По улице Грамматической, а не по проспектам Кой-кого и в тупиках Кой-чего

По улице Грамматической, а не по проспектам Кой-кого и в тупиках Кой-чего

Вступительное слово,

прерванное вопросом о том,

любит ли автор Родину

 

Определив тему своего очерка, я не мог решить, каким образом подавать материал. Если сразу брать быка за рога и высказываться только по существу, хватит, пожалуй, нескольких предложений. Идея, в очерке заключённая, проста: в людских поселениях, как-то городах, посёлках и деревнях могут и имеют право быть: Садовая улица, Ивановский проспект, Красная или Кавалерийская площадь, Никитский бульвар, Строительный переулок, Трамвайный тупик, но не должно быть таких названий, как: улица Правды, проспект Иванова, площадь Красной кавалерии, бульвар Энтузиастов, переулок Строителей, проезд Такого-то десятилетия СССР, тупик Первой пятилетки…

Полагаю, читатель, способный рассуждать здраво и самостоятельно, без постоянной сверки с трафаретами, без оглядки на суждения прошлых и нынешних просветителей, вероучителей, любомудров, политических и идеологических работников, уже уловил мою мысль и со мной согласился. Ежели распространяться, объяснять и долго втирать, всё равно предвидится непонимание со стороны тех, кто с рождения как-то криво воспринимает всё происходящее, в ком преобладает тяга к суевериям, несуществующим тайнам и загадкам, к несообразному истолкованию людских поступков и взаимоотношений. Ежели кто с юношеских лет пребывает в плену сказочных видений или одурманен каким-либо единственно верным учением, ежели ему в голову втемяшились те или иные небылицы, особенно утвердившиеся в обществе в виде непреложных истин, их, суеверия, мнимые тайны, видения, небылицы и истины, оттуда, из головы, колом не выбьешь. У кого-то из подобных людей имеются книжные полки, уставленные отрядом книг, как у Евгения Онегина в определённый период жизни, но владение большой библиотекой и даже прочтение многих произведений, художественных, исторических или философских не есть признак ума или образованности ― в том смысле, что количество не переходит в качество, и к моим рассуждениям останутся глухи те, кто считает или даже настаивает: чем больше говорить, писать и напоминать, в том числе через городские именования, о добре и добродетелях, тем больше добра будет в обществе, вплоть до того, что оно, добро, одержит окончательную победу над злом и пороками, и чем чаще звучат и длиннее тянутся разглагольствования о патриотизме и культуре, тем сильнее народ полюбит свою страну и тем культурнее он станет.

Поэтому, почти ничего ещё не сказав, я предвижу возгласы известного свойства: автор, считая, что Правда на может быть названием улицы, заявляет себя сторонником кривды? Или ему не по нутру наши красные кавалеристы и наши энтузиасты? Он против прославленного Иванова, чья фамилия была присвоена проспекту в торжественной обстановке под звуки духового оркестра и с произнесением пламенных речей? Ему не дороги наши культурные ценности? Или он Родину не любит?

 

Борьба за идеалы или за родительный падеж?

 

Не касаясь политики, не трогая веры в тот или иной идеал, не ввязываясь в какую-либо полемику, не нападая на лизоблюдов, я, заговорив о названиях, исхожу беспристрастно из грамматики русского языка, мой подход чисто филологический. И ещё я сторонник благозвучия.

Пусть я и ссылаюсь на грамматику, одним вступительным предложением я всё-таки успел нажить противников в среде тех, кого Николай Васильевич Гоголь назвал в своё время разгорячившимися патриотами. Оные ощетиниваются и слышать дальше не хотят, вопия то, что мы уже слышали тысячи раз: названия всему вокруг даются и должны даваться для увековечения наших лучших граждан и наших героических свершений, для воспитания молодёжи, чтобы подрастающее поколение помнило незабвенно нашу историю!

На моей памяти учебники по истории и справочники с изложением прошлых событий переписывались несколько раз, при этом в некоторых случаях со свержением когда-то почитаемых идолов и возведением на пьедестал новых кумиров, с вычёркиванием одних имён и внесением других. Какое историческое повествование считать правильным и какие герои, идолы и кумиры достойны того, чтобы навечно присваивать их фамилии (или клички, как в случае, например, с Лениным, Сталиным и Кировым) городу, улице, кораблю, воинскому подразделению, театру, любому городскому объекту или государственному учреждению?

Николай Васильевич считал, что разгорячившиеся имеют денежный интерес, что все эти, которые юлят во все стороны, лебезят перед властью и рядятся в патриотические ризы, заботятся о своём материальном благополучии: «Аренды, аренды хотят эти патриоты!» Сильно сказано, с чувством, и даже как будто точно в цель, но позволю себе не согласиться: некоторые человеческие существа вступают в народные партии, сочиняют нудные, но проникнутые любовью к Родине статьи вовсе не ради чина, звания, должности и денег, были и есть бессребреники, которые, например (вспомним этапы освободительного движения в России), беззаветно верили в идеи Шарля Фурье, в социализм и марксизм, и ради них, идей, готовы были других убивать и за них же, за идеи, взойти на эшафот.

С первыми понятно, с теми, кто аренды ожидает за лакейство и верноподданничество, хоть при царизме, хоть при социализме, хоть в нынешнее время. Для них по большому счёту не имеет значения, как называется улица, на которой им предоставили или они сами обзавелись квартирой, пусть имени Малюты Скуратова, имени Народного комиссара госбезопасности Ежова или ещё кого-то или чего-то, была бы квартира с многими комнатами, высокими потолками и всеми возможными удобствами. Но на иных бессребреников смотришь: вся жизнь уходит у них на болтовню о правде и справедливости ― о том, что в грамматике называется отвлечёнными существительными. Работники они, как правило, никудышные, годятся только как исполнители чужих приказов, да и то что-нибудь перепутают или испортят порученное дело какой-либо неожиданной личной инициативой. Родители они безалаберные, если вообще имеют детей, зато разбираются в педагогике: учителя плохо учат и воспитывают! В своём жилище они редко метут и моют, мирятся с тараканами и клопами, но они большие любители долгих разговоров и прений на серьёзные темы, они с жаром обсуждают, каким должно быть общественное устройство, и во главе угла в каждом разговоре у них про справедливость, не лично для себя, конечно, а для народа. Они кормятся подачками от государства, государство же поругивая, обвиняют кого угодно, только не себя, в том, что у них маленькая зарплата, прохудившийся потолок, проржавевшие водопроводные трубы и их ребёнку ставят в школе плохие оценки.

