.

Она огляделась по сторонам. По каким-то ведомым только ей одной приметам определилась, что народу уже показались, могилки посмотрели, деда вспомнили и что уже, точно, пора возвращаться. Словно по сигналу, встрепенулись и женщиныскорлупа и кожура были собраны в пакетик, недоеденная снедь прибрана по кулькам.

Компания побрела к машинам.

6.

По приезде с кладбища семейная компания распалась на мелкие группки. Женщины дружно пошли готовить обед. Екатерина Герасимовна, сославшись на дорожную усталость, присела покурить возле прогнувшейся деревянно-кирпичной стены летней кухни. Юрка же и Коля бесцельно закружили по двору с сигаретами в губах, подергивая торчащие доски, попинывая ржавые тазики и разваливающиеся туески для корма домашней птицы. Молодой зять остался на улицемыть и полировать любимую движимую собственность. Василий, приехав, сразу же бросился переодеваться.

А к бабушке пожаловали новые гости: Вовка, поздний сын ее покойного брата, с двумя пацанами-близнецами лет восьми. Вовку, так уж сложилось в семье, все называли племянником, а он двоюродных брата и сеструдядей и тетей. Он зашел во двор, одетый в ношеный, но чистый костюм, неся внушительную сумку, из которой торчали две трехлитровые банки с молоком и узкое высокое горлышко бутылки. Мальчишки светились щербатыми улыбками и блестящими белыми лбами, были босиком и в обыкновенных трусах и майках.

Племянник поздоровался за руку с мужиками, кивнул в ответ на ухмылку Екатерины и тоже закурил. Пацаны с восторгом, отталкивая друг друга, полезли на старенькие качели, сделанные из комбайнового ремня, прицепленного к древнему вязу, и поперечной доски.

На крыльцо, снова в любимых, с лампасами, «адидасах» и кожаной куртке, вышел Василий. Увидел Вовку, обнял и сурово спросил:

Почему Наташка у бабушки?

Ты, это,растерялся и покраснел Вовка, стараясь выдрать руку из лапищи дядьки,что вопросы-то задаешь, черт, при всех-то?

Да ты колись,насмешливо бросила Екатерина,чего стесняться-то? Все свои.И грубо добавила:Или ты загулял, как всегда, кобелина, или Наташка не выдержала.

Вовкины щеки поплыли пятнами, и Василий ответил вместо него:

Ты когда в последний раз в зеркало смотрелась?

Женщина насмешливо фыркнула. Николай поспешил предложить:

Может, дрова хотя бы бабушке поколем, пока время есть?

Нельзяпраздник,лениво ответил Василий.Деревенские не так поймут. Да и ни к чему все это, я матери уже давно говорю: пора в город переезжать, не хрена тут делать.

Как же,передразнила его сестра,поедет она с тобой!

А ты молчи,огрызнулся брат.

Вовка суетливо достал из сумки литровую бутылку самогона и мотнул призывно головой за собой. Мужики переглянулись и потянулись на огород за полуразрушенным коровником, в котором, рвясь на волю, заливался от злого лая еще один пес.

Дорогу идущим перебежала здоровенная серая крыса. Коля ловко кинул поленополучив по башке, зверек взвизгнул человеческим голосом и юркнул под стенку. Мужики хрипло засмеялись, а Юрка, обернувшись, попросил жену:

Принеси хоть пару стаканов.

Екатерина сморщилась, однако встала и пошла в дом.

Мужчины раскинулись на травке возле живой изгороди, в тени, и Василий потребовал:

Рассказывай!

Да ему неудобно без ста грамм,мудро заметил Николай.Пусть из горла, что ли, пригубит.

Все выжидательно посмотрели на Вовку. А тот вроде как даже приосанился, чувствуя неподдельный интерес общества к извечной тяжкой мужниной судьбе, а с другой стороны, был еще трезвым и неловко ему было пить прямо из горлышка литровой бутылки. Ситуацию разрядила Екатерина, которая все-таки принесла граненые мутные стаканчики для всех, не забыв и себя, и большие бутерброды с колбасой для закуски. Юрий нарвал с грядки зеленого лука.

Племянник быстро раскупорил бутыль и разлил щедро всей честной компании по полному.

Василий выдохнул в сторону изаглотнул разом. Николай медленно и вежливо, с кривой улыбкой выпил до дна. Екатерина с презрением пригубила и отставила стакан подалее. Юрка, давясь и морщась, выхлебал пахнущую мандарином жидкость целиком. Вовка спокойно и с удовольствием вытянул самогон сквозь гнилые зубы, не удержалсяпричмокнул и не поторопился закусывать, а сделал паузу, чтобы прочувствовать прохождение огня по организму, сказал, кивнув в сторону:

А энтому?

