Помереть некогда

Помереть некогда

Сатирические рассказы

ПРЕЗИДЕНТСКИЙ КОТ

 

Больно уж богатая наша страна. Ну, так и тянет что-нибудь украсть. Раз она такая богатая. Ну, и крадут, естественно. Кому не лень. И просто воры, и воры-чиновники, и даже воры-полицейские. Но государство у нас такое богатое, что никак не могут его разворовать. Сколько ни стараются.

Ну, прикиньте, есть у нас в России человек, который не ворует? И, если даже есть, то это какой-нибудь такой, у которого, может быть, не все дома. А у всякого нормального человека руки к себе гребут, а не от себя. А почему бы и не грести? Если я, скажем, работаю на мясокомбинате. Или на маслозаводе. Это же добро, так сказать…

Нынешние воры – не чета прежним. По мелочам не блатуют. Целые эшелоны куда-то исчезают, фабрики-заводы – их и с места стронуть нельзя, а как-то умудряются и их присвоить. Говорят, скоро и земли-воды начнут делить. И всё не просто так, а по закону. Они так и называются – «воры в законе».

Вот и у нас в колхозе земли-воды потихоньку присваивают. Раньше как-то свободнее было, ходи, где хочешь и куда хочешь. Скот можно было пасти. Сенокосные угодья – тоже. А теперь на каждом углу хозяин с ружьём – «не ходи сюда, моя земля!» Водички захочешь попить – «а ну вали отсюда, это моя вода!» Даже мимо их усадьбы так просто не пройдёшь – сразу стая собак на тебя. Злые. Не хуже самого хозяина. За версту чуют чужака. Который безземельный. Или безлошадный.

Жена ругается.

Дурак ты, – говорит, – кто умеет воровать, давно разбогател, а ты что же?

Ну, естественно, объясняешь, что воровать нечестно. Вообще, нехорошо это. Присваивать себе чужое имущество, колхозное оно или государственное.

Плевала, – кричит, – я на твою честность! Что делать-то будешь? Батраком, что ли, пойдёшь к новым помещикам?!

Обидно мне стало от этих слов. Всё-таки я так думал, что батраки в прошлом веке остались. И помещики тоже.

В самом деле, что же делать? Думал-думал, да ничего другого и не придумал, кроме как воровать идти. Смотрю вокруг – в колхозе всё уже растаскали. Надо, думаю, в город подаваться. Может быть, там ещё что-нибудь осталось.

Приехал, значит, в город. Большой город. Столичный. Где сам президент живёт. Смотрю, добра-то сколько, что в магазине, что на базаре. Но каждое добро при хозяине. Любой торгаш на тебя генералиссимусом смотрит. Или бульдогом. Неужели, думаю, и здесь всё разворовали. Или присвоили. Или приватизировали.

Потом, смотрю, кошка. Красивая такая кошка, не то бухарская, не то сиамская. И главное – ничья, бесхозная. Идёт себе по улице и на прохожих мяукает. Эх, думаю, украсть, что ли? Вдруг хозяин отыщется. За большое вознаграждение. Может быть, даже в долларах. Говорят, в столицах это бывает.

Беру, значит, эту кошку – и за пазуху. Только хотел уйти, откуда ни возьмись, два амбала. Хоть и в штатском, но выправка военная.

А ну, – говорят, – отпусти кота!

Эге, думаю, неужели уже хозяин отыскался.

Отпустить-то, – говорю, – можно, а как, мерси-пардон, насчёт вознаграждения?

А-а-а, – говорят, – тебе ещё вознаграждение?! Ну-ка, пойдём с нами!

Куда? – спрашиваю.

Там узнаешь!

Взяли они кота, погладили, приласкали и, представляете, посадили в чёрный «Мерседес».

Кот, значит, мяукнул, как бы отдавая приказ шофёру, и машина тронулась, а за ней – колонна мотоциклистов, вроде как телохранители. Ого, думаю, да что это за кот, а?

Не успел удивиться как следует, привезли в полицию. Амбалы что-то на ухо полицейскому начальнику, а тот кивает головой и говорит:

Ага-а! – Потом мне, строго, как все начальники: – А ну, рассказывайте, кто вас подбил на этот провокационный шаг?

Какой, – говорю, – провокационный шаг?