Бессребреников без особого труда завлекает себе в поддержку очередной борец за правое дело, они покупаются на разглагольствования каких-нибудь пропагаторов и агитаторов (как сказал бы Ф. М. Достоевский), вроде Буташевича-Петрашевского, который (по определению опять же Фёдора Михайловича) был человеком вечно суетящимся, только его дела порой нуля не стоили. И они, бессребреники, прозябающие в тесненьком жилье на проспекте Большевиков, на улице Пушкина или в переулке имени Третьего Интернационала, по личной инициативе или, скорее, по понуканию какого-нибудь современного коновода, ради своих целей разжигающего недовольство в обществе, пойдут с протестами к местному правлению на защиту нашей культуры и нашего героического прошлого, если возникнет предложение в их местожительстве вернуться к таким простым и понятным именованиям, как Садовая или Вербная улица, Овражный или Оружейный переулок, Щепяной или Земледельческий тупик.

Те читатели, которые сразу заподозрили, что автор не верит в правду, в официально признанных героев и безразличен к нашим культурным ценностям, встрепенутся: очеркисту даже Пушкин не угодил, ему улица Пушкина не нравится, он настроен против нашего великого поэта! Отвечаю: я против родительного падежа. Как так? Упразднять его в русском языке я, естественно, не предлагаю, я возражаю против его использования в названиях. Если кому всё ещё непонятно, приведу наглядный пример: в людском поселении может быть Пушкинская улица, но не должно быть улицы Пушкина. Как не должно быть проспекта Иванова или площади Сидорова, бульвара Чего-либо или переулка Такого-то многолетия такого-то события.

 

Птичья любовь к родным местам

 

Когда заходит слишком горячий или пристрастный разговор о патриотизме, мне вспоминаются перелётные птицы. Они появляются на свет и гнездятся в северных краях, подчас на голых скалах, куда, вдобавок ко всем неудобствам, наведываются прожорливые хищники. На зиму птицы улетают на юг, преодолевая огромные расстояния. Казалось бы, почему им не остаться в тёплом климате и не мучить себя долгими перелётами? Однако птицы возвращаются на север. Происходит это по естественной тяге к родной земле, к привычной среде обитания. А не потому, что скалы увешаны полотнищами с призывами всем сердцем любить землю, на которой ты родился, где тебя кормили отец с матерью, где тебя государство воспитало. И не потому, что всем щелям, выступам, скатам и обрывам, как и всем гнездовьям, были даны патриотические названия. И не потому, что в птичьем сообществе завелась, обособилась и возвеличилась каста идеологических работников, полезным трудом не занимающихся, но с помощью нудной устной и наглядной агитации (а то и прибегая к палке) убеждающая простых членов сообщества, чтобы те любили отечество, выполняли местные обряды, хранили культурные ценности и не отклонялись от местных верований.

 

Среда обитания с постоянным переименованием

 

Живу я в Петербурге на проспекте с грамматически правильным и благозвучным названием Измайловский. Правильная грамматика в том, что существительное мужского рода проспект имеет при себе прилагательное мужского рода, и это прилагательное, именно Измайловский, согласуется с существительным проспект в роде, числе и падеже.

Не каждый помнит правила о согласовании, управлении и примыкании из школьного учебника. Собственно, русскому человеку нет в них нужды; даже тот, кто не посещал никакого учебного заведения, пребывая в русской среде, слыша с рождения русскую речь, будет правильно выстраивать предложения из существительных, глаголов и других частей речи. И мне, филологу, тоже не требуется напоминать себе: склоняя Измайловский проспект, соблюдай согласование! ― если я возьмусь рассказывать о нашем квартале: Измайловский проспект возник в Измайловской слободе и был проложен в 1740-х годах; на пересечении Измайловского проспекта с Троицким проспектом стоит собор Святой Троицы; в 1923 году Измайловскому проспекту дали другое название, он стал на два десятилетия, до 1944 года, проспектом Красных командиров.

Причину переименования объясняет официальный документ, где казённый слог органично дополняет содержание: с целью искоренения дореволюционных понятий и замены их на советские. Что-то воровское слышится в этом обосновании, вы не находите? Если я не ошибаюсь, уголовники настаивают на том, что нужно жить по понятиям, и они признают только свои понятия.

Из известных построек на Измайловском проспекте отмечу бывшие казармы гвардейского Измайловского полка, упомянутый Троице-Измайловский собор, служивший означенным гвардейцам полковой церковью, и особое внимание привлекает памятник Славы перед собором. Приведу для его описания несколько строк из путеводителя по Петербургу:

«Памятник Славы был воздвигнут в Санкт-Петербурге перед Троицким собором в честь подвигов русских войск, принимавших участие и победивших в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов. Памятник был сооружён в 1886 году <…> Памятник представлял собой 28-метровую колонну, сложенную из пяти рядов пушек, отбитых в войну у турок. <…> Пьедестал памятника имел высоту около шести с половиной метров, со всех четырёх сторон которого были вделаны бронзовые доски с описаниями основных событий войны и названий воинских частей, принимавших в ней участие».

Колонна, сложенная из турецких пушек, издали привлекает взгляд, она возвышается почти на тридцать метров и на возвышенные мысли порой настраивает: были люди в давние времена, богатыри, могучее, лихое племя! Но почему глаголы в зачитанной статье стоят в прошедшем времени? Хороший вопрос. Я намеренно сделал выписку из устаревшего издания. В советское время, сколько я себя помню, никакой колонны на Измайловском проспекте не было. На её месте, теряясь на фоне большой, сильно обветшавшей недействующей церкви, имелся невзрачный памятник архитектору В. П. Стасову, но мало кто связывал бронзовый бюст на прямоугольном столбике с Троицким собором – творением указанного Стасова. Многие жители нашего Ленинского района, как и прохожие с приезжими, скользнув взглядом по бронзовой голове, думали мимоходом, другими мыслями весьма обременённые: памятник какому-то революционеру, какому-то партийному или советскому деятелю.

