Петля Герострата

Петля Герострата

Клуб «Амальтея». Рассказ

Вы считаете, что настоящая фантастика — это истории про космические войны, путешествия во времени и выживание на руинах цивилизации? Или вам ближе леденящие душу рассказы о вампирах, оборотнях и зомби? А быть может, вы безнадежный романтик и хотите мысленно перенестись в мир эльфов, драконов и схваток на мечах? В нашем клубе будет все это, и даже больше.

Сегодня мы представим лишь два тонких среза многообразного мира фантастики. Проследим за судьбой героя вполне правдоподобной и потому особенно захватывающей истории от Дениса Гербера (Ангарск), а после заглянем в мир будущего, талантливо смоделированный Юлией Федорищевой (Новосибирск), и посмотрим на людей, живущих в нем, под очень необычным углом.

Эти рассказы признаны лучшими на семинаре фантастики Третьего регионального совещания сибирских авторов, проходившего в августе 2019 года под Новосибирском, и признали этот факт не только члены жюри, но и все участники.

Вячеслав Шалыгин

 

 

Сегодня взрывать не смогу, — сказал Джамиль. — Кажется, заболел.

Я смотрел на него сверху и чувствовал, как внутри закипает бешенство. Дали бы волю — взял бы пистолет и пустил пулю в этого симулянта. Завтра, может, так и сделаю. Два последних дня Джамиль выдумывал то один повод, то другой, лишь бы не приступать к работам. Сегодня он, видите ли, заболел.

Чем ты заболел, ублюдок? — спросил я, едва сдерживая гнев. Не пристало командиру выходить из себя.

Вот, смотри, — не поднимаясь, Джамиль вытянул трясущуюся руку. — Я не смогу установить взрывчатку, пока это не прекратится.

Его лоб блестел от испарины, глаза налились красным, но я все же чуял обман. Может, он и не симулирует, но что-то скрывает. Я всегда чувствую такое — недаром же обучался искусству допроса, трудился на пакистанской таможне и дважды был женат.

Твое счастье, что других специалистов нет, — сказал я. — Слышал, что стало с прежним?

Конечно же, он слышал. Пять дней назад присланный из города взрывник сорвался с высоты и сломал ногу. Лечить его не стали. Абдул, глава нашего отряда, изрешетил его из автомата и велел найти нового. Из Кабула привезли этого Джамиля — отыскали его на какой-то стройке. Теперь он нещадно тянул время. Целый день ему понадобился на осмотр объекта, потом он уехал за собственным скалолазным оборудованием и потерялся на двенадцать часов. Сегодня у него тряслись руки.

Говорят, ты работал с шурави? — спросил я.

При чем здесь это?

Ты афганцев убивал?

Конечно, нет! Я работал на стройках. Строил школы и больницы. И скалы взрывал, чтоб дороги прокладывать.

Ты строил дома захватчикам и предателям. Ты прокладывал дороги, чтобы их танки продвигались дальше и убивали нас. Ты взрывал мечети.

Что?! — Он вытаращился от удивления и страха. — Не было такого!

Если ты не взорвешь эти проклятые статуи — будет так. Завтра же! А если твои ручонки не перестанут трястись, клянусь, я их отрублю!

Он опустил голову.

Хорошо, я постараюсь.

Постараешься? — переспросил я, понизив голос. — Не знаю такого слова — «постараюсь». Либо да, либо нет.

Я сделаю, как ты сказал. Взорву их.

Буддийские статуи пытались уничтожить уже как минимум трижды, каждый раз убеждаясь, что сделать это непросто. Огромные фигуры, высеченные прямо в скале, не сдавались человеку. Со своей пятидесятиметровой высоты они безмятежно взирали поверх долины с чахлой растительностью, поверх вспаханных угодий и городка, в котором минареты едва выглядывали из-за малоэтажных строений. Казалось, что помыслы идолов столь же возвышенны и чисты, как афганское небо. Правда, с недавнего времени надменности у них поубавилось. Лицо одной из статуй повредили артиллерийским огнем, а на голове второй подожгли автомобильные покрышки, и она закоптилась до черноты.