А,отмахнулась женщина,перебьется, ему много нельзя.

Вовка вздохнул, поерзал, устраиваясь поудобнее, и вдруг ляпнул:

Сучка она!

О!

Полегче.

Ну ты даешь!

Но племянника уже понесло:

Нет, мужики, зуб дамживотное она. Нельзя же так: у тебя, понимаешь, дети, двое, муж живой под боком, да и во дворе скотины немерено, а она поди ж ты! Любви захотелось! Я, говорит, его люблюи все тут! И не желаю, говорит, с тобой таким жить! Ты мне юность всю попортил и теперь желаешь, чтобы я с тобой до конца жизни лямку тянула. Не буду. И представьте, мужики, ушла к бабе Маше!

Вовку затрясло от ненависти, кулаки сжались и побелели, щеки запылали нездоровыми свекольными полукружьями. Он схватил бутыль и, плеская, налил себе второй стакан. Выпил залпом, утерся рукавом пиджака и, как-то трезвея, сказал:

Ветеринар это волоконовский, из района. Я его сам позвалкорову посмотреть, а он, гад, жену мою увидал. И она его. И как чокнулась, дура. Ну, по первой-то это и не видно мне было, а потом по деревне слух пошел, что Наташку видели в бане заброшенной с энтим ветеринаром. Сволочь!

Да ты не кипятись,попробовал урезонить племянника Василий, но разошедшийся рассказчик ничего не слышал.

Я вначале-то не поверил, мало ли бабы брешут, на то они и бабы, а после присмотрелсяи да, неладно что-то с женой случилось. Мне прям плохо стало, отвратительно. Смотрю, она как за коровами идет в стадо, так и задерживается, да и раньше стала ходить, задолго до времени. И я однажды мачехе говорюпосмотри за пацанами, а сам за ней…

Ну, стой, стой,пожалел Вовку Николай.Давай еще выпьем, а то ты только себе налил, а мы шо ж?

Василий взял бутылку, степенно разлил по стаканам, вопросительно глянул на Екатеринусестра отрицательно помахала головой. Установил емкость обратно на траву и поднял свой:

Ну, давайте за деда выпьем, хоть и крут был, сильно дрался, а все ж: он уже там, а мы еще на полпути.

Не чокаясь, компания выпила, лениво закусили. Катя совершенно серьезно сказала, не обращаясь ни к кому в отдельности:

Это вам, кобелям, расплата. А то, значит, сами по кустам, а мы не моги. Не, не то время нынче.

Да для тебя всегда время было,заржал брат, а Юрка попросил любопытно:

И что дальше-то? Пошел ты за ней…

Да…вяло и перегоревши ответил Вовка.В бане я их и застукал. Ветеринару нос сломал, а Наташка только на вторые сутки домой приползла, думалприбил ее.

Василий крякнул, а Катя заплакала, размазывая по щекам черную тушь и алую помаду.

7.

Женщины готовили обед долго и тщательно, переживая сам процесс как удовольствие и предвкушение предстоящей неторопливой беседы за жизнь. Они не собирались вместе уже довольно долго и успели отвыкнуть от общества друг друга, и тем слаще было ожидание новостей. Поэтому они старались во время готовки отделываться незначительными замечаниями, репликами, приберегая главные сообщения на застолье.

Обед плавно перетекал в ужин. Солнце уже подсело на соседский высоченный тополь, когда бабушка вышла на крыльцо и хрипловато-зычно позвала гостей к столу.

Столы поставили в горнице, убрав для простора диван и круглую современную тумбу с телевизором за занавесочки и разместив у стены одну длинную скамью, а с другой стороны установили все стулья и табуретки, которые только нашлись в доме.

Бабушка усадила и женщин и мужчин по своему разумению: Василия под образа, закрытые пыльными, пожелтелыми широкими узорчатыми полотенцами, рядом Вовку и Катю, а себе поставила стул у выхода, не слушая возражений и споров, сурово пробормотав, что это она угощает, она хозяйка, а значит, и сама будет подавать. Но на первую рюмочку тоже присела.

Мужики протиснулись к стене, пачкая рубашки и брюки побелкой, слегка посмеиваясь и смущаясь, в том алкогольном предощущении, которое охватывает даже непьющих при виде богато накрытого стола.

Бабушка глянула на Василия. Тот, уловив настойчивый взгляд, недовольно крякнул, встал и, подняв стопку, предложил выпить за праздник. Дружно выпили и принялись согласно закусывать, похваливая хозяйку дома и еду: городской салат оливье, окрошку на муке, жареную рыбу и картофельное пюре. Бабушка чуть-чуть отпила, выдержала паузу, чтобы гости закусили, и строго наказала мужикамналивать!