И думалось так не без причины, ибо после 1917 года в Петрограде, как и в каждом населённом пункте бывшей Российской империи, началось повальное отречение от старого мира, не закончившееся, к нашему счастью, полным его уничтожением; а ведь именно к полному уничтожению призывали сочинители известной революционной песни: разрушим до основанья прежнее общественное устройство, названное ими миром насилья.

В своей книге «Имена» Павел Флоренский приводит отрывок из статьи Льва Троцкого (напечатанной в газете «Рабочая Москва», в № 14 за 1922 год), где звучали требования ускорить смену понятий – в столичной Москве, и, нужно понимать, по примеру Москвы во всей стране.

«Пора дать, наконец, заводам и фабрикам советские имена. Наряду с именами вношу предложение: 1) предложить заводоуправлениям, по соглашению с завкомами, представить на общее собрание заводов несколько названий на окончательное голосование самой массы; 2) окончательное утверждение названия принадлежит Московскому Совету; 3) вся эта работа переименований должна завершиться до 5-й Октябрьской годовщины; 4) празднование имени заводов и фабрик приурочить ко дню Октябрьской годовщины; 5) строжайше воспретить, после определённого срока называть заводы в официальных документах, заявлениях, речах, статьях и проч. ― именем бывших владельцев».

В том же году Путиловский завод в Петрограде стал «Красным путиловцем» (с декабря 1934 года и поныне он «Кировский», названный так после убийства С. М. Кирова). Не знаю, произошло ли данное переименование по директиве Троцкого. Но многочисленные изменения, произведённые через год после его статьи, были однозначно приурочены к 5-й Октябрьской годовщине.

Троицкий проспект (между Измайловским и Лермонтовским проспектами) был известен моему и предыдущим поколениям как проспект Москвиной; его переименование состоялось в 1923 году в честь Н. М. Москвиной, советского партийного и профсоюзного деятеля. Рижский проспект (от Лермонтовского в сторону порта) был знаком нам только как проспект Огородникова: в том же 1923 году его назвали так в честь И. В. Огородникова – активного участника Октябрьского вооружённого восстания в Петрограде… Понятно, что историю пишут победители; они же переименовывают улицы, города, а то и целые страны в честь своих князей, предводителей и героев. То, что Троице-Измайловский собор, созданный В. П. Стасовым, закрыли в 1938 году – объяснимо: советский атеизм был воинствующим, настроенным на подавление и даже искоренение христианства и прочих религий и культов. Название проспекта Измайловский стало дореволюционным понятием – не очень понятно, по какой причине. Но, главное, памятник Славы по каким соображениям снесли в 1930 году? Напоминал он о подвигах русских войск, принимавших участие и победивших в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов. Что в этом нашли антисоветского или антикоммунистического?

Колонну отлили заново и установили в 2005 году. Глядя издали, можно принять её за один из старых петербургских монументов и порадоваться: как у нас ценится и охраняется культурное наследие! Лично мне помнится, что памятник перед отремонтированным и вновь открывшимся Троицким собором – новодельный. Я уверен, что его сносу предшествовал горячий патриотический порыв, единодушное голосование массы, и непременно звучали речи про культуру: разделываясь со старьём, художественных достоинств не имеющим, мы расчищаем место для нового, подлинного искусства!

Если идти от Измайловского проспекта в сторону Невы, сразу за мостом через Фонтанку лежит Вознесенский проспект, один из старейших в Петербурге, с дальним видом на Адмиралтейство. Вознесенский, не раз упомянутый в художественных произведениях, в том числе у Ф. М. Достоевского, в советское время именовался проспектом Майорова, и городской район по ту сторону Фонтанки, к северу от нашего Ленинского, назывался Октябрьским – в честь большевистского переворота, понятно, а не по осеннему месяцу октябрю. А кто такой Майоров? В ленинградском путеводителе 1986 года писали:

«На пересечении канала <Грибоедова> с проспектом Майорова, названным в память о герое гражданской войны П. В. Майорове, проходит Вознесенский мост <…>. В течение почти двух столетий проспект также именовался Вознесенским – по церкви, построенной здесь, на левом берегу Кривуши, в 1728 году и возведённой заново в 1760-х годах архитектором А. Ринальди (не сохранилась). Два угловых дома у моста связаны со страницами революционного движения…»

Архитектору Ринальди повезло меньше, чем архитектору Стасову. В каком смысле? В том, что ему не поставили бюст на стогнах Санкт-Питербурха, известного также как Петербург, Петроград и Ленинград? Нет, я имел в виду, что стасовский Троицкий собор на Измайловском проспекте, хотя его и закрыли на несколько десятилетий, уцелел, а Вознесенская церковь, построенная итальянским зодчим, не сохранилась, её сровняли с землёй, и от неё осталось одно воспоминание.

Когда Петербург именовался Ленинградом, нам рассказывали, что Вознесенский стал проспектом Майорова в честь героя Гражданской войны, предательски убитого в 1919 году во время контрреволюционного мятежа. Мы верили тому, что нам говорят, но, оказывается, ещё до войны высказывались сомнения: был ли тот, кого увековечили, тем Майоровым, который такой памяти достоин, ибо, вроде бы, существовал провокатор с такой же фамилией… В 1991 году на перестроечной волне проспекту вернули прежнее название, так что, наверно, справедливость восстановлена? Наверно. Архитектурное творение Ринальди, правда, уже не восстановить: на месте Вознесенской церкви давно построили школу. Мы не станем сносить учебное заведение, дабы заменить его культовым, так ведь?

Вот что печально, если не трагично: уличные таблички можно снять, новые взамен прежних повесить, потратив в очередной раз казённые деньги, но не вернуть к жизни великое множество русских людей, во время и после Революции погибших и убитых за неосуществимую коммунистическую идею, ради сказочного Светлого будущего. Россия по-прежнему занимает шестую часть суши, только населения на бескрайние просторы не хватает, и пока мы избавлялись от врагов народа и пели, что широка страна моя родная, другие племена в других государствах сильно расплодились и размножились, и как бы они не попросили нас поделиться широкими, но пустующими просторами… Что касается патриотизма, культуры, добра и равноправия, предаваясь долгим рассуждениям на эти темы, полезно, мне кажется, иногда отрезвлять себя следующей очевидной мыслью: в случае чего, а именно при нехватке продуктов (а не моральных и культурных ценностей), новые преобразователи закричат: все на борьбу против власти и богачей, виновных в том, что нам нечего есть, вперёд за правду и справедливость! – и тут же соберутся толпы и, кто от безысходности, кто в щенячьем восторге, кто в пьяном угаре, кинутся грабить магазины и растаскивать музеи, присваивать чужое добро и жечь дома: раззудись плечо, размахнись, рука, пришла желанная пора всеобщей свободы!

