Психопатические свойства характера

Психопатические свойства характера

1.  Андэр – имя чисто еврейское, ибо на языке, близком идишу, это имя означает «другой». Его контакты с языком идиш продолжались до шестилетнего возраста. В доме говорили между собой только на языке идиш. А потом, вдруг, отец и мать стали говорить только на русском языке. И когда он начал по этому поводу возмущаться, они стали убеждать его, что языка идиш они не знают и слышат о таком языке первый раз. Теперь он понимал, что в связи со сталинской послевоенной политикой, за разговор на языке идиш можно было загреметь в тюрьму. Так оно время от времени и случалось. Его тетка, ее звали Ривкой, царство ей небесное, на те времена молодая девушка, не являвшаяся преступницей и не нарушавшая государственных законов, загремела в тюрьму на два года. Знать бы, по какой статье. Весьма вероятно, что её преступление имело отношение не к языку идиш, а к опозданию на работу в военное время. И еще один штришок из далекого прошлого. Поскольку Андэр относился, с точки зрения органов госбезопасности, к неуправляемым, он состоял на учете в психоневрологическом диспансере. Его борьба с этими недоумками закончилась вроде бы в его пользу, но с диагнозом, как ему помнится, «психопатические свойства характера». Однако при этом он продолжал работать в одном из конструкторских бюро. Работа было ответственная – авторский надзор: в случае несостыковок выдача технических решений и финансирование проектных изменений. Никаких шизоидного типа срывов он за собой не замечал. Когда ему удалось добиться выезда в Андэрузию, его начальник, белорус по национальности, с которым он был в приятельских отношениях, всплакнул и, вытирая тыльной стороной ладони  слёзы, сказал с укоризной – на кого же ты нас, андэрузская морда, покидаешь? 

После полученного разрешения на выезд он покинул места своего отеческого пребывания и в итоге оказался в небольшом андэрузском посёлке, именовавшимся Андэр-Яковом. С момента прибытия ему сразу же предоставили место постоянного жительства. Достаточно просторное. На количество квадратных метров он не жаловался. Почти впритык к дому, в котором он жил, возле которого располагался на огромном участке апельсиновый сад. Но росли в этом райском месте и другие цитрусовые – лимоны, мандарины, грейпфруты. Водились змеи. Но Бог миловал. Ни одна из них его ни разу не укусила. Он бы и не вспоминал такие подробности, но этот сад кому-то из владельцев явно не давал покоя, потому что площадь, на которой сад находился, была немалая, а значит, имела большую материальную ценность. 

А на садовые деревья владельцу в общем-то было наплевать. Но быстро продать весомый кусок земли у него не получалось, и в процессе этого его тянуло на новшества, по подсказке сообщества знающих садоводов. И в одно прекрасное утро Андэр, проснувшись, увидел за окнами своей квартиры уничтоженные деревья, срезанные под корень. Через неделю на всей территории сада вместо варварски срезанных деревьев были пробуравлены ямки, в которых появились саженцы. С какой целью, непонятно. Для того, чтобы эти саженцы превратись в плодоносящие деревья, требовался не один год.

2. Поселок Андэр-Яков ничем особенным не выделялся. В центре поселка возвышалась кучка четырехэтажных зданий. С транспортом у местных жителей проблем не было. Жили они явно не бедно.

Поселок Андэр-Яков занимал значительную площадь. Расстояния от одного андэр-яковского участка до другого были заметно ощутимыми и в основном пустовали, зарастая в летний сезон дикорастущими травами. На исходе лета травы высыхали, и сквозь этот сухостой пешим пробиться было невозможно, разве что в кровь исцарапав ноги.

Андэр, с его стремлением к отшельнической жизни, приучил себя к внутреннему диалогу со своим воображаемым собеседником и, казалось бы, не скучал. Приветствовал с доброжелательной улыбкой андэрузцев, с которыми он уже успел познакомиться. И те приветственно кивали ему в ответ (если это были женщины), а если мужчины – приподнимали широкополые фетровые шляпы, которые они не снимали в любую жару. И правильно делали, потому что если бы они эти шляпы снимали, то андэрузское солнце немедленно высушило бы их мозги, оставив на огненных андэр-яковских улицах одни лишь черно-фетровые шляпы, похожие на приземлившиеся миниатюрные НЛО.

Ах, да – вспомнилось! – Андэр когда-то (лет десять тому назад) приютил собачонку, понимавшую каждый его жест и каждое слово. Он дал ей имя Пипса. Но постарела Пипса – подошла к своему преклонному возрасту. Бывало, лежит на подстилке, положив морду на лапы, и смотрит опечаленно на Андэра, словно желая ему что-то сказать на прощание.