Да украсть президентского кота!

О аллах, откуда мне было знать, что он президентский?! Думал, обыкновенная кошка. Бесхозная. Дай, думаю, сворую… Или присвою… Или приватизирую… Потому что, сами же понимаете, товарищ начальник, все вокруг воруют…

Начальник – ничего. Посмотрел так строго, как бы прикидывая, посадить меня или отпустить, и говорит:

А ты, дядя, на какой должности состоишь?

Ни на какой, – говорю.

Как же ты так, – удивился начальник, – ни на какой должности не состоишь, а воруешь? За это у нас в тюрьму сажают.

И, действительно, посадил. Сокамерники, черти, смеются.

Это ты, – говорят, – тот самый, который даже президентского кота свистнул?

Сам начальник тюрьмы подходил.

Где, – говорит, – тот самый арестант, который на президентское имущество покушался? Вот, – говорит, – тебе ксива от жены.

Читаю записку. Жена на развод подала. «Мне, – пишет, – не нужен такой муж, который кошек ворует».

Вот и пойми их, женщин. Сама же говорила, воровать надо. Чтобы разбогатеть.

 

 

УМЕТЬ НАДО

 

Что самое главное в этой жизни для успеха? Ум, образование, трудолюбие? А может быть, умение не теряться ни в какой ситуации?

Если взять Шафика, последнее, пожалуй, самое главное.

Мы с ним в школе за одной партой сидели. Учитель как-то, зайдя в класс и взглянув на доску, спросил:

Кто дежурный?

Я, – говорит Шафик.

Почему доска грязная?

Шафик, виновато опустив голову, пошёл мочить тряпку. Прошла минута, вторая, третья… Нет его – как в воду канул. Пришлось с доски стереть самим.

Прозвенел звонок. И тотчас появляется Шафик с мокрой тряпкой в руке. Мы невольно притихли: то ли смеяться, то ли нет. И учитель удивился:

Ты где пропадал?

Шафик, даже не моргнув глазом:

В кране воды не было.

В перемену он успел стереть с доски. Но после звонка на урок опять куда-то исчез. Появился только в конце урока. Не дожидаясь вопроса учителя, ответил:

Искал мел. И в учительской был, и в кабинете химии, и в мастерской… Вот, еле достал!

Мы все тогда восхищались умением Шафика никогда не попадать в неловкое положение. Как клёво у него получается – в школу ходить, а уроков не посещать. А сам эдак усмехается:

И уроки не учу, и «двоек» не получаю. Уметь надо, ребята!

Ну и хитрец! Всех вокруг пальца обвёл. Кто-нибудь ещё так сумеет? Вряд ли.

Правда, на уроке географии он доказывал, что наша Белая впадает в Волгу, по-немецки не знал даже что такое «зер гут», по геометрии путал катет с гипотенузой. Но это уже несущественные детали учебного процесса. Главное: поставить себя так, чтобы ни в какой ситуации не оказаться крайним.

Позднее, когда Шафик вырос и построил себе из ничего трёхэтажный коттедж, получилось так, как будто он ни в чём не виноват. Виноваты, оказывается, непрофессионализм наших депутатов, продажность чиновников, несовершенство законов в непонятное для простых смертных переходное время.

Но ведь мы все в одно и то же время живём. Почему один Шафик так легко разрешает проблемы, для других почти что неразрешимые? Хотя не блещет ни умом, ни образованием, ни трудолюбием.

Видимо, всё это – не главное в жизни. Главное: уметь надо!

 

 

СКРИПУЧАЯ ДВЕРЬ

 

После очередной оптимизации отдел перебазировался в новый кабинет. Стол Шараева оказался возле двери.

Покончив со всеми хлопотами по перемещению, Шараев по давней привычке собрался было немного вздремнуть, но ничего не вышло. Стоило ему коснуться головой стола, как дверь со страшным скрипом распахнулась. Шараев вскочил, словно ужаленный, но, к удивлению, никого у двери не обнаружил. Оказывается, она отворилась самопроизвольно. Чертыхнувшись, Шараев прихлопнул дверь и теперь уже пристроил голову на кипе папок. Но не тут-то было, дверь снова, поскрипывая, стала отходить от косяка.

Ну и обстановочка! – сердито проворчал Шараев. – Нет никакой возможности работать.