 

Кто платит?

 

Представим, что вас назвали при рождении Иваном, а через какое-то время отец с матерью решили перекрестить вас в Петра или Сидора. Зачем? А так им захотелось! Накатила на них такая блажь, вожжа им под хвост попала. Или, предположим, при вашем рождении они боготворили начальника Ивана Ивановича, в честь которого вас первоначально нарекли, потом они стали сильно уважать Петра Петровича, ему на смену пришедшего или поставленного, затем им полюбился всей душой Сидор Сидорович. Мы слышим время от времени занимательные истории: некие личности придумали своему отпрыску имя из нескольких цифр, другие настояли, чтобы их сына зарегистрировали как Люцифер… С одной стороны, это семейное дело, не общественное, ибо родители ребёнка до его совершеннолетия значительные права имеют, так что пусть они хоть горшком его именуют, лишь бы в печь не совали. С другой стороны, родительская глупость или юродство плохо отразятся на юном существе, оно, существо, будет страдать, поскольку сверстники будут над ним, обладателем цифрового или сатанинского имени, издеваться; и, если родители не одумаются, отрок, выйдя из-под родительской опеки, сам обратится в соответствующие государственные службы, дабы получить нормальное имя. В любом случае, при каждом переименовании, хоть по прихоти, хоть по недомыслию, хоть для исправления прежнего недомыслия, пусть гражданин фамилию, имя или отчество меняет, ему придётся деньги платить, и, как я понимаю, не один раз, так как новое именование потребуется внести во все документы, на гражданина ранее выписанные.

При советской власти если старой улице (или поселению) давали новое название, платить не требовалось. То есть платить было нужно, но не из своего кармана. Главные начальники выступали с предложением, как Лев Троцкий в 1922 году, подчинённые принимали к сведению и отдавали распоряжения, а исполнители отправлялись снимать одни таблички и вешать другие, по заказу изготовленные, ― на деньги, из государственной казны без возражений отпущенные. Нынешний Московский проспект, отстоящий от нашего Измайловского на длину Первой Красноармейской улицы, именовался первоначально Забалканским, после Революции он стал Международным, в 1950 году ему присвоили имя Сталина… А проспект длинный, больше девяти километров. Представьте, сколько новых табличек пришлось наштамповать, и какая морока была потом чиновникам в районном и городском масштабе, как и квартиросъёмщикам, на означенной магистрали проживающим, во всех документах переправлять сведения: Международный на Сталина, потом Сталина на Московский.

Прошло время яростных атак (как пелось в советской песне), нам не обязательно встречать с ликованием и поддерживать долгими рукоплесканиями любую придумку коммунистических вождей, направленную на увековечение своего правления и выдаваемую за волю народу. Может быть, в вопросах городской топонимики ввести денежный расчёт, существующий для частных лиц? Являются в местный орган власти некие активисты, подают заявление: мол, для должного прославления настоящих героев, для восстановления исторической справедливости требуется переименовать, например, улицу имени Ежова в улицу имени Белкина, или, скажем, проспект Большевиков в проспект Меньшевиков. Для красного словца активисты ввернут и про укрепление патриотизма, про воспитание духовности ― особенно у подрастающего поколения; и подписи народных масс у них имеются под заявлением, то ли настоящие, то ли поддельные, то ли добровольные, то ли за мелкие подачки приобретённые. А в местном городском или районном Совете отвечают подателям заявления: заранее оплатите смену всех табличек и указателей, и также перерегистрацию всех документов для казённых и частных учреждений, на улице расположенных, и для граждан, там же проживающих! Глядишь, активисты и поутихнут.

Увлёкшись мыслью о действенности денежного расчёта, я, однако, вовремя сообразил, что предаюсь рассуждениям, которые называются отвлечёнными. Умствований о том, как правильно поставить то или иное дело, мы наслушались более чем достаточно всяческих фантазий мы начитались у Платона, Томаса Мора, Шарля Фурье и особенно у Карла Маркса, одержимых страстью выдумывать и устраивать будущее: витая в облаках, перечисленные любомудры во всех своих вроде бы благих придумках о правильном устройстве общества не учитывали природу человека, его животное начало; гиганты мысли подобного рода, как сказано весьма выразительно у Достоевского в «Бесах», ничего не понимали в естественной науке и в том странном животном, которое называется человеком, и всё, ими придуманное, годится разве для воробьев, а не для общества человеческого.

Деньги, следует признать, более надёжное мерило, нежели моральные ценности, но, если следовать здравым рассуждениям, я предвижу следующее развитие событий: являются к местному начальству не активисты со своими политическими или религиозными предпочтениями, со своими понятиями о культуре, правде и справедливости, и не обязательно ожидающие аренды за свою общественную работу, а приезжает господин, разбогатевший на ловком присвоении природных богатств, в течение семидесяти лет бывших народным достоянием, то есть вроде бы общим, государственным, но как бы и ничьим, бесхозным, и господин заявляет, что ему хочется видеть своё имя на всех домах такой-то улицы. И он готов всё оплатить. Вообще, он, недавно купивший для своего не единственного автомобиля за умопомрачительную сумму особый номерной знак, дабы отличаться и в этом от простых россиян, он готов заодно приобрести всю недвижимость на полюбившейся ему улице…

Я испугался картины, нарисованной воображением, и от денежного подхода отказываюсь, возвращаясь к предложению о подходе грамматическом.

 

Грамматический подход

 

В городских названиях нарицательное существительное улица должно иметь при себе прилагательное соответствующего рода, то есть женского. Примеры подобных наименований: улица Садовая, Кленовая, Тополиная, Андреевская, Васильевская, Ивановская, Петровская, Гвардейская, Солдатская, Танковая, Советская, Апрельская, Мартовская, Майская, Южная, Восточная, Яблочная, Ягодная. К существительному площадь, которое в русском языке тоже женского рода, подбираются названия из огромного выбора прилагательных: Биржевая, Вокзальная, Гостинодворская, Дворцовая, Земледельческая, Лондонская, Минская, Парижская, Пушкинская, Республиканская, Торговая, Церковная, Ямская.