Второй тост она подняла сама: за деда, за то, что вот у нее все-таки, несмотря на войну и голод, разные трудности, сложилась такая хорошая и дружная семья, ее регулярно навещающая и помогающая чем может. Хором выпили и оживленно заговорили, перебиваясь со свежих телевизионных скандалов на домашние неурядицы, нехватку денег да на обсуждение нарядов жены президента и результатов последних игр чемпионата Европы по футболу.

Бабушка выждала, пока сидящие хорошо покушали да иссяк поток слов, потом тихонько и ласково спросила через весь стол Василия:

Ты когда поедешь оформлять завещание?

Катя и Юрка притихли, прислушиваясь.

Василий передернул громадными плечами:

Да как-нибудь…

Это надо быстрее сделать,настойчиво повторила бабушка.А то вдруг землю-то заберет сельсовет?

Да какое он имеет право забирать?не выдержала Катерина.Наша земля. Наша.

Да не наша,с широкой и пьяной ухмылкой перекривился Юрка.Его земля,и ткнул пальцем в детину,пусть он и разбирается.

Ты пальцем не тычь,погрубел Василий,а то обломаю!

Я тебе обломаю, скот!взбесилась сестра.Все себе захапал, а теперь командуешь. Ты бы поделился вначале, а потом требовал уважительного отношения.

Василий сидел, наливаясь кровью и сжимая стакан, подергивая головой то вправо, то влево.

Бабушка перебила дочь:

Он хозяин, он мужик! Ты баба, ты не понимаешь!

Это я не понимаю?вскочила рассвирепевшая Катерина.Он бандит! У него баксов навалом! А мы концы с концами едва сводим, а ты еще говоришь, что он хозяин!

А кто у деда деньги тягал,заревел брат,когда он уже не мог ни разговаривать, ни шевелиться, а только на кровати сидел чурбаном? Разве не ты всегда приезжала в день его пенсии?

Да ладно вам,попытался успокоить родственников Вовка.Давно не собирались вместепосидим, выпьем, а вы все про деньги.

А ты заткнись!рявкнула на него Катерина.Вон на женушку свою любуйся.

Наташка побледнела и жалобно скорчила личико. Вовка, ни на кого не глядя, налил себе водки и выпил.

Коля погладил руку Наташки, успокаивающе заглянул в глаза:

Ты не волнуйся, тебе вредно.

Бабушка встала.

Цыть!прикрикнула на дочь.Всё его,показала на сына.Он хозяин, он мужик!

Екатерина беззвучно заплакала и закрыла лицо ладонями. А Юрка попытался защитить жену и внести, как ему казалось, более справедливый расклад в раздел родительского имущества:

Извините, мама. Василий все равно не будет заниматься ни землей, ни домом. Ему в городе проблем хватает, а тут все просто пропадет бесполезно.

Ну и вы тоже,неожиданно встрял водитель «фольксвагена»,не будете ничем заниматься. Вы, обыкновенно, все продадитеи точка.

Да мы хоть продадим,подтвердил Юрка,а Василий просто бросит.

Пока я жива, ничего не бросит,возразила бабушка.А после меня как хотите делайте.

Да ладно вам спорить,примиряюще сказал Вовка.Давайте лучше выпьем.

И принялся наполнять водкой стопки.

8.

На ночевку распределялись по обоюдному согласию.

Женщины и дети остались у бабушки. Водитель дешевой иномарки побрел спать и заодно охранять, чтобы не попортили что-нибудь или не украли колеса, в обожаемый «народный вагон». Василия затащили в «паджеро», а Николая и Юрку Вовка повел на отдых в свою хату.

Они шли, покачиваясь из стороны в сторону, по всей ширине проезжей части дороги, пересекающей деревню из конца в конец, и громко горланили скоромные частушки да припевки, задирая всех попадающихся на пути: и каких-то бродячих собак и коров, и обнявшиеся парочки, и группки молодых парней и девчат.

Мужики,слегка заплетающимся языком проговорил Вовка,пошли на Ютановку, к бабам! Я таких знаюзакачаешься.

Не,не согласился Юрка,ну их в пень. Нам и тут хватит, если захотим.И захохотал довольный.

А давай тогда еще самогонки тяпнем,предложил неугомонный Вовка.Я тут знаю одного дружбана. У него точно есть.

А может, спать пойдем? Поздно,мягко посомневался Коля.

Не,возразил Юрка,мы еще не в кондиции. Айда к самогонщику.

И они двинулись за Вовкой, переключившись по настоянию Николая на грустные и тягучие песни. Пели громко, слаженно и сентиментально, вытирая пьяные слезы.

 

Эх, дороги… Пыль да туман,

Холода, тревоги да степной бурьян.

