Журнальный мир

ЕГО ЗВАЛИ БУРУНДУК

Буранак, что означало «рожденный во время бурана», спускался вдоль русла реки Бельтертуюк. Солнце зацепилось за вершины гор, что выделялись на левом берегу Катуни, и готовилось закатиться в ночь. От скал повеяло прохладой. Камень быстро остывает, и стоит появиться незначительной тени, как тут же настает  природное безразличие, а за ним и ночной дискомфорт от низких температур. Оставаться наверху не хотелось, но и спускаться к водопаду, а далее к урезу большой реки, не хотелось.  Возле водопада останавливаются туристы на ночевку, и допоздна проводят в увеселении и шумном восхищении природой.

Место, и правда, дивное по своей красоте. Отсюда начинается мореновая долина, ее называют – Эдиганская долина, в которой расположены остатки древних курганов и скалы исчерканы петроглифами давно ушедших народов. Сам водопад необычен тем, что речушка Бельтертуюк на своем излете перед впадением в русло  старшей сестры упирается в скальное отложение, невесть как образовавшееся на пути водной струи. Трудно предположить, что раскололо огромный камень, образовав узкую щель, в которую и ринулись воды потока. Шумный и красивый, богатый энергией гор и тайги падает водопад, подняв миллиарды капель над собой. В этом месте и люди начинают говорить громче, чтобы перекричать рев воды. А затем не в состоянии быстро отойти от зрелища природного феномена, продолжают в повышенных тонах обсуждать у костра прошедший день. В этом крике не видят главного и не чувствуют сакрального, исходящего от дикой природы.

Человек удивляется сейчас, почему не слышат, не замечают истинной природы жизни. Люди теперь очень шумны, они расплескивают вокруг себя энергию и разгоняют этим те тонкие проявления природы, которые их окружают. А между тем человек – тоже природа и обладает теми же составляющими, что и все остальное в царстве природы. В нас от рождения заложена способность понять голос окружающего мира.

Если человек наносит вред окружающим людям и природе, он разрушает и собственную структуру. А это влечет за собой вторжение в тело болезнетворных духов. С этой напастью всю жизнь борется Буранак.

Травник, Алтайский целитель, называют его сейчас люди, что приходят к нему за помощью. Он занимается лечением, и счет спасенных жизней давно уж перевалил за тысячу. Серьезному этому занятию отдается до самоупоения души. Модно сейчас стало брать целебную силу трав, да не все это умеют делать. Большое количество фирм открыли промысел, продают все, от чаев и до лечебных сборов. Народных рецептов не спрашивают, сами изготавливают и расхваливают их чудодейственные силы. Молодежь в горы не идет, нанимает сборщиков трав, и в больших объемах собранного иной раз не видят, что содержится в конечном рецепте.

Встречал он таких сборщиков. Наедут и идут в горы, поднимаются на перевалы, заходят в ущелья. Разговаривал один раз с таким. Утром с похмелья, еле шевелясь, ползет по косогору, собирает травы, заработок делает. Что ж ты творишь, разве можно в таком болезненном состоянии целебные ростки даже в руки брать. Какое здоровье  духа передашь ты с набранным сокровищем больному человеку. Никто молитвы с утра не прочитает, не попросит прощения у природы за урон, нанесенный ей. Чтобы трава эффект дала, нужно время знать, когда собирать ее. Одну с утра до обеда сорвешь, а к другой только вечером подходить дозволено. Правду мудрецы говорили: «Не все золото, что блестит». Отделить нужное от вредного сложно и знающему человеку. Высушить каждое растение – тоже наука непростая. Устроишь под крышей проветриваемое пространство, и обдувает свежий воздух каждую травинку. Медленно подсыхает, понемногу – сохраняя целебные свойства. Что можно сберечь в сушильных печах, когда в течение часа приготавливают рецепт. Не сушат, а сжигают. С другой стороны, туристы сметают все с прилавков аптек и магазинов. Знающий человек – травника ищет. 