Для приморской набережной украшением будет уместное прилагательное женского рода, такое как: Адмиральская, Капитанская, Корабельная, Морская, Нахимовская, Ушаковская, Парусная, Победная, Севастопольская, Флотская, Чесменская.

В названии проспекта, переулка и проезда требуется прилагательное в мужском роде. Например: Московский, Невский, Петроградский, Ломоносовский, Суворовский, Кутузовский проспект; Хлебный, Дровяной, Кузнечный, Мясной, Мучной, Скобяной, Соляной, Щепяной переулок; Трамвайный, Фонарный, Каретный проезд.

В старых городах встречаются тупики, к ним для названия подбираются прилагательные мужского рода: Хлыновский, Хоромный, Хорошёвский… Некоторые именования в своём очерке я придумал, дабы избежать обвинений, будто я не уважаю ту или иную увековеченную личность; сейчас я привёл названия трёх действительно существующих московских тупиков, при этом, разглядывая карту Москвы, я обратил внимание на то, что смена понятий, предпринятая в советское время для искоренения всего дореволюционного, мало или совсем не коснулась городских тупиков. Возможно, власти чувствовали, что будет некрасиво и даже как-то контрреволюционно звучать: тупик Коммунизма, тупик Интернационала, тупик имени Сталина…

Как мне кажется, названия московских тупичков в большей степени патриотичны, если можно так выразиться, нежели казённые, шаблонные именования, в советский период городским объектам даваемые: бульвар Красных Зорь, улица Мира, площадь Труда, проспект Энтузиастов, Строителей, Коммунаров, Геологов, Стачек… Стачек? В данном неуклюжем названии неодушевлённое существительное стачка (что значит забастовка) использовано во множественном числе и поставлено в родительном падеже. В Петербурге проспект Стачек начинается от площади Стачек, идёт через Кировский район и после пересечения с проспектом Маршала Жукова переходит в Петергофское шоссе. В названиях московских тупиков правильная грамматика: Басманный, Краснопрудный, Крестьянский, Кузнечный, Ордынский, Сретенский, Сходненский… И в сих именах, если уж говорить о культурных ценностях и любви к Отечеству, ― отзвук подлинной истории, в них напоминание о Московском царстве и сложившемся вокруг него Российском государстве.

По-моему, хорошо и правильно, когда название напоминает об определённой прослойке населения, о занятиях, промыслах и ремёслах, которыми занимались местные жители: Дворянская, Княжеская, Купеческая, Мещанская, Рабочая, Артельная, Артиллерийская, Полковая, Монетная, Пороховая, Столярная, Слесарная, Земледельческая улица; Дегтярный, Певческий, Посудный, Пушкарский, Самоварный, Свечной, Смоляной, Таганский переулок; Седельный, Мануфактурный, Ткацкий, Фабричный проезд; Глинобитный, Парусный, Путевой, Складской, Яхтенный тупик.

Мост может быть Крымский, Дворцовый, Большой и Малый Каменный, Измайловский, Обуховский… В советские годы в Ленинграде был мост Лейтенанта Шмидта. Его первоначальное название – Благовещенский. В 1855 году, после смерти императора Николая I мост переименовали в Николаевский. В 1918 году ему присвоили имя Петра Петровича Шмидта, революционного демократа, возглавившего восстание на крейсере «Очаков» и расстрелянного в 1906 году. Теперь мост снова называется Благовещенским – и благозвучно, и правильно с точки зрения русской грамматики. И, как я вижу, некоторые нынешние историки описывают революционные события в Севастополе в 1905 году без однозначного одобрения, которое присутствовало в исторических трудах и школьных учебниках в советский период.

Поскольку вспомнился, к слову пришёлся лейтенант Шмидт, я повторю мысль, высказанную ранее: человек, считавшийся героем для какой-то части населения или в определённый исторический период, не обязательно воспринимается героической личностью в следующих поколениях. В 1923 году, как я говорил, Вознесенскому проспекту, под звуки духового оркестра и под выкрики о скорой мировой победе коммунизма, присвоили революционное но, возможно, случайно подвернувшееся или кем-то подсказанное имя: будет в честь Майорова, но, видимо, позже спохватившись: а кто он такой? – и притянули к названию Петра Васильевича Майорова, политработника, погибшего во время Гражданской войны (повторяю слова другого источника, не совсем совпадающие с тем, что мы уже слышали). В 1855 году общественность то ли из уважения, то ли из лакейства, но, думаю, скорее подлаживаясь вяло и покорно под принципы православия, самодержавия и народности, выступила с предложением увековечить память об императоре Николае в названии невского моста: был Благовещенский, пусть станет Николаевский. Лейтенант Шмидт был казнён как государственный преступник. Большевики, захватившие власть в 1917 году, объявили Николая I угнетателем, крепостником, даже палачом: мол, по его приказу казнили декабристских вождей. Лейтенанта Шмидта после Революции провозгласили борцом за свободу и жертвой царского режима, и мосту, носившему имя бывшего императора, присвоили имя бывшего государственного преступника.

Сегодня исследователь, взявшийся объяснять наше прошлое, имеет право быть беспристрастным. Он не обязан раскрашивать всё или в белое, или в чёрное, разделять участников Революции и Гражданской войны на хороших, то есть тех, кто присоединился к большевикам, и плохих, кто выступал против коммунизма. Идеологические работники не требуют от нас подчёркивать в каждом историческом исследовании, что только большевики не заблуждались, не ошибались и всегда проводили правильную политику. В целом, мы отказались судить непримиримо по известному шаблону: если кто не за нас, тот против нас. И коли так, поскольку в Невском районе Петербурга есть проспект Большевиков, давайте назовём ― ради согласия, примирения и народного единства ― какую-нибудь новую магистраль в тех же разрастающихся новостройках проспектом Меньшевиков, и к существующему Красногвардейскому мосту добавим Белогвардейский… Я уверен, что подобные действия, имеющие, казалось бы, примиренческую направленность, натолкнутся на противодействие каких-то известных личностей, определённых группировок или даже слоёв населения, возникнут споры, больше похожие на препирательство, и как бы не произошёл, вместо примирения, ненужный всплеск враждебности. Давайте откажемся и от большевиков, и от меньшевиков ― от именований с их упоминанием. Когда улица Садовая, площадь Торговая, переулок Фарфоровый, – это способствует гражданскому спокойствию, и когда мост Лебяжий (есть такой в Петербурге), пусть он остаётся таким со дня постройки на все времена, не вызывая своим именем возражений у соперничающих политических сил, не раздражая приверженцев разных идеологий и верований.