Нынешние события в Бамианской долине, где дислоцировался мой отряд, будоражили весь мир. После того как мулла Омар призвал уничтожить идолов, культурные деятели планеты в один голос завопили о варварстве, хотя до этого, я был уверен, знать не знали о статуях. «Дикость удручает и озадачивает», «Талибы посягают на культурное наследие человечества», «Ужасно видеть расчетливое хладнокровие», «Решение “Талибана”1 бросает тень на весь ислам»… Читая западные газеты и журналы, мы хохотали над подобными заголовками, они придавали нам уверенности. Все мировые лидеры привыкли болтать, а здесь, в Афганистане, на красивые речи и правильные слова не обращают внимания. Здесь уважают силу.

Силу… Последним, кто предпринял хоть какие-то действия, был Карим Халили. Он сумел поднять восстание в Бамиане и на несколько дней вытеснил нас из провинции. Несколько дней — всего-то! После трех выигранных сражений «Талибан» вернулся и надежно обосновался в долине, всерьез и надолго. Дело ведь не в поганых статуях: тут, в Бамиане, единственный проход через Гиндукуш. Это место стратегически важно.

Следующим утром, собираясь к Джамилю, я прихватил мачете, подаренное мне инструктором тренировочного лагеря. Я вправду намеревался отсечь взрывнику руку, если она по-прежнему дрожит. Дальше откладывать я не мог, мне самому могло не поздоровиться. Абдул поручил это мне, и скоро он должен вернуться.

Джамиль уже проснулся. Он был улыбчив и бодр. Свои инструменты сложил в армейский рюкзак, кое-что завернул в матерчатую сумку.

Ты готов?

Он снова улыбнулся, глядя на мачете в моей руке, напялил голубую бейсболку и кивнул.

Мы погрузились в пикап. Я сел в кабину, а Джамиль — в кузов, где расположились шестеро рабочих.

Выехав из города, пикап обогнул несколько разрушенных домов и свернул на ведущую к скалам дорогу. В желто-оранжевой породе тут и там зияли гроты, похожие на открытые рты. Когда-то они служили пристанищем буддийским монахам. Целый монастырь в скале, муравейник.

Мы остановились у первой статуи. Каменный идол был настолько высок, что стоящий у подножия человек едва дотянулся бы до его щиколотки. Взглянув наверх, я почувствовал, как земля уходит из-под ног. Да, повалить такую громадину будет непросто.

Приступайте! — скомандовал я и отошел к стоящему неподалеку домику, в тени которого прохлаждались трое бойцов. Все были с автоматами, одеты в черные жилеты поверх просторных рубах, бороды блестели от пота.

Я слышал, будто мулла Омар велел сохранить статуи, — сказал один из бойцов. — Говорят, что сюда туристов возить хотели.

Кто сюда поедет? — усомнился другой. — Разве есть туристы-смертники?

Поначалу мулла Омар, действительно, хотел остановить разрушение. В Бамиан даже прибыла комиссия ООН и какой-то человек, занимающийся реставрацией и ремонтом дренажной системы. Однако политикам не удалось договориться. Что-то пошло не так, и амир призвал уничтожить «объекты культа».

Слышал, что шведы предлагали много денег, — сказал мне боец. — Это правда?

Правда, — ответил я. — Никто не дал афганцам денег, чтобы накормить умирающих детей. Всему миру плевать. Но ради идолов они готовы раскошелиться.

Я снова глянул на статуи. Джамиль и его помощники крутились у ног Будды и отчаянно спорили. Я не выдержал и подошел к ним:

Что у вас происходит?

Технический момент, — пояснил взрывник и улыбнулся. — Нужно рассчитать, куда заложить динамит.

Я почувствовал, как от гнева напрягся живот. В первый день Джамиль облазил весь объект, осмотрел его вдоль и поперек — и вот опять.

Что решил? Куда будешь закладывать?

Под ноги. Там наибольшая нагрузка.

Взгляни туда.