Окончательно выйдя из себя, он направился на поиски электромонтёра дяди Васи, который умел делать решительно всё.

Стоило нервы трепать, – сказал дядя Вася, – скрип-то у двери хронический, потому как дефект строительный.

Ты, должно быть, сам дефективный! – пробурчал себе под нос Шараев и, спустя минуту, уже появился в кабинете директора. Обстоятельнейше проинформировал шефа о невыносимых условиях работы, что, естественно, ведёт к катастрофическому снижению производительности труда. Главным фактором, негативно влияющим на производственный процесс, он выставил скрипучую дверь и поставил вопрос о необходимости принятия безотлагательных мер для решения возникшей проблемы.

В ваших аргументах, на мой взгляд, – сказал директор, – есть рациональное зерно. – И тут же добавил: – Однако сдаётся мне, без вашей конкретной помощи нам эту задачу не решить.

Я всегда за модернизацию! – с энтузиазмом выпалил Шараев. – Только при непременной оплате внеурочных работ!

Директор погрузил пятерню правой руки в свою редеющую шевелюру и, сделав короткую паузу, сказал:

Деньги найдём. Набросайте бизнес-план и представьте мне.

Шараев с головой окунулся в работу. Собрал исторические справки о дверях вообще, о скрипучих в частности и о той, что выматывала душу в рабочем кабинете, в конкретном аспекте. Прохронометрировал служебное время, затрачиваемое на закрывание скрипучей двери в течение рабочего дня. Вычислил недельный, месячный и годовой расход времени на этот процесс и изложил свои выводы насчёт губительного воздействия на снижение производительности интеллектуального труда этого бездушного, то есть, неодушевлённого объекта, подкрепив точными расчётами предстоящий объём работ. В дальнейшем эти данные легли в основу составленного им перспективного и текущего планов, в которых предусматривались такие работы, как смазка шарнирного устройства (при необходимости даже замена его), отладка и подгонка косячного блока, обивка самой двери звуконепроницаемым материалом, врезка замка и прочее, прочее.

Директор, вникнув в суть изложенного, решительно наложил резолюцию: «Утверждаю!»

Шараев удовлетворённо улыбнулся, поблагодарил шефа и одновременно извлёк из кармана новый лист бумаги. Прежде чем положить его на стол, он счёл нужным подвести некоторую теоретическую базу под свои дальнейшие действия:

Дорогой шеф, не мне вам доказывать, что планы претворяются в жизнь только кадрами, – заметил он, словно открывая нечто доселе неизведанное. – Поэтому крайне необходимо выбить в верхах штатную единицу. Притом, я рассчитываю, что на новую должность вы зачислите именно меня, – без лишней скромности сказал он. – Поскольку в данном случае в качестве первооткрывателя выступаю именно я.

Директор почесал затылок и, недолго думая, сказал:

Ну что ж, не возражаю. – Подписывая бумагу, добавил: – Теперь все документы представьте в министерство.

На следующее утро увесистая папка с документами легла на стол заместителя министра. Необходимость утверждения новой штатной единицы Шараевым была обоснована, как говорится, железно.

Дело вы затеяли нужное и весьма полезное, – сказал замминистра. – Поздравляю вас с назначением на должность инженера по повышению производительности интеллектуального труда.

Увидев, что всё идёт как по маслу, Шараев достал из папки ещё одну бумагу.

Ставлю вопрос о создании нового отдела с полным штатным расписанием! – уверенно заявил он. – Я один, естественно, не в силах справиться с таким широким кругом обязанностей.

Замминистра трогательно погладил свои три волосинки, торчащие на макушке в разные стороны. Так он поступал, когда приходилось принимать ответственное решение.

Не воз-ра-жа-ю! – заключил он и распорядился: – Немедленно представьте министру отчёт о проделанной вами работе.

Отчёт получился солидный, толщиной с обитую дубовую дверь советского образца, и лёг на стол министра.

Преполезнейшее дело сварганили вы, господин Шараев, – подтвердил министр, перелистав отчёт. – Прямо скажем, труд ваш достоин вознаграждения. Морального, разумеется. Поскольку нет денег в бюджете.

Шараев склонил голову в знак благодарности и извлёк из портфеля лист мелованной бумаги.

