Поздние гости

Поздние гости

(Проза жизни)

З

а стеклом плотной стеной тянулся буро-зеленый осинник. Иногда деревья подступали к дороге совсем близко, словно приготовились выскочить на асфальт. Гусев привычно держал руль, изредка переключая скоростные передачи. С самого утра скребло в груди. Глядя на неприветливое небо, Гусев поймал себя на мысли, что настроение испортилось и от того, что пришлось ехать далеко и скороспешно, и от того, что небо заволокли сизые облака, переходящие на горизонте в дождевые тучи – как раз в той стороне, куда спешил его «КамАЗ».

Для плохого настроения была еще одна, совсем иная, необычная причина. Ровно сорок дней назад он похоронил сестру Нину. Сестра приходилась его единственной близкой родственницей, причем старше почти на двадцать лет и, по существу, была ему вместо матери. В свои семьдесят она выглядела бодрой женщиной, но вдруг пристала к ней неизлечимая болезнь, в малый срок скосила и довела до последнего часа… Вроде и сильный мужик Гусев, но враз почувствовал невосполнимую утрату, осиротел.

В мобильнике Гусева до сих пор сохранился номер телефона сестры. Не поднималась рука удалить его среди других абонентов. Утром, когда собирался выходить из квартиры, Гусев то ли в память о сестре, то ли из неясного ему любопытства нажал на кнопку с короткой строкой «Нина». Сначала раздалось привычное гудение мобильника на вызов. Короче, искуситель подал свой знак. У Гусева лихорадочно заколотилось сердце: а что, если раздастся Нинин голос? Но через несколько секунд услышал оператора сотовой связи: «Абонент временно не доступен. Перезвоните позже»… Как обманчиво и неправдоподобно прозвучало слово «временно»! Ведь Гусев-то знал, что Нина никогда уже (никогда!) не сможет подать свой голос. Спазмы перехватили горло. Гусев попытался прокашляться, но получился фальшивый звук…

С легкой тряской «КамАЗ» проскочил мостик через неширокую речушку. По обе стороны дороги потянулись неоглядные поля, покрытые сплошь стерней под цвет грязной латуни. На горизонте выклинивались обзеленелые каймы березового леса. Вдоль кюветов кучками нахохлилось воронье, успевшее пополнить утробу случайной брошенной пищей.

«Вот так и я буду жить», – мрачно подумал Гусев, косясь на черные птичьи островки.

Машину не гнал, никого не обгонял. Уступчиво подавал вправо, когда видел, что кто-то хотел его обойти. Навстречу ему изредка проносились легковушки, грузовики, ползли набитые хозяйственным скарбом деревенские колымаги. Иногда, выпуская синеватый перегар топлива, медленно, будто уставшие жуки в гору, тянулись тяжелые фуры.

Незаметно в подступающих думах пролетело почти два часа, и Гусев успел оставить позади себя полторы сотни километров.

Дорога пошла по центральной улице небольшого шахтерского городка. Гусев впервые в этот день мысленно улыбнулся, увидев знакомое строеньице под зеленой крышей. Здесь размещалась придорожная точка общепита под незатейливой вывеской «Харчевня».

 

Л

ет десять назад в поздний зимний вечер возвращался Гусев из командировки. Усталый и голодный он тогда остановил свой транспорт вблизи входа в это самое заведение, откуда веселыми брызгами лился яркий электрический свет.

Подошла симпатичная женщина-официантка. Бросила на гостя открытый, без излишнего кокетства, взгляд. От зеленоватых глаз, излучающих теплый блеск, Гусеву стало вдруг по-домашнему тепло. Он даже позабыл о своем голоде.

Остался небольшой выбор. Если будете пить спиртное – пойдет. А так… не рекомендую. Вы же, видно, не здешний… Потом еще претензии будете слать. И мне, как стрелочнице, достанется на орехи…

Гусев с удивлением смотрел на это чудо столовского сервиса. Так никто при первой встрече не говорил с ним – откровенно и по-дружески.

Гусев округлил глаза и, чуть не заикаясь от сказанных ему слов, простодушно спросил:

А как же быть? Мне еще крутить да крутить баранку… Наскребите хотя бы небольшой, но удобоваримый бутерброд.

Вот что, дорогой клиент! – лукаво вздернула нос официантка. – Не оставлю тебя без ужина. Через полчаса заканчивается моя сменка, пойдем или поедем ко мне. Так и быть – угощу тебя домашней едой. А то до своей бабы не дотянешь и ноги… Меня, кстати, зовут Лена.