Однажды, ранним утром проснувшийся Андэр обнаружил, что Пипса не подбежала к нему, чтобы пожелать ласковым тявканием доброго утра. Умерла Пипса. А сосед, случайно заглянувший к нему в эти ранние часы, глянув на Пипсу и склонившегося над ней Андэра, сказал: «Она сдохла!». Андэр решил было закопать Пипсу в бывшем апельсиновом саду, но оголённый от прежних деревьев сад казался Андэру слишком уж открытым для любопытствующих.

Андэру было почему-то неприятно хоронить своего друга рядом с соседними домами, вплотную подступающими к апельсиновому саду – бывшему саду, изуродованному вырубкой прежних деревьев. После недолгого раздумья Андэр завернул трупик Пипсы в целлофан и, прихватив лопату, отнес на соседний пустырный пригорок. Пустынный когда-то.

Вскоре в районе того участка, где Андэр похоронил Пипсу, началось строительство, и буквально на глазах вознесся огромный супермаркет.        

3. Когда апельсиновый сад еще существовал в своем изначальном виде, Андэр выбирал маршруты прогулок, выискивая нехоженые тропинки. Обычно это были какие-то развалины, в которых ютились в непомерных количествах ящерицы и змеи. Ядовитые или нет, об этом Андэр не имел никакого представления. Ему в этом отношении повезло, потому что ни одна ядовитая тварь его ещё не укусила.

Андэр задавался вопросом самому себе, почему так, но ответа не находил. Однако со временем пришел к выводу, что проживающие в развалинах змеи, ящерицы и даже насекомые привыкли к его безобидным прогулкам и принимают его за диковинную миролюбивую живность, не приносящую им никакого вреда. Андэр догадывался об этом, потому что вороны, обжившие все эти развалины, встречали Андэра каким-то особенным, смягченно-дружелюбным карканьем.

Если не учитывать присутствия на свалках весомого количества металлических отбросов, – говорил Андэр самому себе, – то невольно возникает вопрос: откуда появились в этих местах развалины? – вроде бы ни от одного из старожилов о каких-либо боях в районах Андэрузии он не слыхал.

Вопрос Андэра был вполне закономерным. Но, вероятнее всего, что продолжительность жизни людей, населявших Андэрузию, была на несколько порядков выше, в сравнении с прерывистой продолжительностью случавшихся исторических событий. В связи с этим жители не придавали значения кратковременности местных трагедий, иногда случавшихся даже в таком убогом месте, как Андэрузия. Никаких учебников по истории Андэрузии не существовало. В общем-то, можно считать, что Андэрузия своей истории не имела, но жизнь при этом продолжала катиться как факт, вне какой-либо исторической значимости.

Андэрузские ученые считали, что любая попытка описать историческое событие и зафиксировать какую-либо конкретную дату является заведомо ложной. 

В Андэр-Якове было вполне достаточно разного рода торговых точек. В одной из таких трудились два брата. Старший имел дело с денежной кассой. Младший, будучи физически более сильным, выполнял погрузочно-разгрузочные работы. И оба брата были равноправными владельцами одного и того же продуктового магазина, и оба были коренными жителями Андэр-Якова. Младший заприметил Андэра и любил над ним подшучивать, хотя Андэр никаким образом на все его подначки не реагировал, ибо шуточки, отпускаемые в его адрес, умными назвать было невозможно, юмора в них никакого не было, а если начать отвечать, то такое отношение ставило бы Андэра на один уровень с постоянно задевающим его дебилом. Но случилось невероятное.  Младший ехал на своей легковушке на работу. Остановился на перекрестке, но так и остался там стоять. Оказывается, у него в этот момент остановилось сердце.

Следует заметить, что в Андэрузии случаи внезапной и беспричинной остановки сердца у местных жителей происходят довольно регулярно и с какой-то чуть ли не мистической последовательностью.

4. Ох уж эти «психопатические свойства характера». Они имели свойство бесконечного растяжения, и следуя за Андэром неотступно, перекочевали из мест его бывшей родины в Андэрузию и далее в Андэр-Яков, чтобы здесь приобрести окончательную неуничтожимость. Кто-то из андэрузской администрации, вероятно, бережно хранил дело Андэра. И это отражалось на его судьбе.

Как ни старался он устроиться на работу по своей специальности, у него ничего не получалось. А одна из женщин, работавшая в отделе кадров, предупредила его напрямик о том, что высококвалифицированной работы он не найдет.

С такой характеристикой, как у вас, – сказала она, просверливая его своим безапелляционным взглядом, – вам придется работать только с метлой.