А вот и проект штатного расписания нового отдела, коим мне надлежит руководить, – пояснил он, подавая лист министру. – Нужно будет утвердить.

Так вновь возникший в административно-учрежденческих лабиринтах отдел под названием «Научный сектор по отладке и наладке служебных дверей на предмет повышения производительности умственного труда ответственных работников» получил полномочия и юридические права.

…Новоявленный шеф отдела перебрался в хорошо отделанный кабинет, устроился за массивным столом и, уронив уставшую голову на мягкое кресло, привычно задремал.

А между тем дверь прежнего кабинета, что послужила надёжным трамплином для служебного взлёта Шараева, всё продолжала издавать малоприятные, неблагозвучные скрипы.

 

 

ВЫДЕРЖИТ ЛИ?

 

В нашем учреждении работы всегда хватало. И во времена коммунистов, когда всех пугали обкомом, и при демократах, которые начали реформы поголовного ограбления народа. Уже с девяти утра все на своих рабочих местах. Дисциплина. Ещё с тех времён. В чём, спрашиваете, заключается, работа? Ну, например, надо папку с бумагами достать из ящика стола и переложить в другой ящик. Это тяжёлая работа. Потому что весу в этой папке… Кто, например, с грыжей, не решается, зовёт соседа на подмогу. Потом, как обычно, перекур, чаепитие… Словом, как везде. Каждодневные трудовые будни.

Директор учреждения Уметбай Абдрахманович периодически устраивает взбучки своим сотрудникам. За недостаточное трудовое рвение.

Это у него ещё с советских времён. Насчёт выполнения плана. Или даже перевыполнения. У нас план по производству бумаг. На которых хоть что-то написано. Поэтому Уметбай Абдрахманович постоянно требует, чтобы мы писали. Что именно, неважно. Лишь бы бумаги не были чистыми. Чистый лист его всегда раздражает. Раз он чистый, значит, там ничего не написано. Стало быть, это просто сырьё, а не конечный результат.

Хороший человек Уметбай Абдрахманович. Он давно уже на пенсии, но своего рабочего места не покидает. Из-за чувства долга перед общественностью. Рабочее место его, по правде говоря, на курорте. Или на больничном. Я уж привык за него всю работу делать. По перекладыванию папок. Из одного ящика стола в другой.

Однако Уметбай Абдрахманович – человек прогрессивных взглядов. Всегда говорит, что надо выдвигать молодёжь. Молодёжь, если она талантливая, со временем усвоит это нелёгкое ремесло. По перекладыванию папок.

На днях вызывает меня к себе. Смотрю, что такое. Уметбай Абдрахманович весь седой был, а теперь черноволосый. Совсем как молодожён.

А это, – говорит, – моя молодая супруга заставила перекраситься. Не любит она седоголовых.

Да, это дело такое. Уметбай Абдрахманович завсегда тянется к общению с молодёжью. В том числе и в семейной жизни. Вот и сейчас сидит, прикидывает, кого бы из пенсионеров уволить, то есть отправить на заслуженный отдых.

Кырынбаева! – говорю я. – Приходит на работу ближе к полудню, чайку попьёт, перекурит, анекдот расскажет, в шахматы сыграет и домой. За последний месяц ни одной папки с места на место не переложил. Да и писать уже разучился. По старчеству.

Не, – говорит. – Кырынбаева никак нельзя уволить. Он приходится троюродным братом самому… Соображаешь?

Ну как же! Эти вещи мы сразу соображаем.

Тогда, может быть, Нагиму-апай. Которая чулки вяжет. И по своей глухоте не реагирует…

Не, Нагиму-апай тоже нельзя. Она приходится внучатой племянницей самому… Соображаешь?

Перебрали остальных сотрудников – никого нельзя трогать. Все кому-то кем-то приходятся.

И тут Уметбай Абдрахманович эдак внимательно посмотрел на меня… Да, я знаю, мне уже за пятьдесят…

Шеф эдак вздохнул вроде как сожалеючи:

Знаю, – говорит, – знаю, ты сегодня уже написал три постановления, семь резолюций, пятнадцать докладных, семнадцать заявлений и один донос в налоговое управление. Жаль терять такого ценного сотрудника, но, сам понимаешь…

Понимаю, конечно. Перешёл я в соседнее учреждение, тоже ведущим специалистом по написанию бумаг, а Уметбай Абдрахманович на моё место свою молоденькую жену принял. Жаль бедняжку. Она, говорят, ни перекуривать не умеет, ни анекдоты рассказывать, ни в шахматы играть, ни бумаги писать. Остаётся ей целый день лишь чай пить да в окно смотреть. А до пенсии ей целых тридцать лет так сидеть. Выдержит ли?..