Я указал наверх и, когда Джамиль поднял голову, врезал ему в солнечное сплетение. Он замычал и сложился пополам, а затем опустился на колени. Голубая бейсболка упала на землю. Рабочие стояли рядом и не знали, куда им смотреть.

Вставай! — Я приподнял его за ворот рубашки и толкнул прямо на каменную ступню. Джамиль ударился головой и снова упал.

Вставай! — повторил я и взялся за пистолет.

Он поднялся на трясущиеся ноги и посмотрел исподлобья. На висок из-под курчавых волос стекала кровь.

Скажи еще раз, где заложить динамит?

Под ноги, — пробормотал он и вдруг заорал: — Под ноги! Под ноги его заложу!

Я с большим трудом заставил себя убрать пистолет в кобуру, подошел к Джамилю очень близко и сказал:

Так уже делали. Не видишь следы от взрывов? Эта статуя высечена в скале, она ее часть. По ней из пушек стреляли, из танков, из зенитных установок. Минами противотанковыми подрывали. А ты — «под ноги»!

Он молчал некоторое время, затем размазал кровь по лицу и прошипел:

Что ты хочешь от меня?

Не изображай из себя придурка! Ты спустишься по веревке, просверлишь шесть дыр и заложишь в них взрывчатку. Все для этого есть в твоих вещах.

Водитель позвал меня, показывая спутниковый телефон, и я отошел. На связи был маулави Мохаммад — бамианский губернатор.

Как продвигаются дела, Саид? Уже начали?

Сейчас будут поднимать людей наверх. Часа через три, я думаю, заложим взрывчатку.

Хорошо, я постараюсь приехать. И на камеру снимите, когда будете взрывать.

Конечно.

Я вернулся к своим горе-рабочим.

Сверху спуститься не получится, — заявил Джамиль.

Почему это?

Ниша слишком глубокая, до статуи не дотянешься.

Считаешь меня идиотом, Джамиль? Не понимаю, чего ты добиваешься? Хочешь, чтобы тебя отпустили — взрывай идола. Я ведь тебя по-хорошему прошу!

Я повернулся к рабочим:

Приеду через два часа. Если в этой статуе не окажется ни одной новой дырки — начну убивать по одному человеку каждые полчаса. Все понятно?

Рабочие засуетились, перестав оглядываться на Джамиля. Они обсуждали, как лучше забраться на скалу, готовили инструменты и снаряжение.

Я уехал с тревожным чувством. Нужно было договориться с телевизионщиками и газетчиками, послать отчет в министерство информации. Общество сохранения культурного наследия Афганистана отправило своего наблюдателя, который пятый день не мог добраться до места — постоянно попадал в передряги.

Вернувшись через два часа, я обнаружил у статуи настоящий переполох. Стояло несколько машин. Оператор с камерой пытался снимать, но боец отпихивал его автоматом и кричал. Рабочие носились между ног идола — там, где чернел проход в пещеру. Один из вооруженных людей сразу же подбежал ко мне и доложил:

Он повесился!

Кто?

Взрывник.

Только сейчас я разглядел лежащее около пещеры тело, возле которого склонились люди. Кажется, Джамиль шевелился.

Так он жив?

Да, его вовремя заметили. Он привязал пояс к перекладине на лесах, пока остальные взбирались на скалу.

Сжав кулаки, я протопал к пещере. Джамиль смотрел на меня с отчаянием. У него на шее красовался багровый след.

Ты что творишь, ублюдок! — крикнул я, и окружающие исчезли. — Чего ты хочешь, я не пойму? Скажи мне!

Он не ответил, только посмотрел на меня как самый несчастный в мире человек. Молил о помощи? Или просил его добить?

Мы проделали две дыры — в голове и шее, — раздался позади голос рабочего (Фарид — кажется, так его звали). — Наметили еще четыре: две в груди и две на животе.

Глубина?

Полтора метра, — сказал Фарид. — Дальше перфоратором не проберешься.

Хорошо. Продолжайте. А этого отнесите в кузов.