В названии не должно быть существительного в родительном падеже, который указывает прежде всего на принадлежность, например: машина (чья?) отца, улицы (чего?) города. То есть неприемлемы наименования, получившие в силу недомыслия, казённого подхода или низкопоклонства сильное распространение, такие как: улица Иванова, проспект Петрова, площадь Сидорова, бульвар Новаторов, проезд Геологов – в подобных случаях, строго говоря, требуется добавлять имени: улица имени Петрова, переулок имени Пушкина, проспект имени Карла Маркса, бульвар имени Новаторов, но, согласитесь, если каждый раз так писать и произносить, это будет тупая канцелярщина.

Название должно склоняться в полном виде по всем падежам, следуя правилам русской грамматики: Тверская улица, по бокам Тверской улицы, любоваться Тверской улицей, идти по Тверской улице; кто-то пишет очерк о Невском проспекте и Дворцовой площади; кто-то проживает в Каретном переулке, кто-то предлагает дать другое название Грязному тупику… А бывает иначе, что название не склоняется? Бывает. Например, есть в Петербурге улица Турку. Далеко не каждый петербургский житель знает, и приезжие гадают: в том районе что-то связано с турками? Зачем вводить в язык, засорять его незнакомыми, малознакомыми, редкими, необычными и непривычными словами? Кто-то нам объяснит: назвали в честь финского города Турку. Это имя собственное из разряда тех, которые не вписываются органично в русский язык, и прилагательное от него тоже не образуешь. Что делать? Ответ простой: не давать городским объектам подобные именования. Мне возразят: Турку ― город-побратим, его из благородных побуждений внесли в своё время в топонимику Ленинграда. Если побратим, повесьте в актовом зале городского Совета мраморную красочно оформленную памятную доску со списком всех родственных и дружественных мест (а их, кстати, десятки), включая Турку. Если хочется выделить и подчеркнуть дружеские связи с Финляндией, пусть в городе будет Финская улица (и в городе давно есть Финляндский вокзал).

К западу от Измайловского моста, ниже по течению Фонтанки, находится Старо-Калинкин мост, от которого начинался и тянулся до площади Стачек проспект Газа. Кто-то по простоте считал, что он имеет отношение к бутану, пропану или иному газообразному веществу. Мне почему-то думалось, что название дано в честь доктора Гбаза, и немецкое Haass упростили до Гбза. Я ошибался: бывшая Лифляндская улица, проложенная в Лифляндском предместье, стала в 1922 году проспектом Юного Пролетария, в 1933 году проспект переименовали в честь Ивана Ивановича Газы, секретаря Ленинградского комитета ВКП(б). То есть большевик был Газой. Или я снова ошибаюсь, теперь с падежной формой его имени? Как утверждают краеведы, следует произносить с ударением на последний слог: Газб. Тогда, видимо, фамилия не склоняется? Но все ленинградцы произносили с ударением на первый слог. Склонять никто не решался, не ведая, как будет правильно.

В Нарвском районе была и улица Газа (бывший переулок имени Газа, бывший Шёлков), в честь того же человека. Оба названия упразднили после Перестройки. А в Москве, как я читал, не так давно появилась улица Доктора Гааза. Не знаю, как они произносят название, правильно или неправильно, склоняют его или не склоняют… И я повторю свой вопрос: к чему создавать искусственно языковые сложности? В городе должны быть всем понятные именования, не допускающие, скажем так, вольного обращения.

Из названий следует вывести те, в которых по два, а то и по три существительных: улица Строителя Иванова, площадь Садовника Петрова, набережная Мичмана Сидорова, проспект 60 лет образования СССР, улица 40 лет Октября… Последние два примера подсказывают, что, ко всему прочему, в именовании не должно быть чисел и сокращений.

Вот, собственно и весь грамматический подход, изложенный мною, надеюсь, доходчиво и убедительно. Ах да, я говорил ещё о благозвучии.

 

Благозвучие

 

Склонять существительные и прилагательные для русского человека не составляет труда, для этого не требуется что-то заучивать, это усваивается ребёнком по мере взросления. По поводу падежных окончаний в городских именованиях не ожидается разногласий. Насчёт благозвучия предвидится спор и столкновение противоположных мнений, ибо кому-то ласкает слух музыка Чайковского, исполняемая в небольшом зале с хорошей акустикой, кого-то ублажает дикий рёв зрителей на трибунах огромного футбольного стадиона. Не затевая спора о звуковых предпочтениях, ограничусь одним правилом, поверяя гармонию арифметикой: в названии не должно быть больше трёх идущих подряд согласных. Например, для улицы мы принимаем прилагательные Амурская, Ангарская, Донская, Дунайская, Днепровская, Ленская, Невская. Площадь пусть будет Лондонская, но не Дуврская, проспект Парижским, но не Гаврским или Нантским.

Нет нужды ломать язык и спотыкаться на сращении нескольких согласных звуков. И незачем подталкивать к орфографическим ошибкам обывателей, пытающихся (или и не пытающихся) запомнить, например, что в названии Фурштатская (есть такая улица в современном Петербурге) не требуется вставлять в середине букву д, тогда как в названии Кронштадтская означенная буква, по правилам, необходима. Замечу по ходу дела, что, когда к объяснениям подключаются филологи и краеведы, вопрос не обязательно проясняется. Нас уверяют, что Фурштатская идёт от немецкого Fuhrstaat, что значит военный обоз, а в словах Кронштадт и Кронштадтская присутствует немецкий корень – stadt (город). Насчёт последнего не спорю: мы находим stadt в названиях некоторых немецких поселений; мне по старой памяти приходит на ум Карл-Маркс-Штадт (по-немецки Karl-Marx-Stadt), старинный Хемниц, носивший в годы, пока существовала Германская Демократическая Республика, имя человека, считавшего, что всё в обществе будет налажено по справедливости, как только государственная власть окажется в руках пролетариев.