 

 

МАРШАЛ

 

Пришло время идти мне в армию.

По этому случаю в нашей семье собрался военный совет. Начальником штаба, конечно, мама. Бабушка – cтаршина. Дедушка – ефрейтор. Он и в армии не поднялся выше. Отец, хотя и служил сержантом, в семейной иерархии всего лишь рядовой. Мама считает, что на большее звание он просто не тянет.

Действительно, папа у нас как-то не так, совсем не похож на предков моих сверстников. Мыслит он по-другому – по-рядовому. Вот и сейчас говорит, будто в армии я наберусь мужества, стану отличником военно-политической подготовки и вернусь оттуда настоящим человеком.

Отставить! – остудила его пыл мама-генерал. – Кто сейчас там человеком становится? Телевизор же смотрим, сколько молодых людей бежит из армии. А кто не бежит, того в гробу привозят.

Ведь ты, внучек, не хочешь, чтобы тебя в гробу привезли? – всплакнула бабушка-старшина.

Конечно, мне не хотелось в гробу привозиться. Но как этого избежать? Тут подал голос дедушка-ефрейтор. Дескать, женить меня надо. Женатых вроде бы не забирают. А папа по-рядовому выразил сожаление, что я в институт не поступил. Не было бы никаких забот.

Хорошо, что мама обрубила эту ненужную мечтательность. Она всегда понимает меня. И мыслит конкретно. И в этом случае, как опытный начальник штаба, дала каждому конкретные задания. Дедушка, например, должен сходить на разведку в военкомат. С целью как-нибудь подмаслить военкома. Папе поручено решить финансовые вопросы. На себя мама взяла самую трудную – медицинскую часть. Это верное дело – на медкомиссии шлангануть.

Вскоре пришла повестка. Как результат провала операции дедушкой-ефрейтором. Не сумел он подмаслить военкома.

Однако маму это не очень-то расстроило.

Не паникуйте! – приказала она. – Последнее слово – за медкомиссией. А там я поговорила с кем надо.

И вот я в одних трусах на медкомиссии. Меня со всех сторон щупают, изучают, проверяют и вопросы задают.

Чем, – спрашивают, – болеешь?

Ничем.

Может быть, несварение желудка? – строго допрашивает врач.

Да нет, – отвечаю. – Желудок варит. И почки, и печень – всё в порядке.

Значит, готов служить в армии? – обрадовано улыбнулся военком.

Всегда готов, товарищ полковник!

Вот видите, доктор, – говорит военком, – есть у нас ещё настоящие патриоты. Годен! Пойдёт!

А вот и не годен, товарищ полковник, – возражает врач. – Это что-то ненормальное. Ведь нормальные призывники выкручиваются как только могут, сочиняя себе разные болезни. А этот…

После таких слов полковник как-то подозрительно посмотрел на меня.

Ты, сынок, на самом деле хочешь стать солдатом?

Нет, – говорю, – солдатом не хочу. У меня папа – рядовой.

Значит, сержантом?

И сержантом не хочу. У меня бабушка – старшина.

Тогда офицером, что ли?

Нет. У меня мама – генерал.

Надо же! – удивляется полковник. – И ты хочешь быть генералом?

Нет, – говорю, – хочу маршалом! Генералов и так полно в армии. Разгонять их надо!

И тут встрепенулся врач.

Ну, что я говорил, товарищ полковник? Призывник явно ненормальный. У него опасный синдром психического отклонения – армиямания. Став маршалом, хочет развалить нашу славную армию.

Тут и полковник поневоле задумался.

Да-а, дела… – сказал он, тяжело вздохнув. – Не нужно нам таких маршалов!

И отправили меня в психбольницу.