Я все больше убеждался, что не понимаю чего-то. Это меня всегда раздражало, с детства. Я поломал четыре конструктора, не в силах с ними совладать, раскурочил мотоцикл, который не удалось починить, а теперь хотел пробить голову этому Джамилю и вытащить оттуда мрачную тайну, присутствие которой ощущал. Что он вытворяет? Почему не боится?

В городе взрывника перетащили в дом. Я связался со штабом, велел прислать врача.

Позвонил губернатор:

Почему отложили, Саид? Меня все дергают.

Взрывник заболел, перенесли на завтра, — ответил я. — В остальном все готово.

Больше никто этого сделать не может? — В голосе Мохаммада ощущалась тревога.

Лучше наверняка. Лишними попытками мы только портим себе репутацию. Не хочу, чтобы журналисты смеялись.

Действительно, — согласился губернатор. — Но слишком не затягивай, Саид. Завтра!

Конечно.

Я снова позвонил в штаб и приказал выяснить, нет ли у Джамиля родных. Мне пообещали, что узнают. Спустя полчаса стало известно: в Кабуле проживает супруга взрывника и две дочери. Я распорядился, чтобы завтра утром их привезли к статуям. До столицы и обратно — четыреста километров. Должны успеть.

Когда врач оставил Джамиля, я зашел в дом, где было прохладно и пыльно. Взрывник валялся на узкой лежанке в углу и смотрел на меня с опаской. Глянул на мои руки — нет ли в них мачете или пистолета. Ничего не обнаружив, успокоился.

Как зовут твою младшую? — спросил я, присаживаясь на стул.

Младшую? — переспросил он и зачем-то покосился на оконце под потолком.

Твою младшую дочь. Имя!

Мариам. Зачем ты…

Я не гарантирую, что первой убью именно ее. Имен спрашивать не стану. Просто выстрелю в ту, что выглядит моложе.

Он молчал. Да и что тут можно ответить?

Завтра ты увидишь это, если не выполнишь задание. Сначала на песок к твоим ногам упадет Мариам, затем — вторая, старшая. А жену твою я убивать не стану. Пускай она стоит и смотрит на тебя.

Его губы дрогнули.

А сегодня, — продолжил я, — ты расскажешь, почему так упорствуешь. Что скрываешь?

Джамиль сел и обхватил руками голову.

Убей меня! — провыл он. — Я не стану взрывать! Не стану!

Почему? Ты буддист?

Буддист… — повторил он и засмеялся. — Это было бы слишком просто!

Говори! У меня мало времени.

Он дернул себя за волосы и завалился на бок — лицом к стене. Полежал так с минуту, затем снова сел и смерил меня взглядом.

Знаешь, что символизируют эти статуи? — спросил он.

Пожав плечами, я ответил:

Это идолы. Буддисты поклоняются им… Поклонялись когда-то давно.

Нет, не идолы. Статуи олицетворяют древнейшие расы. Расы гигантов. Когда-то они жили на земле. Первый монумент — более пятидесяти метров в высоту. Второй — около тридцати. В долине есть и другие статуи. Последняя из них не намного выше человеческого роста. Гиганты мельчали, пока не превратились в людей.

Что еще за бред? Откуда ты это взял?

Помню, — сказал он. — Я многое помню. Разные времена, разные жизни…

Ты веришь в прошлые жизни, ублюдок?

Хотелось бы не верить! Но как, если перед глазами сотни воплощений? Многие жизни я помню плохо, в общих чертах. А некоторые — будто бы вчера закончились.

