Правая рука – речь

Правая рука – речь

Стихи

Детское

 

Как учили – так и стало,

дело было в лоне Речи:

правая рука – Река,

левая рука – Лес.

 

Ложе – лошадь,

спинка – отчим.

Кнут и пряник.

Не перечим.

Правая рука – Речь.

Левая рука – Ложь.

 

Так и ходим

левой – правой.

Так и машем

правой – левой.

Правая рука – Жизнь.

Левая рука – Смерть.

 

 

ЦАРИЦА БОЛОТ

 

В тайге горючей,

втайне желанный

мне повстречался Лось буланый.

В рогах он нёс Булонский лес,

высокий посох благоуханный

и пёстрый пояс лесных принцесс.

 

И Лось венчал меня на царство.

Царицею болот назвал.

Делился знанием-знахарством,

целил и раны заживлял

зверям, и духам, и царице –

нет-нет, да пятку уколю, –

и всякой сойке и кунице,

бурундуку и глухарю.

 

Таёжный дух, Упырь болотный,

Лешак и полевой Шишок

через кикимор и моритвар

пускали по тайге слушок:

что, мол, царица – подставная,

и нету права у неё:

её корона – травяная,

а трон – болотное гнильё.

И я не топнула ногою

(ведь Топь-страна тебе не плот!) –

домой – с короной травяною

да с комариною фатою,

по кочкам-кучкам,

волком воя –

покусанною, но живою –

пришла –

царицею болот!

 

 

САДЫ ДИАНЫ

 

В запущенных садах который год

Никто не гуливал. Вселесая Диана

Забыла отсчитать: закат, восход.

И время встало там, вполтрезва иль вполпьяна.

 

Не трогает уснувшие листы

Ни птица умная натруженным крылом,

Ни ангел, пролетающий на службу,

Ни конь копытом, ни поэт стилом.

 

Зачем-то средь тоскующих дубрав

Закат оставлен был на фазе увяданья.

На фазе выдоха и тёмного страданья,

На скору руку. Не прибрав

 

Тропинок и сухих оврагов,

Богиня двинулась неведомо куда.

Ни шороха. Ни шёпота. Ни шага.

 

Зачем Богиня здесь полуприкрыла дверь?

Куда она одна теперь, без Сада?

Кто в её списке горестных потерь?

Кому тот список пополнять не надо?

 

 

БУМАЖНЫЙ ЧЕЛОВЕЧЕК

 

Словно лопнула струнка, –

сижу в сторонке,

гляжу сторожко.

Я – человечек маленький:

головка – пузико-

ручки-ножки.

Я – человечек бумажный:

ручки – крылышки,

ушки – пропеллер.

И, что единственно важно:

человечек я певчий.

 

Только представьте себе это чудо:

бумажный человечек летит, поёт!..

Ему не страшны никакие простуды

и крики снизу, что он идиот.

Ему не страшно, что дует ветер.

Дунул – и нет его!

Зато – пел.

И, если ты бумажного встретил, –

значит, и ты чего-то успел.

Бумажные человечки –

смешная формация:

недолго живущий летящий народ.

Но как украшают белковые нации:

поют и летают

круглый год.

 

 

ПРОЩАЙ, СОВОК

 

Шёл совок с авоськой

за буханкой хлеба.

В брежневскую пору

всякий так ходил.

Вдруг – сосед с сосиской,

с полбутылкой водки.

Если сроду не пил-

сразу бы запил.

 

А куды? В киношку?

Во дворе – в картишки?

У жены, как правило,

голова болит.

На дворе прохладно.

Бегают детишки.

У кого под ложечкой

да не засвербит?

 

И совки киряли,

головой кивали.

Своего соседа

всякий уважал.

Водки не хватало –

за угол бежали.

Если ты не бегал, –

значит, уж лежал.

 

Годы миновались.

Новая Россия

буржуазно пыжится

изо всех витрин.