Когда оба оказались в двушке на втором этаже кирпичного дома, Гусев попытался растолковать:

А у меня, между прочим, нет никакой бабы. Живу у сестры. Когда-то женился рано, потом в армию забрали. А любимая не дождалась. Но сейчас ничего не вернешь…

Произнес скомканно. Получился дурацкий отчет, смахивающий на придуманную биографическую справку.

Это плохо, когда благоверная в житье оказалась неверная, – скаламбурила хозяйка.

Лена достала из холодильника съестные запасы. На электроплите в чугунной сковороде с шипеньем в пластах свиного сала потрескивала картошка.

Ты не оправдывайся. Вы все, мужики, одинаковые. Вроде как по горло перед нашим братом виноватые… Лучше скажи: как звать тебя? Мне, гость дорогой, ты сразу понравился, а кто и откуда – без понятия. Пельмени будешь?

Ну, раз так, то – Евгений. Фамилия – Гусев. Сорок один, только что стукнуло. Из Верхнетомска. Когда-то закончил институт. Теперь вот осваиваю конкретную технику. На инженерной работе много ответственности и мало денег. Ну, а тут вроде как наоборот…

Это хорошо, когда наоборот… А пельмени все-таки будешь?

Разве не ответил?.. На ночь глядя – не стоит.

Лена выставила на стол солонину, нарезала пятачками копченую колбасу. Посередине стола на алюминиевой подставке приладила сковороду, от которой исходил обжигающий жар.

Гусев угнездился на единственный в кухне стул. Глядя на нечаянное пиршество, сглотнул голодную слюну. Лена смотрела на гостя пристально, как бывает, в музее рассматривают скелет древнего человека…

Значит, так! Вижу: дорога тебе дальше не на пользу. С твоего позволения, откупориваю бутылочку. Заодно и сама продегустирую. Давно, ёж не даешь, не брала в рот этой заразы.

И присела полубоком к столу на крашеную табуретку.

Дотянули они свой разговор допоздна. Гусев сначала быстро захмелел, но через полчаса пришел в равновесие: вроде бы и не пил водку, а только опрокинул пару кружек пивца – и все. Говорили о всяких жизненных неурядицах, о чем-то нестоящем, только разве не коснулись погоды…

Гусев видел, с каким затаенным чувством в упор смотрела на него Лена. А когда постелила ему голубую простыню, положила взбитые, словно наполненные воздухом, подушки и вынесла мягкое пуховое одеяло, у Гусева предчувственно заколотилось сердце. Как же умасливают мужиков эти бабы перед тем, как залезть к ним под одеяло!..

А вышло совсем впереверт.

Лена появилась из другой комнаты в одной голубой рубашке, подошла к изголовью кровати и тихо, но твердо прошептала:

Я, Жень, на диване буду спать. А ты не думай ничего лишнего, спи.

И перекрестила Гусева – точно так, как когда-то делала это его сестра Нина.

Проснулся он рано, часов в шесть. Лена была уже на ногах, опять хлопотала возле плиты, то и дело поправляя на голове мелкие завитушки.

Вот ты и выспался, – сказала она легко, как старому знакомому.

Ты прости меня, Лен… Я и не знал, что бывают на свете такие стойкие создания.

Ну-ну… Выражайся попроще! Я ведь, заметь, только приветила тебя. Чисто по-человечески. А ты уж, поди, размечтался: мол, заманила тебя в теплую постельку?

Сначала, было, подумал…

И сдернул ухмылку с ее лица:

Вот теперь бы и твоих пельмешков не грех попробовать!

Наступила недолгая пауза.

Лена вытерла руки о кухонное полотенце. Скрестила пальцы на груди.

Я тебе, Жень, честно скажу. Хороший ты человек. Но, как мужик, для меня слабоват. Я ведь чуть не до утра ждала: вдруг надумаешь придти… А он, ёлки-моталки, еще и храпака завернул. Мне, Женечка, надо мужика не для утехи, а для радости. И на всю ночь… Ты уж прости за откровенность.

Так и уехал в тот раз Гусев к себе домой с надломленным чувством. А на кого обижаться? Сам во всем виноват.

Еще не раз проезжал он мимо «Харчевни», но никак не мог набраться смелости заглянуть, обмолвиться с Леной. Остались на душе тлеющие уголья.