Я понял, что должен разозлиться на него, но на душе было спокойно. Вместо того чтобы гневаться, я вдруг вспомнил разговоры моего отца с заходившим на чай другом — учителем истории. Философские беседы происходили в нашем доме регулярно — едва ли не каждую субботу, и всякий раз я подслушивал из своей комнаты, выхватывал сквозь стены умиротворяющие голоса, обрывки речей. Я мало слышал и еще меньше понимал. Да и не старался понять — меня зачаровывал сам ход беседы, ее плавное течение, с продолжительными аргументами и торжественными нотками в завершение каждого предложения. Я слушал разговоры, как слушают музыку. А вот беседу о реинкарнации я запомнил хорошо. Учитель выступал за возможность перевоплощений и приводил в доказательство цитату из Корана: «Он — тот, кто дал вам жизнь, и Он пошлет вам смерть, а затем снова дарует вам жизнь». Отец отвечал, что эта фраза с большей вероятностью относится к воскресению, нежели к реинкарнации, на что учитель заметил: «Мухаммед утверждал, что мудрость Корана зиждется на сокровенном значении слов, в каждом стихе имеется два значения — явное и скрытое. Возможно, там, где большинство читает о воскресении, на самом деле написано о перевоплощении».

И чем ты стукнулся, что вспомнил прошлые жизни? — спросил я Джамиля.

Это случилось несколько тысяч лет назад. Тогда на земле была другая религия, а я был жрецом. Я попросил у богов бессмертия, но они мне отказали. Сказали: бессмертие — это проклятие, наказание. Тогда я разозлился и поджег храм. Я решил, что благодаря этой дерзости хотя бы мое имя останется в вечности. Люди будут помнить того, кто бросил вызов богам.

Герострат, — вспомнил я. — Он уничтожил храм в Древней Греции.

Храм Артемиды в Эфесе, — уточнил Джамиль. — Это случилось много позже. Но и это свое воплощение я тоже прекрасно помню.

Смутная догадка уже зарождалась у меня в голове:

Так ты… постоянно уничтожаешь храмы?

Я добивался бессмертия, и я это бессмертие получил. Боги сделали так, что я помню прошлые жизни. И знаешь, что за силы тащат меня через вечность? Силы разрушения, вызванные мной. В каждом воплощении я вынужден уничтожать святыни и никак не могу выбраться из заколдованного круга, из этой чертовой петли! Судьба подсовывает мне ценные книги, иконы, полотна, манускрипты, реликвии. Я участвовал в разрушении Иерусалимского храма, поджигал Александрийскую библиотеку, помогал Савонароле разводить костры, палил из пушек по Сфинксу. Я разбил говорящую голову — творение Альберта Великого. И еще много такого, о чем ты даже не слышал!

А что уничтожил в прошлый раз?

В прежней жизни я поджег Золотой храм в Киото.

Зачем? Тебя заставили?

Я был душевнобольным. Каждый раз возникают причины сделать это. Сейчас вы, мерзавцы, принуждаете меня. — Он снова лег и прошептал: — Как же я устал! Уже тысячу лет как дьявольски устал!

Я не знал, что ему сказать. Встал и налил в кружки холодный чай. Джамиль пить отказался, никак не отреагировал на протянутую кружку, и я поставил ее на стол.

Ты знаешь, как избавиться от этого проклятья? — спросил я.

Конечно, знаю! — Он встрепенулся и сел. — Один мудрец сказал, что для этого достаточно единственной жизни без разрушений. Если я однажды ничего не уничтожу, боги простят меня. Вот я и надеялся, что дожил до этого. Думал: здесь, в Афганистане, и уничтожать нечего, кроме скал и отслуживших свой век башен. Хотел жить спокойно со своей семьей. Нет, явились вы с дурацкой идеологией! Будьте вы прокляты!

Он вскочил на ноги, подошел к окну и жадно втянул воздух. Потом обернулся и спросил:

Ты не веришь мне?

Не верю, — подтвердил я.

Так отчего я, по-твоему, не хочу их взрывать?

Ты безумен.

Ах да! Извечное объяснение! Все, что непонятно, — из области безумия. Немного лекарства, и все пройдет! Подлечить всех, и не останется ничего необъяснимого в этом мире! Все встанет на свои места…

Угомонись! — приказал я. — Верю я тебе или нет — не имеет значения. Мы должны взорвать статуи. Завтра ты заложишь динамит, а я проконтролирую. Возможно, потом мы побеседуем о твоих прошлых жизнях.

Потом? Это вряд ли. Обычно я недолго живу после уничтожения.