Корень stadt присутствует в заимствовании форштадт, от немецкого Vorstadt. Заимствование, замечу, излишнее, ибо в русском есть соответствие предместье, и можно также использовать пригород. Бездумным засорением русского языка издавна, особенно со времён Петра Первого, занимались правящие классы. Повторяю, stadt поддаётся объяснению, а существительного Fuhrstaat в немецком языке нет (по крайней мере, в современном его варианте).

В 1866 году в Москве вышел обстоятельный справочник А. Д. Михельсона с названием «30 000 иностранных слов, вошедших в употребление в русский язык»… Подумать только, тридцать тысяч единиц, в основном замещающих или дублирующих то, что в русском языке имелось! Михельсон приводит другое написание: Furhstatt. И даёт следующее толкование: «Фурштат нем. Furhstatt – артиллерийский обоз». Однако, если вы помните, Л. Н. Толстой имеет в виду живых людей, солдат, а не бездушный обоз, когда пишет в «Казаках»: «Фурштаты забивали колья для коновязи».

Так что правильнее будет объяснение А. Н. Чудинова, который мы находим в его «Словаре иностранных слов, вошедших в состав русского языка» (1910 год): «Фурштат, фурштатские бригады (нем.). Военные чины, состоящие при артиллерийском и других военных обозах».

Нужно ли всё это знать, помнить, учитывать городскому обывателю? Не нужно.

Такие уличные названия, как Фурштатская, Кронштадтская, Петербургская или Петербуржская, Кронверкская не кажутся мне благозвучными. В моём понимании, благое звучание имеют слова, где примерно равное количество гласных и согласных, где, если согласные и преобладают, их не более двух подряд: улица Болотная, Боровая, Булатная, Еловая, Заречная, Моховая, Лесная, Парковая, Речная, Садовая, Сосновая; площадь Вокзальная, Конная, Лубянская, Портовая, Сенная, Славянская, Театральная; переулок Бумажный, Гончарный, Кузнечный, Льняной, Ситный, Церковный; проезд Банный, Восточный, Западный, Южный, Травный, Полевой, Прачечный; набережная Мореходная, Прогулочная, Парадная, Парусная, Якорная.

На мой взгляд, прилагательное, используемое в названии, не должно быть чрезмерно длинным, как, например, Каменноостровский в названии петербургского проспекта. Бывшая дорога на Каменный остров, часть этой дороги, называлась когда-то, если я не ошибаюсь, Ружейной улицей, идущей от Невы к Оружейному двору. Названный Каменноостровским ещё до Революции, проспект стал в 1918 году улицей Красных Зорь, которую сразу после убийства С. М. Кирова переименовали в Кировский проспект… Под Красными Зорями подразумевался не восход солнца ― пусть красивое, но всё же обыденное природное явление, а зарождение коммунистической революции и её сияние, обещающее свободу, равенство и братство.

Напрашивается пример (играющий, скорее, не в мою пользу), который показывает существенную разницу мнений в определении, что считать благозвучным: известный советский поэт Александр Прокофьев, лауреат Сталинской и Ленинской премий, в отличие от меня, малоизвестного филолога, считал Красные Зори весьма поэтическим названием. В 1962 году в газетной статье Прокофьев, высказываясь о городских названиях (в общем, на ту же тему, что и я), восклицал: «Нужны красивые, звучные, поэтические названия. Говорят, что Анатолий Васильевич Луначарский дал имя улице Красных Зорь. Думаю, что это поэтическое имя следует снова дать одной из улиц Ленинграда».

То есть Луначарский, как говорят, придумал заменить Каменноостровский на Красные Зори, и пролетарский поэт Прокофьев успел обессмертить сие именование в 1929 году в своей «Песне улицы Красных Зорь», но, поскольку проспект стал Кировским, красивое и поэтическое название утратилось, о чём и сокрушался в 1962 году автор статьи. Сейчас в Петербурге в Невском районе есть бульвар Красных Зорь; возможно, это название возникло как отклик на публичное выступление Прокофьева, лауреата названных премий, Героя Социалистического Труда, делегата трёх съездов КПСС и почётного сотрудника ВЧК-ГПУ… Поскольку Прокофьев ранее меня поднимал тему городских наименований, я счёл нужным прочитать его «Песню улицы Красных Зорь»; не всё в ней показалось мне осмысленным, но, похоже, автор призывал к тому, чтобы в Англии поскорее началась пролетарская революция, после чего известной лондонской улице Пиккадилли ― или всему Лондону? ― непременно дадут поэтическое имя, ему, Прокофьеву, весьма приглянувшееся:

 

Иностранное небо разбужено нашей грозой.

Я не вижу других вариантов:

Золотая страна Пиккадилли

Называется запросто:

Улица Красных Зорь!

 

Некоторые громоздкие прилагательные легко сократить, убрав первый из двух составляющих корней: вместо Краснопресненская, Краснопутиловская, Краснофлотская, Красногвардейская будут Пресненская, Путиловская, Флотская, Гвардейская, что не только легче произносится и пишется, но и способствует, согласитесь, примирению и народному единению.

Заговорив о длинных прилагательных, придётся сказать о коротких, точнее, кратких притяжательных ― их довольно много в русских именованиях, и, как мне кажется, их использование приводит к путанице и искажениям. Например, в Петербурге есть Репищева улица, Замшина улица, Зеленина улица, Эсперова улица. Даже местные жители не знают точно, где ставить ударение в прилагательном Эсперова, которое образовано от имени Эспер; я полагаю, ударным должен быть первый слог, но большинство полагает иначе. Рйпищем называли в старину поле, где выращивается репа, но часть сегодняшнего населения уверена, что улицу назвали в честь какого-то Репищева, чем-то прославившегося, – по сходству с Замшиной улицей, чьё название идёт от фамилии Замшин. По правилу, следует говорить: (я живу) на Замшиной улице, (закрыли на ремонт) Замшину улицу, но мы слышим в разговорах и читаем объявления о продаже квартир, о магазинах на улице Замшина. Улица Большая Зеленина, как сообщают, была когда-то Зелейной ― по своей близости к пороховому заводу, где делали зйлие, зйлье, что следует понимать в данном случае как огнестрельный порох. В разговорной речи прилагательное зелййный, то есть относящийся к пороху, обкаталось и исказилось в устах населения до зелйнин. Теперь на вопрос о происхождении сам собой напрашивается тот же ответ: в честь какого-то Зеленина назвали ― по сходству с улицей Иванова, Петрова, Сидорова, площадью Токаря Михайлова, переулком Столяра Николаева.