 

И

вот пролетело столько лет. На этот раз Гусев возвращался налегке, оставив в подрядной фирме неисправный компрессор. Стоял конец поздней осени. Так же, как в тот раз, вечерело. Из «Харчевни» пробивался несмелый желтоватый свет.

Гусев зашел внутрь помещения. Здесь почти ничто не изменилось. Только вместо Лены появилась блондинистая большегрудая деваха лет двадцати.

Когда она подошла, Гусев шепнул:

Лена у вас работает?

Ой, что вы! Она еще в прошлом году уволилась. Вышла замуж за какого-то морячка-рыбачка и укатила с ним прямо до Владивостока. Присылала девчонкам письмо: будто все у нее в нормальке.

Выходит, нашла счастье… Если будет случай, передавайте привет из Верхнетомска. Она должна помнить, от кого…

Че не передать? Наш Иван Иванович иногда с ней перебрасывается эсэмэсками.

Гусев медленно пережевывал шашлык. Вялым взглядом окинул полупустой зал. Через стол у окна сидела женщина примерно его возраста с мальчиком лет десяти. В какой-то момент взгляды Гусева и этой женщины соприкоснулись. Она поднялась и подошла.

Рядом с Гусевым незнакомка выглядела намного моложе. И необыкновенно смуглая, будто весь год целовалась с солнцем.

Поинтересовалась с легкой осторожностью:

Я поняла, что вы водитель «КамАЗа», едете в сторону Верхнетомска.
Не могли бы взять меня с сыном в этом направлении. Хоть докуда. В Верхнетомске живут наши родственники. Решили их наведать, старики уже… Вот только с расчетом…

Глаза женщины смотрели на Гусева с каким-то болезненным прищуром, было в них что-то, напоминающее взгляд официантки Лены. Гусеву неожиданно захотелось сделать приятное этому человеку. Ну, хотя бы посеять, вселить в нее сиюминутную уверенность.

Есть у меня два свободных места. Если имеете какой-то багаж, тоже найдем местечко. А на счет оплаты – не тужьтесь, я денег не беру…

Так они и поехали. Женщина назвалась Таисией, мальчика звали Ромкой.

Откуда держите путь, если не секрет? – спросил Гусев.

Издалека, – махнула рукой Таисия назад. – С самого Урала. Уржумка около Златоуста. Может быть, приходилось слышать?

Нет, про Уржумку слышу впервые. А Златоуст где-то около Челябинска?

Там, там, – ответила женщина, подавив в себе легкий вздох.

Ромка дремал, навалившись плечом на спинку сиденья. Видать, намаялся в дороге мальчишка. На дорожной колдобине машину тряхнуло. Ромка приоткрыл сонные глаза, повернул лицо к матери.

Мы где, Тайк?

Все в порядке. Спи! – и шлепнула сына по коленке.

Гусеву показалось странным такое обращение мальчика к матери. По имени, фамильярно – так называть самого близкого человека нельзя. По крайней мере, это бестактно.

Таисия постаралась замять неловкость, заговорила о плохой дороге, потом перевела разговор на другую тему.

Долгое время ехали молча. Гусев думал о своих попутчиках: кто все-таки они и зачем на самом деле едут в Верхнетомск? Мальцу бы сейчас дома учить уроки, а матери сидеть и штопать ему носки. А вот прутся ж люди в незнакомую даль с одной неказистой сумкой, в которой и еды-то, пожалуй, нет – одни, чувствуется, мелкие пожитки.

Наши места красивые, – наконец, продолжил оборванный разговор Гусев, когда до города оставалось километров двадцать.

И, говорят, богатые, – заметила Таисия и уступчиво отвела взгляд.

Это, смотря для кого, – буркнул Гусев. – Есть и миллионеры, уголь сумели обернуть в доллары… А есть и уличная голь. Ты видела настоящие бомжатники?

Гусев мысленно спохватился, что впервые так просто назвал Таисию – на «ты». Но она приняла это, как должное.

Таисия широко улыбнулась, ответила:

Зачем наговариваешь на свой край? Везде есть такое. И у нас, и у вас. Время безобразное, а люди кругом одинаковые…

Въехали на окраину Верхнетомска.

Ты нас высади где-нибудь ближе к железнодорожному вокзалу.

Это с чего так?

Розыском родичей займемся с утра. Я их точного адреса не знаю. Только одни приметы в голове. Ночью искать бесполезно. Переждем на вокзале…

Гусев хотел было остановить машину, даже свернул к кромке бордюра. Но тут же передумал и твердо проговорил, будто приказал:

Остановитесь у меня. Место для ночевки имеется. Поесть тоже найдется. А утречком займетесь поисками своих родственников.