Меня это не касается.

Я вышел, оставив его один на один с отчаяньем. В доме поставил караул — на тот случай, если Джамилю вздумается повторить суицид. Возвращался пешком, смотря вдаль, поверх приземистых домов. Приближался закат, это было заметно по едва уловимому оттенку света — будто кто-то уронил несколько гранул марганцовки и они растворились в воздухе.

Джамилю я не поверил, но воспоминания о философском разговоре отца с учителем истории что-то всколыхнули в моей душе.

 

Утром все собрались возле статуи «старшего Будды». Джамиль сидел на земле в компании своих работников. Бойцы выгружали ящики с взрывчаткой. Журналист с оператором спорили о чем-то своем, указывали руками то на скалы, то на город. Прибывший из Кабула микроавтобус стоял чуть поодаль. Я подошел к нему и велел всем выйти из салона. Наружу выбралась невероятно сутулая женщина, а следом за ней две девочки. Все были укутаны так, что лиц не разглядеть.

Будете стоять тут, — велел я. — Надо, чтобы он вас видел.

Я вернулся и подозвал Джамиля:

Готов?

А как ты думаешь? — зло ответил он и глянул поверх моего плеча на родных.

Я поманил жестом Фарида. Рабочий приблизился, явно не ожидая ничего хорошего.

Шесть отверстий, как планировали? — уточнил я.

Да. Все сделали.

Ты сам долбил?

И я тоже.

Сегодня опять полезешь.

Зачем?

Будешь закладывать взрывчатку.

Я? — Фарид выпучил глаза.

Ты. А он тебе объяснит. — Я перевел взгляд на Джамиля, который тоже уставился на меня. — Ты же ему объяснишь?

Джамиль сглотнул слюну, затем кивнул — неуверенно, с опаской.

Возможно, мы решим твою проблему, — пояснил я. — Если она, конечно, есть. А ты, Фарид, учти: если не постараешься — завтра у микроавтобуса будут стоять твои близкие.

Я все исполню! — заверил Фарид.

Джамиль посмотрел на меня с нескрываемой благодарностью.

Действуйте! — приказал я.

Они оба оживились, принялись обсуждать ход работ. Джамиль принес карту, разложил ее в кузове пикапа обратной стороной вверх и нарисовал статую. Крестиками отметил просверленные отверстия.

Глубина шпура? Диаметр? — спрашивал он Фарида и записывал цифры. — Песчаник порода… кремнистая… пористость полпроцента… плотность… нужно расширить диаметр этого шпура, чтобы детонационная волна пошла вертикально… — И обращаясь ко мне: — Хочу посмотреть на взрывчатое вещество.

Я указал ему на ящики. Джамиль поднял одну крышку, списал данные с маркировки. Поразмыслил, шевеля губами, и вернулся к нам с Фаридом.

Подойдет. Это гранулит М. Я таким взрывал. — Он притащил свой рюкзак и сумку, покопался в вещах и добавил: — Вот только гранулит «М» почти нечувствителен к механическому воздействию. Нужен промежуточный детонатор.

Что это значит? — спросил я.

Например, тротиловые шашки. Найдутся у вас?

Сколько нужно?

По одной на каждое отверстие. Сначала заложим гранулитом, а на выходе поставим тротил. И еще, — он повернулся к Фариду, — мы не можем протянуть огнеприводный шнур на пятьдесят метров, электродетонаторов у нас нет, поэтому используем тлеющий фитиль. У меня есть. Обычно он тлеет по одному сантиметру в две минуты. Но я не знаю, какой там наверху ветер, поэтому будем рассчитывать, что в одну минуту. Сначала устанавливаешь взрывчатку во второй шпур, затем — в первый. Подпаливаешь фитиль на первом. За минуту спускаешься до второго и подпаливаешь его. У тебя остается целых четыре минуты, чтобы спуститься вниз и убежать из зоны взрыва. Кстати, тут нужно все расчистить…

Я был рад, что дело наконец-то сдвинулось с мертвой точки. Они всё тщательно отрепетировали, и Фарида повезли к более пологой стороне скалы, где он взобрался наверх. Веревки висели еще со вчерашнего дня.