Теперь вот лежу там. Телевизор смотрю. Последние новости: в такой-то части новобранца избили, в другой – дезертир объявился, где-то офицер издевался над своими подчиненными, какой-то генерал военнослужащих в рабство продал…

А здесь ничего такого нет. Не то что избивать, даже пальцем не трогают. Как «маршала» на руках носят. Все так и восклицают, увидев меня:

Вот он – маршал!

Мама очень довольна. Чувствует себя прямо-таки эдаким полководцем, взявшим Берлин.

 

 

ПОМЕРЕТЬ НЕКОГДА

 

Заболел я как-то. Положили в больницу.

Вообще-то я никогда не болел, удивлялся, как это некоторые люди даже из-за насморка на больничный выходят. А тут так скрутило, что пришлось в больницу лечь.

Больница, конечно, не санаторий. Таблетки, процедуры – всё это своим чередом, только скучно целый день без дела лежать. Особенно, если не навещают. Меня, слава богу, навещают, не забывают. На другой же день пришла бухгалтер Зиля. С большой сумкой через плечо.

Без вас как без рук, – говорит она, выгружая из сумки целые кипы бумаги. – Просмотрите, пожалуйста, отчёты. А то ведь люди без премии останутся.

Это не дай бог, чтобы люди без премии остались. Не успел как следует углубиться в отчёты, как пришла секретарша Сария.

Сали Салиевич, вы же обещали мне с квартирой помочь… – начала Сария и вдруг, словно бы спохватившись, спросила: – А как ваше самочувствие?

Плохо, – говорю, – самочувствие. Не знаю, выживу ли.

То есть, как это – «выживу ли»? – забеспокоилась Сария. – Вы же сами обещали мне насчёт квартиры. Неужели забыли?

Ну, как можно такое забыть. Квартира – это первейшее дело. Делать нечего, остаток дня оформлял ей документы на квартиру.

Только успел оформить документы, как пришёл свояк Ханиф.

Ну, ты тоже нашёл время болеть! – недовольно начал он. – Ты же меня просто без ножа режешь. Ты же меня, ну, прямо-таки…

Подожди, – говорю, – объясни, в чём дело.

«Объясни, в чём дело»! – скривился Ханиф. – Сам же обещал сына в институт устроить. Забыл, что ли?

Ну, как можно такое забыть. Сыновья – они наше первейшее дело. Так сказать, наше будущее. А если они вдруг останутся в институт неустроенными, а?

Делать нечего, хоть и тяжело это, пришлось созваниваться со знакомым профессором и как-то объяснить это деликатное дельце.

Слава богу, профессор вроде бы согласился, а то уж у меня давление подскочило от переживаний. Не успела медсестра сделать укол, чтобы сбить давление, как пришёл сосед Рамай.

Эх, сосед, сосед, – начал он каким-то совсем уж убитым голосом и достал из кармана бутылку водки.

Подожди, – говорю, – объясни, в чём дело?

Дело, говоришь… – простонал сосед и схватился за сердце.

Сердце, что ли, колет?

Колет – это ещё полбеды. Горит!

Инфаркт, значит.

Инфаркт, – презрительно скривился сосед. – Инфаркт бы я кое-как пережил. Хуже. Жена от меня ушла.

–– Вот те на. Как же так? Вы же вроде бы дружно жили?

Притворялась. М-да… Такие дела. Давай выпьем с горя!

Так мне нельзя.

А мне, ты думаешь, можно? Мне тем более нельзя. – Рамай выпил стакан водки. – Закусить ничего нет? – Он начал шарить по тумбочкам в поисках закуски, доел остатки каши с обеда и незаметно стащил у соседа по палате кусок колбасы. – Три дня, понимаешь ли, не ел. Как жена ушла. Тебе-то хорошо здесь, – завистливо вздохнул Рамай. – Питание бесплатное. Никаких тебе забот, тревог, беспокойства!

Неудобно мне как-то стало. Действительно, лежу я здесь, на бесплатном питании, без всяких забот и тревог. Когда у соседа, можете себе представить, жена ушла.

Пойдём, – говорю, – сосед. Не горюй. Не переживай так сильно. Вернём мы твою жену.

Зашли к главврачу.

Извините, – говорю, – товарищ доктор, но я не могу в больнице лежать, когда столько людей нуждаются в моём участии и помощи.