Выстрел грянет, пуля летит,

Твой дружок в бурьяне неживой лежит…

 

Потом долго ломились в какую-то низенькую, но плотную и опутанную поверху колючей проволокой калитку, выкликая на весь проулок имя самогонщика. К ним всё не выходили и не выходили, а когда они уже устали орать и собрались восвояси, калитка таки открылась и появился неопределенного возраста и пола человек, тихо позвавший:

Заходьте!

Они взошли. И выпили. И закусили.

Николай сразу же дал неопределенной личности денег, сколько тот попросил, и, видя, что деятельные собутыльники только разворачивают свое полуночное пиршество, пристроился покемарить в уголокна деревянный топчан, покрытый старыми телогрейками, а также клетчатым верблюжьим одеялом.

Он задремал, и снилось ему привычное: его убивали.

9.

Коля не ощутил, сколько ему удалось поспать,сон резко перешел в явь. Кто-то сильный и стремительный сорвал его тело с топчана и дважды очень пронзительно и тяжело ударил в солнечное сплетение, сбив и без того неровное ночное дыхание. Потом Николая разогнули и мощно ударили в лицо. Он упал и, стукнувшись затылком о потресканный комод, отключился и провалился в молчание.

Очнулся уже сидя за перекошенным столом. Напротив бледнел маской лица с неестественно яркими губами Вовка и механически мотал головой Юрка, удерживаемый в неопределенно-горизонтальной позе крепко ухваченным стаканом с мутной пахучей жидкостью. По бокам сидели двое молодых ребят в камуфляже; с их плеч свисали посеребренные аксельбанты, за погоны были заткнуты голубые береты с кокардами в виде гордых двухголовых орлов.

Один из десантников, судя по погонамрядовой, бил себя в грудь, увешанную воинскими значками и медальками, и требовал выпить за воздушно-десантные войска. Второй, судя по лычкамсержант (на хэбэ поблескивала «За отвагу»), крепко держал Колю за руку и требовательно заглядывал ему в глаза.

Николай не помнил да и, наверное, не слышал начала фразы, обращенной к нему, он включился только к концовке.

знаешь, что такое Сержень-Юрт? А ты знаешь, что такое ДШБ*? Ты знаешь, сволочь, что такое ДШБ?

Пусть пьет,перебил его сослуживец,пусть пьет за ВДВ! А то урою,заскрежетал, внезапно даже для самого себя, зубами, впадая в беспричинную ярость.

Нет, ты скажи,обидно небольно ударил Николая раскрытой ладонью по щеке сержант,ты знаешь, дерьмо, что такое ДШБ?

Пей, скот!тыкал, кровеня кожу, рядовой в губы Николая стакан.Пей, а то прибьем.

Коля осторожно принял в полную ладонь стакан (компания притихла, Юрка даже перестал болтать головой), поднял высоко над головой, громко и отчетливо сказал:

Да здравствуют Воздушно-десантные войска Советского Союза!

Выпил до дна, потянулся, взял трехзубую, потемнелую, погнутую вилку, подцепил внушительный шматок сала, куснул и… без замаха, четко и точно воткнул трезубец в ладонь сержанта! Пробил насквозь, припечатав к столешнице, и прошипел сквозь разбитые губы:

А ты знаешь, что такое Кандагар, чмо болотное?Отмахнулся, уронив на пол дернувшегося было второго камуфляжника, и, продолжая глядеть в упор на пришпиленного, словно бабочка, сержанта, спросил:А ты сам-то знаешь, что такое ДШБ?

Тоненькая, матово-блестящая струйка крови подтекла из-под прибитой ладони, обогнула щербатую тарелку с развалившимся свиным холодцом, всосалась в горбуху черного хлеба, проторила тропиночку далее и закапала с края на пол…

 

Ночь закончилась спокойно.

Сержанту перевязали, предварительно продезинфицировав рану самогоном, ладонь, а рядовому вправили вывихнутую при падении со стула руку. Еще раз и еще раз дружно выпили, в том числе за молодых дембелей, и, увидев, что в маленьких оконцах уже рассеивается ночная темень, стали прощаться: пора было возвращаться к бабушкиному дому и уезжать в город.

Пасха закончилась.

Нетвердой поступью, придерживая друг дружку за плечи, они вытолкнулись на невысокое крыльцо, оставив позади вонь самопального спиртного, кислой закуски, угар чувств и эмоций и жалкие восхваления и призывы к суровой мужской дружбе побитых и униженных новодельных вояк.

В саду парило. Было прохладно и тихо.

Они долго стояли на крылечке, не решаясь нарушить природный и человеческий покой, трезвея и восстанавливая способность к разумным поступкам.

Загудел — как заревел слон — клаксон импортного внедорожника, ломая вдребезги тишину, и они, вняв призыву, сшагнули вниз.

 


* Журнальный вариант.

* ДШБ — десантно-штурмовой батальон.