Таисия посмотрела на сына. Он согласно кивнул головой. Возражений не было.

Тогда ставим машину в гараж и шагаем ко мне. До моего дома рукой подать.

Минут через двадцать все поднимались на пятый этаж. В квартире стояла домашняя свежесть, проникавшая через открытые форточки. Гусеву это напомнило вечер, как он когда-то появился в квартире Лены. Странное чувство охватило его. Все происходило будто в зеркальном отображении. Только на Ленином месте теперь оказался он сам…

Во-первых, братцы, умываться! Лучше под душ. Полотенец у меня на целую роту. А я быстренько сполоснусь и поковыряюсь в своих запасах.

Могу помочь, если не возражаешь, – раздвинула брови Таисия.

Ты лучше Роману помоги, парень умотался в дороге.

Гусев выставил на стол все, что было в холодильнике и во встроенном шкафчике: консервы с килькой в томате, по банке огурцов и кабачковой икры, три больших фиолетовых луковицы и пару головок чеснока. Как полагается, нарезал сыру, палку чесночной колбасы. Поставил кипятить чай.

Хлеб немножко зачерствел, но с учетом кризиса в дело годится. Не возражаете? – виновато спросил хозяин.

Мы к этому привыкшие. В дороге не до ресторанных щепетильностей. Лучше скажи, как тебя звать-называть, – с затаенной усмешкой произнесла Таисия.

Ё-моё! С этого надо было начинать… У меня всегда со знакомством невезуха. Зовут меня Евгений. Для Романа – дядя Женя. Как видите, живу один. Недавно похоронил старшую сестру… Остальное не столь важно.

И вдруг промелькнуло в голове, что со времени смерти сестры Нины в его квартире впервые оказались посторонние люди. Такая мысль сначала скребанула душу, но потом почему-то подумал: как он мог до этого жить нелюдимом?

Поужинали в темпе, без лишних вопросов-расспросов. Только Таисия один разок поинтересовалась: далеко ли улица Автотранспортная?

Гусев хитро заулыбался.

И не близко, и не далеко. Она у нас везде! Эта улица огибает почти полгорода. До нужного дома доберешься от нас не сразу. Вы точный адрес знаете?

В том-то и дело, – замялась Таисия.

Ну, ладно. Утро вечера мудренее. Сейчас – на боковую… Я сплю в своей комнате, а вы, Таисия с Романом, в другой, в Нининой. Там кровать и топчанчик… Уйду на работу рано. Можете не торопиться. В случае чего, входную дверь захлопните. И все. Да закусить не забудьте!

 

З

аснул Гусев быстро. Спал как убитый. В какие-то минуты ему почудился голос сестры, будто бы она попросила воды. Гусев понимал, что это сонное наваждение, но тихонько вышел в зал и направился в кухню: самому захотелось глотнуть холодной водички.

Дверь в Нинину комнату оказалась приоткрытой, и оттуда раздавался слабый разговор Таисии с сыном. Гусеву показалось странным то, что дошло до его ушей.

Ромочка, я тебя искала не за тем, чтоб вот так взять и разрушить нашу семью…

Какая семья, Тайка? Я же тебя совсем не помню. У меня в детдоме были друзья, свобода… А тут я на привязи. Мне это надо?

Мы найдем твоего деда. Я знаю: он был порядочный человек, приютит нас. Я буду работать, ты – учиться.

Не, Тайк! Сегодня же умотаю.

У меня в кармане всего три пятака. Подожди, раздобудем какую-нибудь малость. Потом и решим…

Я видел, как он положил деньги в сервант. С ними доберусь до Уржумки.

Только не это, сынок! Спи. Он же сказал: утро вечера мудренее.

Гусев на цыпочках вернулся в свою комнату. Заснуть после услышанного разговора не получалось. Ворочался, подкладывал под голову то одну руку, то другую. Посветил мобильником. Было всего полтретьего. За окном ночная темень и девственная тишина. Распахнул створку окна. В комнату полезли освежающие запахи осени.

И тут в слабом отсвете улицы он увидел, как медленно отворилась дверь и, словно привидение, показалась в белом фигура Таисии.

Тебе плохо? – ничего лучшего не мог придумать Гусев.

Ага, – прошептала жалобным, почти стонущим, голосом Таисия. – Очень! Не прогоняй меня!