Как это, с метлой?! – переспросил Андэр с возмущением.

Подметать улицы! – уточнила кадровичка, показав интонацией, что разговор окончен.

И что же?

Эта женщина оказалась абсолютно права. Покрутился мужик некоторое время в организациях, где, судя по объявлениям, имелась работа, но безрезультатно – на работу его нигде не принимали. И в итоге нашел Андэр в Андэр-Якове три десятиэтажных дома и приступил к работе, предсказанной в отделе кадров проницательной женщиной, взяв в руки метлу, ведро для воды и швабру.

Добавочно следует заметить, что прервать свое чернорабочее действо он не мог. Простуду и все прочие случавшиеся болезни вынужден был переносить на ногах. За любым перерывом в работе тут же появлялись коренные андэрузсцы, готовые подметать улицы и мыть подъезды.

На работу он ездил на велосипеде, который скрипел под тяжестью тела, словно ржавая пружина. И возвращался на нём же. Спал на полу, бросив на пол матрас.

Просыпаясь, читал до полуночи, если было что читать. Утром снова работа – метла, ведро и швабра. Двери трёх домов то и дело открывались, и жильцы расползались, словно тараканы, кто куда – в основном по убогим андэр-яковским учреждениям. Возвращаясь в очередной раз домой, Андэр заметил выброшенное компьютерное кресло. Оно было протёртым в нескольких местах и с вырванными кусками поролона.

Отремонтирую, – решил Андэр и, когда стемнело, приволок кресло домой. С момента истории с найденным компьютерным креслом прошло более двадцати лет. Давно можно было приобрести новое, но Андэр, привыкая к вещам, не любил их менять и с упрямством ремонтировал, предпочитая постоянство в своей жизни.

Стены дома, в котором жил Андэр, соприкасались с наружной стороны с пространством бывшего апельсинового сада. В листве этих деревьев, окружавших плотным кольцом ближайшие здания, обитали самые разнообразные насекомые, среди которых встречались и ядовитые. Местные жители привыкли к такому соседству и не придавали этому значения – вполне возможно, потому, что выработали противоядие. В один из дней Андэр бросил на пол матрас и уснул, как обычно. Проснулся от боли, пронзившей ногу. С трудом дотянулся до выключателя и нажал кнопку. Между пальцами его ноги извивалась огромная сколопендра. Андэр, оторвал кусок туалетной бумаги, накрыл ею ядовитую тварь и выбросил за окно. Боль в ноге не утихала. На улице полночь. Куда с такой ногой бежать? Кому звонить? У кого просить помощи?

Пусть идет как идет, – решил Андэр и заставил себя прижаться спиной к матрасу, будто там таилось какая-то спасительная сила. И правда, боль быстро утихла, и Андэр уснул. Утром он глянул на место укуса, но каких-либо изменений не обнаружил.

«Наверное я адаптировался к ядам, – подумал он и добавил мысленно, – вероятно, как и все местные жители». 

5. Андэр, как и было написано выше, занимался уборкой многоэтажек. Но это было не всегда так. С момента получения жилплощади в Андэр-Якове ему пришлось зарабатывать себе на жизнь и в других местах. Подвязался он слесарничать в местной мастерской. Место было захламленное. По всей площади мастерской валялись металлические обрезки, разбросанные в хаотическом беспорядке. Человек, которому он подчинялся, и сам слесарничал в той же мастерской. Техника безопасности не соблюдалась, и, к слову сказать, что она такое, эта безопасность, никакого понятия не имелось.

С захламленностью боролись периодической уборкой помещения, которой хватало ровно на один день, ибо на следующий день хламьё самовосстанавливалось. В мастерской изготовлялись сейфы. Продув вентиляторный, и никакой вытяжки. Сейфы, как правило, были двойными с использованием теплоизоляционного материала – стекловаты, микроскопические пылинки которой витали по всей мастерской. Этот погибельный воздух приходилось вдыхать невольно – пылинки впивались своими микроиглами в легкие и оставались там навсегда.

Андэр проработал в этой мастерской не больше двух месяцев. Сбежал вовремя. А его напарник через два года после этого врезал дуба, оставив на память андэр-яковцам пятерых своих детей – мал мала меньше.

И еще одна достопримечательность Андэр-Якова, вернее, не самого поселения, а ближайшего андэрузского базара.

Придётся сделать небольшое отступление, ибо сходу не объяснишь.

Скажем так, что не все андэр-яковцы были зажиточными. Некоторые перебивались со дня на день, но визуально эта бедность не отличалась от тех, кто ни в чем не нуждался. Можно со стопроцентной уверенностью утверждать, что голодающих в Андэр-Якове не было. Объяснялось это довольно просто. Центральный базар находился в Андэрузии. Последний рабочий день недели считался неимущими наиболее рентабельным.