Для чего придавать просторечным, усечённым, неграмотным переделкам и искажениям официальный, скажем так, статус? Кто допускает подобное? Кто виноват? Конечно, начальство: куда оно смотрело!

В разговоре кто-то проглатывает окончания, кто-то шепелявит, кто-то гнусавит, кто-то ставит ударение на первый слог, кто-то на второй, не каждый вникает в смысл того, что произносит, в народных говорах, в том числе городских, множество удивительных искажений. Например, Оспенную улицу, когда-то существовавшую в Петербурге, необразованные обыватели называли Воспенной. Кому как взбредёт в голову, тот так и говорит, но на карту города и в документы вносятся именования, утверждённые городской думой, сельским правлением, областным или краевым советом. Как я вижу, власти довольно часто не то что уступали чьим-то требованиям, а по недомыслию допускали к увековечению неграмотные коверкания, порождённые городскими низами.

А что если заменить Санкт-Петербург на шутливо-ласкательное Питер – поскольку так народ говорит?

 

Кто даёт названия?

 

Такое ощущение, что хорошие названия, то есть такие, против которых никто никогда не возражал, явились как-то сами: (город) Москва, Белгород, Кострома, Самара, Пенза, Новгород, Муром; (улица) Гороховая, Ивановская, Садовая, Тверская; (переулок) Арбатский, Банный, Дегтярный. А надуманные, данные в угоду кому-то или чему-то, появившиеся в приказном порядке, корявые, неблагозвучные, – порождения человеческие… Ограничусь одним примером: городу на Неве, основанному по прихоти Петра Первого, было дано нерусское название, и одни писали его на свой лад Сант-Питер-Бурх, другие Санктъпетерсбурк, третьи Санктъ Питербурхъ, и потребовалось какое-то время, чтобы остановиться на одном варианте; и всем известна чехарда с несколькими переименованиями.

Кто-то скажет, что следует устраивать опросы среди жителей, в том числе в новостройках при вселении в полученные или купленные квартиры: какое название, уважаемые товарищи и господа, хотите для вашей улицы? Получится тот ералаш, который мы наблюдаем в каждом населённом пункте без проведения каких-либо опросов. Потом, давайте не будем обманывать самих себя: решения всё равно принимаются начальством. Начальство, в лице Петра Первого, придумало Сант-Питер-Бурх; в 1914 году по указу Николая II город переименовали в Петроград; только твёрдое намерение советских властей сменить понятия привело к тому, что Петрограду в 1924 году присвоили имя Ленина; в 1991 году проводился референдум, дабы создать видимость, будто явилась, наконец, свобода высказывать открыто свои мнения и действовать не по указке, но было понятно, что город всё равно переименуют… Так что пусть начальники и дальше принимают решения по поводу названий – только руководствуясь не политическими целями, а правилами русского языка.

Выше я использовал словечко ералаш, которое особенно запомнилось мне по басне Сергея Михалкова «Слон-живописец»:

 

Слон-живописец написал пейзаж,

Но раньше, чем послать его на вернисаж,

Он пригласил друзей взглянуть на полотно:

Что, если вдруг не удалось оно?

 

Продолжение предсказуемо: приглашённые высказывались в силу своего разумения, согласно своим предпочтениям и вкусам:

 

Ну, что же, – начал Крокодил, –

Пейзаж хорош! Но Нила я не вижу…

Что Нила нет, в том нет большой беды! –

Сказал Тюлень. – Но где снега? Где льды?

Позвольте! – удивился Крот. –

Есть кое-что важней, чем лёд!

Забыл художник огород.

Хрю-хрю, – прохрюкала Свинья, –

Картина удалась, друзья!

Но с точки зренья нас, свиней,

Должны быть жёлуди на ней….

 

Если в выборе именований прислушиваться к мнениям всех участников дискуссии, опроса, референдума, получится то, что получилось у Слона, подправившего свой пейзаж с учётом прозвучавших пожеланий, старавшегося угодить на всех друзей:

 

Взглянули гости на пейзаж

И прошептали: «Ералаш!»

 

Если отставить иносказания и исходить из действительности, какие-то граждане потребуют чего-то необычного и экзотического (такую экзотику мы уже имеем в престижных жилых комплексах с иностранными именованиями на латинице), кто-то обязательно заговорит о культуре и вспомнит Пушкина, ибо Пушкин у нас, прошу прощения, затычка на все случаи, и даже лица, ничего пушкинского не читавшие, при опросе общественного мнения вспоминают всуе имя прославленного поэта (изрядно затасканное и присвоенное всему, начиная от Музея живописи в Москве, как будто Пушкин был художником, до каждой второй или третьей библиотеки). Кто-то, разгорячившись, укажет, что у нас сильно повредились нравы, у нас молодёжь разболталась, старших не уважает, так что пусть в городе снова будет проспект Сталина, ибо при Сталине в стране был порядок.

Названия, повторяю, даются свыше – не с небес, а руководством, правлением, правительством. Даже если именование предложено значительной группой населения, в том числе заслуженными гражданами, требуется решение властей для его официального закрепления в документах, ибо, в конце концов, название не просто красуется на табличках, к стенам и столбам прикреплённых, оно необходимо для оформления документов при купле и продаже недвижимости, для доставки почтовых отправлений, для прописки граждан по месту проживания.

Платон считал, что в государстве править должны философы; это плод праздных мечтаний, одна из нелепых придумок для придуманного им идеального государства – идеального с его точки зрения, но неприемлемое для существования и продолжения рода человеческого. Во власть идут люди, способные руководить, а не предаваться фантазиям, и по большому счёту только городские власти, руководствуясь здравым смыслом и следуя грамматическим правилам русского языка, должны исправлять на карте подвластного города то, что появилось на ней в припадках чрезмерного энтузиазма, в верноподданнической горячке, по недомыслию или как следствие казённого мышления.