Таисия повернулась, крепче закрыла за собой дверь и, срывая с себя на ходу рубашку, прижалась всей грудью к Гусеву.

Ты откуда такая взялась? Незаласканная…

Не знаю. Наверно, Бог послал…

Захлестнутый потайным чувством, Гусев потерялся во времени. Почувствовал щекой, как по ее лицу в подушку стекают слезы…

Потом, оба обессиленные, они долго и молча лежали лицами к потолку.

Прости меня! – проронила Таисия. – Я тебе хотела все рассказать…

Не говори ничего!..

В этот момент Гусев заметил, как под дверью появилась полоска от электрического света. Значит, в зале кто-то был. Гусев попытался встать, но Таисия, сжав его руку, перехватила движение.

Не надо, не ходи!

И потом громче и просительно:

Только не бей его!

Гусев в одних трусах распахнул дверь и увидел, как мальчик в серванте среди тарелок, салатниц и прочей посуды пытается отыскать заветный сверток с деньгами.

Увидев хозяина квартиры, он отдернул руку.

«Бить», говоришь… Да я тебя просто убью, щенок! Ты что здесь у меня колупаешь? Ищешь холодной водички или захотел горячего чаечка?

Не надо, дядя Женя! Я скажу всю правду… Не вор я… Я не хочу жить с Тайкой… Я хочу вернуться на Урал. Там у меня дом. А здесь никого. Простите меня, дядя Женя! Только не бейте…

На глазах мальчишки навернулись слезы. Из «наглого преступника» он в какие-то секунды превратился в жалкое создание с большими серыми глазенками.

Гусев подошел к нему, положил ладонь на съежившееся плечо, выговорил с грубоватой ласковостью:

Эх, ты, перец чихучий… Со мной надо советоваться! Ведь гость же все-таки. Денег попросил бы взаймы. Вырос – и вернул бы. А так шкодить по-мелкому… мерзостно. Ты меня понял?

Ага, – всхлипнул Ромка. – Ведь я же не хотел. Просто думал, что так будет лучше…

Таисия застыла в проеме двери, прижав к груди край короткой ночнухи. Она не проронила ни единого слова, пока Гусев говорил с ее сыном.

Наконец, обратившись к хозяину, успокоенно сказала:

Мы пойдем спать. А утром ты, Евгений, скажешь, как с нами быть дальше… Прости, если сможешь!

Какое утро?.. Оно уже за окном. Шесть часов… Я в это самое время собираюсь на работу. Идите к себе, а я хозяйством займусь. Через час объявлю для вас подъем.

Гусеву не хотелось впутываться в незнакомую ему историю, которая как хвост тянулась за приехавшими в Верхнетомск людьми. Непонятные отношения матери с сыном… Но чем-то трогательным повеяло от этой женщины Таисии – человека с неясной и, наверное, сложной судьбой. И в перепуганном пацане с тикающими зрачками он почувствовал скорее доброе тяготение к себе, чем нелюдимый оскал звереныша. Хотя, Бог с ними! Вот через два часа, на правах хозяина, накормит он случайную парочку, и пусть разыскивают на Автотранспортной своих дорогих родственничков…

Завтракали молча. Еда не лезла в рот. По-быстрому с мятным пряником выпили пустой чай, только Ромка положил в стакан три ложечки сахара.

Вышли из подъезда. Гусев вгляделся в лицо Таисии. А ведь симпатичная, чертяка! Откуда такие берутся?.. А что рыжая, так это даже хорошо. Чем рыжей, тем дорожей…

Гусев вспомнил, как на цыпочках одолевал ночью дорогу до кухни, как неожиданно открыла дверь в спальню Таисия…

Вон туда меж кирпичным и панельным домами шуруйте. Уткнетесь в безымянный переулок. Там одноэтажные избенки. Минут через десять начнется ваша улица. На ней разберетесь, в какую сторону надо. Если устроитесь, забегайте. Буду рад. А ты, Роман, держись матери. Семейный коллектив – он для людей самый надежный. По себе знаю…

Гусев залез в карман, достал заранее приготовленную пятисотку, протянул Ромке.

Детишкам на молочишко! Сам распоряжайся. Большой уже. Мать мороженым угостишь, газировки купишь. Ишь день какой обещает быть. Без жары не обойтись.

Таисия попыталась, было, остановить жест Гусева:

Не надо, не бедные мы…

Таисия повела плечами. Ромка вспучил от удивления глазенки.

Народ у нас богат, ты права. Только скудность народа в наличности…

Фраза, брошенная Гусевым, повисла в пространстве. На этом и расстались.