В конце недели торговцы выбрасывали, как мусор, массу продуктов, которых не успели продать. В этом мусоре рылись и копались те андэр-яковцы, у которых, кроме прожиточного минимума, ни одной лишней копейки не было за душой. А в базарных отбросах можно было найти и бурак, и капусту, и морковь, и прочие фрукты и овощи, вполне пригодные к употреблению.

И рылись в этих отбросах не только немощные старики и старухи, но и вполне здоровые амбалы, ибо основной принцип жизни всех тех, кто питался этими отбросами, заключался в том, что «деньги не пахнут».

6. В Андэр-Якове, так же, как и в Андэрузии, национальный состав населения был довольно пёстрым. Выход при такой разнородности был единственным – все в обязательном порядке должны были изучать андэрузский язык.

Надо признаться, что постижение основ этого языка давалось Андэру с большим трудом. Особенно отталкивающий негатив вызывало в этом языке то, что Андэр называл пшеканием, делавшим этот язык похожим на блатной жаргон.

Здесь, если сравнивать по аналогии, вместо «что» говорили «шо». С грехом пополам к шипящему звуку Андэр все же привык и мало-мальски андэрузский язык освоил.

После этого у него появилась возможность не только общаться с окружающими, но и быть изредка приглашённым на какие-то мероприятия – скажем, на чью либо свадьбу или на чей-либо день рождения. К такого рода общению он не стремился, но знание того, что он может быть полноправным участником таких мероприятий, давало ему ощущение внутренней свободы.

На глазах у Андэра подрастало и взрослело очередное поколение андэрузсцев. И он, конечно же, со многими андер-яковцами был знаком. Относился к ним дружелюбно, и они, как ему казалось, ответно. Как-то обратилась к Андэру женщина из ближайшего дома помочь ее дочке по математике, а объяснить материал было некому. Откуда у окружающих сложилось мнение, что Андэр человек знающий, для него оставалось загадкой. Прошло несколько лет. Девочка повзрослела, у нее появился парень, и был назначен день свадьбы, на которую пригласили Андэра.

Приглашенные сами по себе кучковались за столиками в определённом порядке с учётом круга знакомств. Ходивший между столиками свадебный распорядитель предложил Андэру место за столиком рядом с жильцами того же подъезда, в котором жил и сам Андэр. На столе стояла обычная закуска. В центре стола две бутылки – газированной воды и крепленого вина. К вину Андэр не притронулся, а водки почему-то под рукой не оказалось. Соседка, которую Андэр знал по первому этажу, внимательно следила за тем, как он орудует вилкой. Особенность состояла в том, что все приглашенные держали вилку наподобие столовой ложки. Андэр привык пользоваться вилкой несколько иначе, и это было тут же замечено его глазастой соседкой. Она, на виду у Андэра, попробовала держать вилку подобно Андэру, но у неё получалось неуклюже, и она начала пользоваться вилкой так, как привыкла – наподобие ложки.

Но самым интересным Андэру показался тот момент, что за тем, как он ест и как пользуется столовыми приборами, осуждающе наблюдают знакомые ему жильцы.

Наконец Андэр с облегчением заметил, что приглашенные начали расходиться и места за столиками редеть. Он тоже решил уйти. Но как только он поднялся со своего места, тут же, вместе с ним, как по команде, поднялись и знакомые ему жильцы. Некоторые из них, в том числе и женщины, были пьяны. Они направились к выходу, пошатываясь. Благо, что всей этой честной компании, находящейся подшофе, добираться домой было недалеко. Дом Андэра и его спутников находился сразу же за металлическими мусорными баками. Как раз в этот период в этом районе заканчивалось строительство нескольких высотных домов, и вокруг мусорных баков был разбросан строительный щебень в виде дроблёных булыжников.

И тут Андэр стал свидетелем неадекватности жителей Андэр-Якова. Одна из женщин, проходя мимо мусорного бака, подняла булыжник и совершенно мужским движением, залихватски размахнувшись, запустила его в металлический бак.

Раздавшийся грохот вызвал у неё эйфорическое состояние, и она сопроводила ударное эхо металлическим хохотом. После этого она, злобно глянув на Андэра, показывая этим, что её неадекватность имеет к нему прямое отношение, подняла еще один булыжник и запустила его в соседний металлический бак с такой же расчетливостью.

Надо признаться, что Андэр вернулся домой вполне благополучно. Правда, поднимаясь по лестнице, он не переставал ощупывать голову. А вдруг бросок его соседки по дому достиг своей убийственной цели?!