Где совки с авоськой?

Лишь бомжи косые.

Где сосед с сосиской?

Вовсе откосил.

 

Вроде бы не жалко:

зоны с автоматчиками.

Коммунизм отдельный –

только для ЦК.

Ну, тоска случается

о бычках в томате.

О кулёчках с мятною

в потных кулаках.

 

Мы-то были живы!

Были мы нелживы.

Честно мы уважили

мир – труд – май.

А теперь-то жизни

на алтарь наживы

положили заживо.

Прощай, совок, прощай.

 

 

 

 

ЧУКОТКА

 

Ни для кого не остаётся места

в судьбе.

Я – из другого теста, я – не невеста

тебе.

Да, мы не пара. Мы не пара.

Не пара мы!

Мы как татары из-под Самары

с фанфарами

сочтёмся славой. Залижем раны.

Построим дом.

И я – такая – и без охраны, –

где по льду,

где – подо льдом

пройду проломленной подводной лодкой

и всё сломлю.

Материк! Материк! Я – Чукотка!

Люблю! Люблю.

 

 

БАНДЖО

 

Неподстрижен, неподкупен,

не побрит,

в жёлтой кофте

и с кудлатой головой

музыкант на табуреточке сидит

и из банджо извлекает –

боже мой!.. – души!..

предков, не ушедших никуда

и витающих как птицы среди нас.

Души деток, не рождённых никогда

и проявленных в сиянии влажных глаз.

Души тех, кого мы любим, но молчим.

И они молчат и любят нас.

Души ангелов, к которым мы стучим

с табуреточки,

на банджо,

в этот час.

 

 

БЯКУШКА

 

Я дважды мать,

многажды бабушка,

и Божьей волею – поэт.

Но для страны – букашка, бякушка:

как не было меня – так нет.

 

Мои низины заболочены,

пожары жрут мои дома…

И где сыны мои и дочери?

Сума их гнёт? Гнобит тюрьма?

 

Меня сачком ловили – бабочку,

за мной охотились гурьбой,

но душеньку букашку – бякушку

я сохраняла за собой.

 

И воровали, и растаскивали,

и норовили расклевать,

и жгли огнём, ножом напластывали

мне душу – Бога, душу – мать.

 

Но я многажды стану бабушкой,

да и прабабушкой, ей-ей!..

И уж потом букашку – бякушку

сниму с заслуженных костей.

 

 

* * *

 

Листья, листья, –

да вдруг снежок.

Быстро-быстро летит возок.

Эй, купчина, слезу утри!

Пронесёмся на раз-два-три!

по Мильённой, –

да прыг в шинок,

у камина согреешь бок!

Зычный голос летит с облучка,

и рука у возницы крепка!..

Вороная кобылка летит,

Да ледок по-над речкой блестит…

Да. Троллейбус. И век не тот.

Первый снег по проспекту идёт.

 

 

ПТИЦЫ

 

Ни на секунду меня не признает

Зелёная птица

дочерью счастья и ласки,

подругой судьбы безмятежной.

 

Синяя птица отчаянья

часто кружится

над головою моею,

над городом белоснежным.

 

Гордая Чёрная

мне раздаёт полнолунья,

время отмеривает,

секунды по чашечкам мажет.

 

Дикая Красная

страстью когтит меня гневно, –

словно невольницу вывели на продажу.

 

Птица Оранжевая

семью мою холит и множит.

Горсточку семечек бросишь ей –

новые детки.

 

Белая птица

надежду несёт бестревожно,

сны охраняет,

бессонниц сажает по веткам.

 

Жёлтая птица,

о Жёлтая птица измены,

ненависти, перемен и обманов!..

 

Жёлтая птица стать

Золотою стремится.

и осенит, охладит,

остудит мои раны.

 

 

Томские писатели поздравляют Ольгу Григорьевну

с юбилеем и желают ей новых творческих успехов!