Главврач встретил нас, надо сказать, чрезвычайно сурово. Сначала вообще не хотел выписывать, но потом всё-таки смягчился и говорит:

Если умрёте, на себя пеняйте!

Я пообещал пенять на себя, если умру. И мы с соседом, пропустив для храбрости по рюмке водки, отправились искать его жену.

 

 

ПОВЕРИН

 

Как-то встретил я своего приятеля Хикмета, с которым мы учились на химфаке. Он нисколько не изменился, по-прежнему бодр, весёл.

Можешь меня поздравить, – сказал, растянув рот до ушей. – Я придумал новое лекарство – «Поверин-форте».

К чудачествам Хикмета я давно привык. В молодости он хотел гнать бензин из морской воды. Не получилось. Ушлые ребята его обошли, добавляя в бензин речную воду. Узнав про это, Хикмет не расстроился, его окрылили новые идеи. Голова моего неутомимого друга постоянно была забита невероятными проектами, один удивительнее другого. Поэтому к его сообщению я отнёсся спокойно.

Будет с тебя, алхимик! – подначил я его с ухмылкой.

Однако Хикмет меня поправил с серьёзным видом:

Не алхимик, а нанохимик! Значение моего открытия трудно переоценить. Для граждан России, поверь мне, потребление поверина настолько полезно, что скоро всё взрослое население будет пить его горстями вместо аспирина.

Ну ты скажешь!

Не веришь? Вот для таких, как ты, особенно нужен мой поверин. – И тут Хикмет неожиданно выпалил: – А давай испытаем! На тебе.

Что ж, я готов ради науки стать подопытным кроликом. Вперёд, алхимик… вернее, нанохимик!

Мы пошли с ним во Дворец культуры, где проходила встреча с кандидатами в депутаты. Смотрю, за трибуной – сам Никодим Посылаевич. По старой памяти, заливает:

Я живу и работаю для народа. Особенно в последнее время. По моему личному указанию расширены узкие улицы, сужены широкие тротуары. Автовладельцы нарадоваться не могут…

И вдруг сидевший впереди нас бабай с седыми усами громко закричал:

Ещё бы! У тебя же и у жены, и у детей – у каждого по три машины.

Никодим Посылаевич на секунду замер, но тут же продолжил:

Да, сейчас жизнь народа круто изменилась в лучшую сторону, растут пенсии, зарплаты. Всё это подталкивает нас к открытию новых супермаркетов. Скоро начнём строить недорогие квартиры улучшенного качества. Именно для этого я и хочу стать депутатом.

Ну, думаю, наворовался начальник – хочет теперь пересесть в безопасное кресло. Как можно доверять такому?!

Глядя на моё кислое лицо, Хикмет протянул мне таблетку. Проглотил я её, и тут же… Вы не поверите, я начал верить каждому услышанному мною слову Посылаича. Сижу и верю, что лучшего кандидата в депутаты нет. Ну, есть у него ошибки. У кого их нет? Обещает же, что готов сутками работать для людей.

Ну, как? – спрашивает Хикмет.

Прекрасная кандидатура! – отвечаю. – Лучше не бывает!

К трибуне подошёл следующий кандидат, первый богатей города Алтынбай. В смутные времена он хорошо нажился на «чёрном золоте». Все знают, что Алтынбай сказачно богат и несказанно жаден.

Если вы изберёте меня депутатом, – прогудел он, – я разверну широкую благотворительную деятельность. У меня большая программа помощи малоимущим. Обещаю на свои деньги посторить детсад, отремонтировать школу, помогу молодёжи, ну, типа… с жильём, а старшему поколению подарю путёвки в дома отдыха.

Вот, думаю, молодец! Меценат так меценат. Хоть и вор, но готов поделиться. Однако даже такая щедрая программа не понравилась белоусому бабаю.

Ага, жди! Держи карман! – заворчал он.

Как-то спонтанно появилось у меня чувство негодования к этому недовольному всем старику.

А ты не жди! – гаркнул я на него. – Поверь и избери!

Если веришь, сам и голосуй! А я не верю этим пустобрёхам.

Пока мы с ним препирались, на трибуну влез очередной оратор.