 

Ц

елый день не выходила из головы встреча с забавной семейкой. Разные чувства переполняли душу Гусева, когда он возвращался к мысли о Таисии и ее сыне. Женщина, видать, неплохая. Да и пацан терпимый, без ленцы в руках, только над ним мужицкие руки нужны… А то, что в сервант полез, это, точно, по глупости.

День у Гусева проскочил незаметно. Главный механик Фадеев, довольный успешной поездкой подчиненного, потряс руку Гусева.

Молодца! Все у тебя, Женька, по уму.

И хитро прищурил и без того узкие глаза.

Обрадую: готовься опять в дорогу, теперь до самого Екатеринбурга. Там для нас уже загружен контейнер с вентиляторами. По железной дороге – это ж когда он придет? А ты за неделю обернешься… Ты у нас, Женька, как метеор.

Метеоризмом не страдаю, Нефедыч!

Фадеев, довольный шуткой, гыгыкнул.

Гусеву не понравилось такое сообщение главного механика. Он принял его вяло, но без видимых возражений. Надо – значит, надо! На то она и работа. За то и платят.

Когда он вернулся домой, сразу полезли мысли о Таисии и ее сыне. Наверно, отыскали они нужный дом, теперь жуют пирожки и угощаются вишневым вареньем. Увидев мимоходом свое отражение в зеркале, Гусев улыбнулся, даже подмигнул себе: почему именно пирожки с вареньем? Глупость какая-то…

Полежал на топчане, где провел ночь Ромка. Прикрыл лицо газетой. Почувствовал, как быстро налегает дрема. Гусев знал, что если он поддастся накатившему состоянию, то уйдет в сон надолго, а потом проснется часов в десять вечера. И не поужинал вовремя, и спать – не спать, проваляется до середины ночи …

Он резко поднялся, направился в кухню. Сготовил бесхитростный ужин, потом долго сидел за столом, глядя, как небо заливается темной синевой.

Опять на ум пришли странные гости. Таисия со своим Ромкой наверняка забыли о нем. Встретились случайно и так же разлетелись, как будто ничего в жизни не произошло… Нет, все-таки что-то важное было… От этого в глубине души остался щемящий осадок.

У соседей по этажу скрябали дрелью по бетонной стене: снова пытались высверлить дырку под гвоздь для очередной картины. Вот уж эти упертые эстеты, любители живописи! Тащат в квартиру все, что кто-то намалевал маслом и всунул в красивую рамку…

А все же было вчера не плохо, – с неподдельной теплотой и грустью подумал Гусев о своих недавних гостях.

Перед глазами возникла Таисия. Стоит с мятным пряником в руке… Взгляд восторженный и проникновенный. А вот опять она. Обдающее свежестью от нечаянной близости прерывистое дыхание, когда он обнимал ее… Да и пацан Ромка никакой не вор, чертенок с жиденькими волосами, ему б отца только…

Кто-то неуверенно постучал в дверь.

«Опять за сверлом», – подумал мельком Гусев и представил худющего соседа, постоянно выпрашивающего то молоток, то плоскозубцы. Доходяга сосед никогда не пользовался звонком. Стучал костяшкой среднего пальца, причем так тихо, будто боялся напугать Гусева.

Ну, че? Сверло сломилось? – без предисловий начал Гусев, открывая дверь.

К своему удивлению он увидел, что у порога стоит Ромка, а за ним на последней верхней ступеньке лестничного марша – Таисия.

Вы откуда? – ошарашенно выговорил Гусев.

Дядя Женя, пустите переночевать, – умоляюще заговорил Ромка.

Таисия молчала.

Тогда чего стоите? – обратился Гусев к ней. – А ну, в дом!

Молча вошли в прихожую. Таисия поставила возле порога тощую сумку. Не раздеваясь, она изложила причину своего появления.

Никого из родни мы так и не нашли. Люди подсказали, что бабушка давно померла, а деда нашего в какой-то приют для одиноких увезли… Там, где их дом стоял, теперь глубокий котлован. Стройка будет… Хотели на вокзал, но побоялись полиции. На Ромку у меня с собой никаких документов. К чему лишние неприятности? Вот он и предложил к тебе…

А сама бы не догадалась?

Нет, не осмелилась бы…

Так они остались на второй ночлег.