Ты можешь отпустить моих родных? — попросил меня Джамиль. — Пусть хотя бы в доме пересидят.

Если верить твоим рассказам, у тебя было множество родных.

Да, было. Но это не значит, что я не люблю этих.

Отпущу их, когда исчезнет первый идол.

Джамиль вдруг заплакал и упал к моим ногам.

Приставь пистолет к моей голове! — проскулил он.

Пистолет? Для чего?

Пусть все думают, что я прошу пощады.

Я вынул оружие из кобуры и направил ствол. Не знаю, почему я послушался.

Не понимаю, как тебя отблагодарить, — тараторил Джамиль, глядя на меня снизу вверх. — Я мог бы прославлять твое имя в веках, повторять его в каждой будущей жизни. Но я надеюсь, что избавился от проклятия и больше ничего не вспомню. Боги отблагодарят тебя! Я уверен.

Не думай, что поверил твоему безумному рассказу! — ответил я. — Мне нужно взорвать статуи, и я устал от твоих вывертов. Пусть хоть твоя горбатая жена взрывает, мне плевать, главное, чтоб эти ниши остались пустыми!

Пусть так. Но я все равно в долгу перед тобой.

Я убрал пистолет и велел ему подняться.

Считаешь, если сам не приложил руку к взрывчатке, то остался безучастным? — спросил я. — Думаешь, твои боги простят остальную помощь?

Почему-то мне кажется — да. Они простят меня. Я чувствую.

Следующие полчаса мы наблюдали, как Фарид закладывает взрывчатку. Отсюда снизу он казался не больше муравья, но я представлял, как сейчас трясутся его руки, а пот заливает лицо. Наконец он запалил один фитиль, другой и, оттягивая рычаг, начал поспешно опускаться — это больше походило на падение. Достигнув подножия, Фарид отстегнул карабины, выбрался из страховочной привязи и помчался прочь. Наверху прогрохотало. Посыпались камни, облако пыли укутало скалу. Через минуту — второй взрыв. Когда пыль осела, мы увидели, что у Будды нет головы. Бойцы и рабочие издали единый радостный вопль.

Первую статую мы уничтожили к вечеру. Остатки каменного туловища снесли прицельным огнем из пушки. Я, как и обещал, освободил родных Джамиля. Он и сам напросился съездить с ними в Кабул, пообещав, что завтра вернется и я «не пожалею».

На следующий день он привез дополнительное оборудование: катушки со шнурами, электродетонаторы и взрывную машинку с потертой ручкой. Вторую статую мы уничтожили профессионально. Я надеялся, что съемки второго подрыва попадут в мировые СМИ.

Джамиля я отпустил. Напоследок он попросил у меня разрешения исследовать старинные пещеры и с мальчишеским восторгом полез в ближайший грот. Кажется, он действительно был уверен, что избавился от проклятия, а я мысленно пожелал ему избавиться от безумия. Кто знает, может, он придет в себя, раз его не заставили взрывать?

Больше я его не видел, если не считать кое-чего, случившегося пятнадцать лет спустя. В то время я работал в пресс-службе и мне на стол лег отчет о событиях в Ираке. В Мосуле взорвали библиотеку, уничтожив десять тысяч книг. Кувалдами разбили множество памятников и музейных экспонатов. Бульдозерами сровняли с землей остатки древнейших ассирийских городов — Нимруда, Хатры, Дур-Шаррукина.

Я перебирал фотографии и задержал внимание на одном снимке. Возле разрушенного дворца Ашшурнацирапала II с автоматами наперевес стояла группа боевиков. Среди них я увидел Джамиля. Казалось, что взрывник когда-то очень давно заблудился в местной пустыне и во время блужданий солнце выбелило на нем все краски. Лицо — серое, кудри — седые и жидкие.

Джамиль был единственным на этом снимке, кто не улыбался.

 


1 Группировка «Талибан» — экстремистская организация, запрещенная в России.