Добренькое утро, дорогие мои читатели! – начал с пафосом редактор местной газеты господин Слащавин. – Не думайте, что я чего-то перепутал. Светлый день после выборов для всех нас начнётся именно с добренького утра. Если, конечно, отдадите свои голосочки. Я, как ваш покорный слуга народа, буду рад приветствовать вас в новой счастливой, инновационно-модернизированной реальности.

Раздались жидкие аплодисменты. Я покосился на того бабая. Он матюкнулся в свои седые усы. И повернулся ко мне:

Ну что, ты и этому вруну веришь? Да я его с советских времён знаю. Он тогда точно так же в свою газету писал про светлое будущее. И теперь у него – сплошные слащавые статьи. По-моему, он сам не верит в то, что пишет.

А я верю!

Что-то кольнуло у меня внутри от своих слов, но по-другому сказать я не мог. Бабай уставился на меня, как на сумасшедшего.

Веришь? Cерьёзно??? Так ведь он…

Знаю! Но всё равно верю.

Вижу, бабай начал сползать на пол. Не дай бог, ещё инфаркт.

Дай ему поверин! – говорю Хикмету. – Видишь, до чего доводит человека недоверие.

Но Хикмет был неумолим:

Не дам! Я же опыт с тобой провожу. И результат уже известен.

Да, это верно, – согласился я с ним. – Здорово у тебя получился поверин!

Вот и я так думаю. Надо его толкнуть какой-нибудь партии. Знаешь, сколько можно заработать?!

Не знаю, какие бабки заработал на своём поверине мой друг-нанохимик, но я, приняв его чудодейственное лекарство, проголосовал на выборах так, как надо.

Судя по результатам голосования, не только я, но и многие сделали свой выбор правильно. Неужели это вправду чудеса нанотехнологии?!

 

 

БЛАГОДАТЬ!

 

Жизнь наша сплошная благодать. Все мы чему-то рады. Встретил я вчера Гайнетдин-бабая. Идёт довольный такой.

Пенсию, – говорит, – повысили. На двести рублей. В советские времена у меня зарплата была такая. Вот, бутылку взял. «В семейном кругу» называется. Вместе с семьёй прибавку обмыть.

Хорошо всё-таки живётся старикам. Благодать! Умеют радоваться даже малому. Вроде бы не замечая того, что попутно повысили цены на электричество, газ, квартплату…

Был однажды в Уфе президент Ельцин, спросил у восторженно его приветствующих:

Как поживаете?

Хорошо, – ответили ему уфимцы.

Вот меня переизберёте, ещё лучше будете жить, – шуткой на шутку ответил он.

Всё-таки интересные люди – наши правители. Любят эдак пошутить.

Президент Путин однажды на Казанском сабантуе, засунув голову в катык, выудил оттуда монету. В шутку, конечно. Дескать, я ваши деньги откуда угодно могу вытащить. Даже из простокваши. Благодать, да и только!

А на Уфимском сабантуе он не стал совать голову в кефир. По-другому пошутил. Из лука шарики расстрелял. Шутку можно понять так: будете слишком надуваться спесью, и ваш суверенитет лопнет, как эти шарики. Намёк поняли?

Поняли, конечно. Мы народ понятливый. Это, так сказать, политическая благодать.

Сегодня утром встретил старуху Гайнетдин-бабая.

Вчера, – говорит, – у моего старика от этого «семейного круга» голова кругом пошла. Отравился бабай. Видать, водка, как её… палёная…

Это уж не благодать. Гораздо хуже.

Ну что ж, – говорю, – в больницу надо.

Бабка смеётся.

Он, – говорит, – как услышит слово «больница», сразу выздоравливает. Знает он тамошние порядки. Однажды лежал уже. С тех пор болеть отказывается.

А тебе как живётся? – спрашиваю у бабки.

Благодать, – говорит она, – хорошо живётся, сынок. Умирать не надо. Дорогое это удовольствие – помирать. Жить куда дешевле, чем оплачивать похороны. Поэтому мы со стариком решили ещё восемьдесят лет жить не помирая. Тем более что пенсию повысили…

Бабка, довольная, распрощалась со мной и пошла в сторону базара.

Я с восхищением посмотрел ей вслед. Чтобы жить в нашей стране, надо быть именно такой оптимисткой. Да, пока есть в России такие люди, наш народ не уничтожат никакие реформы со всякими оптимизациями, никакие кризисы да разные санкции.

Одним словом, благодать!