Гусев ничего больше не спрашивал. Слушал скупые слова пришедших. Смотрел, с какой жадностью ест Ромка. И как Таисия осторожно ковыряет вилкой пластики жареной картошки. Гусеву хотелось обнять эту женщину и сказать: «Ну, что ты, дурашка! Это же для тебя… Для вас!».

Будем двигаться к Уралу. Ромке надо учиться. А я где-нибудь устроюсь, медсестрой отпахала почти десять лет… Вот так вот, дорогой Евгений Батькович!

Планы дельные. Я поддерживаю такое решение. Со мной и укатите!

Здорово как! – восхитился Ромка. – Правда, Тай?

Не тай-май, а мать она тебе. Мамой надо называть! Понял?

Ромка смутился:

Я еще так не умею… Не привык.

Надо привыкать. Другого пути у тебя нет!

Ромка озадаченно поскреб ухо. Улыбнулся, глядя на Гусева озорными глазами. Жидкие его волосенки вздымались, словно сизый дымок.

«Оживает, – подумал о мальчике хозяин квартиры. – Но без семьи засохнет, как растение без полива».

Выпрямился, потянув руки назад.

Значит, договорились. Поживете у меня денек-другой – и покатим, Роман, в дальний путь. Я вас не только до Златоуста довезу, а прямо до самой Уржумки. Или как ее?.. Такой у меня хитрый план. Согласны?

Таисия молча кивала головой. Ромка сидел, восхищенный предстоящей поездкой.

Наконец, Таисия с сомнением произнесла:

А, может, не надо, Евгений… Зачем из-за нас так разбиваться? Это ж тебе будет в наклад. Я знаю дальние дороги… Мало ли что?..

Все, все! Сказано – будет сделано. Идите, ложитесь спать…

До середины ночи не мог он заснуть. Пытался найти ответ: зачем далась ему эта семья? Вроде никогда не замечал за собой, что он такой добренький. Какие могут быть общие дела между ним и этими чужими людьми?!.

И вдруг понял: его тяготенье таится в тоске Таисьиных глаз и в надежде, которая просвечивалась в ухваченном взгляде Ромки. Ведь у него самого на душе перемешались эти два чувства – вечная грусть и такая же надежда. Вот, оказывается, что может связывать их всех троих.

Еще Гусеву пришла в голову мысль: он не может, не должен расстаться с этими случайно встретившимися людьми. Определенно, не может. Значит, Гусев обязан принять важное и окончательное решение: как ему жить дальше…

С такими рассуждениями он забылся и уснул глубоко, как боец после выигранного сражения.

 

Р

ано поутру Гусев открыл глаза и почувствовал, что из кухни расплывается запах чего-то знакомого и вкусного. Он осторожно направился в ванную. Увидел, как у плиты сосредоточенно колдовала Таисия. Женщина тоже заметила появление хозяина, смутилась.

Вот надумала тебе завтрак приготовить. В полночь проснулась и не могла заснуть. Рукам работа нужна. Без дела не могу, не привыкла.

Спала бы… Не семеро по лавкам.

Не скажи. Ты такую обузу на себя принял… Я вовек не забуду.

Уж прямо «вовек»! Нормальные мы все люди. Так и должно быть.

Когда Гусев появился на кухне, выбритый и причесанный, Таисия попыталась скрыть волнение.

Есть же в Сибири настоящие мужики!

Ну-ну! Кукушка хвалит петуха за то, что валит он кукушку…

Да нет… Я ж от всего сердца. Просто давно не встречала таких людей. Я люблю силу, но не грубую…

Вот и встретила… Думаю, не зря.

После этих слов Гусев понял, что он принял свое решение окончательно. Но не осмелился сказать о нем сейчас.

 

Ц

елый день Гусев готовил со слесарями «КамАЗ» к дальней поездке. Выписал командировочный лист, получил деньги – и на дорогу, и заодно аванс. Уговорил Фадеева под каким-то соусом вписать конечным пунктом поездки станцию Уржумку.

Вечером пришел домой уставший, но довольный. В квартире от самого порога царил идеальный порядок.

А меня, дядя Женя, мамка заставила пылесосить, – прищурил один глаз Ромка.

Не мамка-лямка, а мама! Понял? Звание старших надо уважать.

Конечно, понял. Только мне еще трудно…

У нас говорят: не умеешь – поможем, не хочешь – заставим. Сообразил? А?

Вроде да…

Тогда все за дело! Я кой-чего вкусненького прикупил, – и протянул Таисии пакет с продуктами. – Ты, Роман, против зефира в шоколаде не возражаешь?

Кто от него откажется? – почесал ухо Ромка, мелко мигая. – Это ж вещак, а не кошак рогатый!

После ужина Таисия отправила сына спать. Сама осталась в кухне убирать со стола и мыть посуду. Гусев сидел на стуле и молча наблюдал за женщиной.

Давай помогу, – наконец, предложил он.

Вот еще! Ты даже не знаешь, как радостно мне все это делать.

Управившись с уборкой, Таисия подсела к Гусеву на стул с другого конца стола. Они смотрели друг на друга в упор и без слов. Молчание нарушила Таисия.

Наверно, я не имею права говорить тебе это, но ты, Евгений Батькович, не прав.

В чем неправ? – встрепенулся Гусев.

Догадываюсь, что задумал для нас хорошее дело, но не посоветовался, не поговорил со мной.

А как это влияет на наши отношения?

Просто. Ты даже не знаешь, кто я такая и откуда.

Не глупый, все вижу. Где не вижу, стараюсь досообразить.

Таисия набрала в грудь воздуху, словно собралась прыгать в глубокую воду. Резко выдохнула.

Тогда слушай, что я тебе скажу. Я около месяца назад вышла из мест заключения. По приговору суда отбыла там десять лет. Как говорится, от звонка до звонка.

По лицу Гусева прокатилась волна недоумения.

За что?

Если конкретно, то за убийство. Это тебя устраивает?

Неправда! – протестующе попытался остановить Таисию Гусев.

Правда! Какой смысл мне наговаривать на себя? Только прошу: выслушай меня до конца.

Она перевела дыхание, продолжила:

Выскочила я замуж ровно в двадцать лет, не доучилась год в медицинском. Мой муж был известным в Челябинске бизнесменом, занимался строительством. Через несколько лет у нас родился Ромка. Когда сыну было два года, партнеры по бизнесу убили мужа. Был, знаю, заказной киллер, но в убийстве обвинили меня. Все сложилось удачно для бывших дружков мужа. Поработали нужные для них следователи и подставные свидетели. В суде мне не помогла никакая защита. Хорошо, что на время Ромку упустили из виду. Подруги определили его в детский дом. Ну, а меня, слава Богу, позабыли лишить родительских прав…

Но ведь многие освобождаются раньше срока…

Это не мой случай. Те ребята делали все, чтоб я вообще не вышла из-за проволоки. За это время они отжали бизнес мужа, а у меня не было никаких надежд на УДО. Так принято звать на зоне условно досрочное освобождение…

Ты многое пережила.

«Пережила» – не то слово. Это называется – инобытие за колючей проволокой. Сохранила себя только потому, что имела какое-то медицинское представление. Работала и на лесосеке, и в местной больнице медсестрой. Короче, когда я вышла, то первым делом подалась к Ромке. Он меня знал только по фотокарточкам да открыткам. А тут объявилась живьем… Я по-существу для него и сейчас «никто». В лучшем случае, просто Тайка. Практически, выкрала Ромку. Решила с ним добраться до Верхнетомска. Здесь у родителей мужа должны были храниться кое-какие его бумаги. Но, как видишь, Ромкина бабка успела помереть, а деда ищи-свищи… Так что поиски стали бесполезными. Теперь хочу сына временно вернуть в детдом, а сама устроюсь на работу недалеко от него… Так что нам, Женечка, исцеляться еще долго.

Таисия замолчала, опустила влажные глаза.

Гусев встал, подошел к Таисии, обхватил ее лицо широкими ладонями, прижался к жарким губам. Он целовал и чувствовал, словно свежий хлебный аромат доносится из далекого детства…

Мы, Тая, перевернем вместе тяжелую страницу вашей жизни, – выдохнул, наконец, Гусев. – Мы все сделаем по уму!

 

П

ервые лучи солнца застали их в дороге. Свет выстилал перед «КамАЗом» ровную асфальтовую дорогу. Гусев, нахохлившись, смотрел вдаль. Ромка, захотевший сидеть рядом с дядей Женей, хрумкал чипсы и глубокомысленно чесал за ухом. Уж ему-то будет что рассказать своим дружкам о дальней поездке в глубину Сибири. Таисия, привалившись к дверце кабины, дремала.

А Гусев перекладывал в голове мысли о сложившейся ситуации, о завтрашнем дне и вообще о превратностях жизни. Он знал: во что бы то ни стало, доберется до Уральских гор и даже до этой неведомой Уржумки. И потом вернется домой. Только уже не один, а вместе с Таисией.