Чтобы избежать общения с незнакомыми и шумными людьми, он повернул налево и по большим валунам, здесь дороги уже не было, только пешеходная тропа, подошел к беседке. Когда-то смастерили для укрытия от непогоды,  и ей успешно пользуются туристы. Посидел, отдохнул. Лучи солнца падали еще на камень и тепло струилось от него, играя с воздухом. От прохлады, поднимающейся с Катуни, два эти потока вихрем подкручивали сухую траву и гоняли ее по кругу на поверхности крупных валунов.

Когда-то здесь по этому берегу Катуни прошла экспедиция Вячеслава Шишкова, прокладывая правобережный вариант Чуйского тракта. Да принят был усредненный  с переходом с берега на берег в Усть-Семе. Так и не прошла в этих красивых местах знаменитая дорога.

Послушав музыку водопада, старик решил, пора устраиваться на ночлег. Вещей немного, сборы трав он оставил для просушки в омшанике, в паре километров отсюда и заберет их попозже. Нашел костровище и по укоренившейся привычке принялся наводить порядок в округе. Собрал мусор и убрал сломанные ветви, сносил в кучу разбросанные дрова.

Очистил тропинку, что спускалась к воде. После этого стал готовить место ночлега.

Странное это дело, что не понимают люди простой истины. Чист Алтай не тем, что воздух свежий и реки не засорены, а тем, что душа у этого места светлая, не засоренная энергетически. Жаль, конечно, что мусор оставляют после себя приходящие соприкоснуться с красотой этих мест. Но зависит это от воспитания, и ничем не восстановишь недостаток его.

Природа, бывает, наломает лес ураганом или наводнением, потом многие раны сама и зализывает, исправляет свои ошибки. А вот приходящий турист набезобразничает и уедет. Чтобы прийти лет через несколько в эти же места и удивиться беспорядку, который сам и начал. Хватит ворчать, все одно люди у нас хорошие. А неразумие их с годами исправится и заставит беречь окружающие источники дива и красоты. Поздно бы только не было.

Буранак развел огонь, повесил котелок с водой, приготовил сбор трав и чайную заварку. Он давно уже не ел помногу, старому желудку малость нужна. Достал вяленое мясо, флягу с молоком, которым его угостили пастухи, работающие высоко в горах. Вода закипела, он заварил чай и приступил к ритуалу кормления огня.

В его селении огонь почитали особо и традиции соблюдали даже тогда, когда власть искореняла все, что связано со старыми верованиями. Дал огню пищи – положил кусочек мяса. Полил из горлышка молоко на край пламени костра. При этом его сухие, все в морщинах губы шевелились, читая молитву. Словно в благодарность за это, пламя костра колыхнулось к его рукам и тут же отклонилось, чтобы не обжечь. А может, просто волна воздуха тронула пламя костра.

Старик посчитал, что дух огня принял его жертву и приступил к ужину. Вяленое мясо приятно согрело пустой желудок. Усталость постепенно уходила, и конечности ощутили приятную истому. Он не устал, привык к длительным переходам за долгую жизнь. Но отдых телу старался давать своевременно. Над рекой поплыл туман, обещая прогнать дневную жару и принести прохладный влажный воздух с мелкими капельками влаги, которые к утру осядут на полог палатки. Свет еще пробивался из-за кромки гор, и темнота не обрушилась на окружающие деревья и камни.

Воспоминания выплыли из глубины сознания. Что-то часто в последнее время они тревожат его белую от седин голову и заставляют возвращаться в тот или иной момент его жизни. Он не выбирает их, скорее они выстраиваются в очередь и попеременно тревожат его память. Родился Буранак в семье шамана. Ребенок был поздний и для матери, и для отца. Появился на белый свет в зимний день. Дул сильный буран, снегом перемело все тропинки и дорожки в горах. Набутило снега полные загоны, овец из кошары выпустить не было возможности. Неизвестно почему, отец принял такое явление природы как нехороший знак. Их род расположился вдоль реки по обе ее стороны. Раньше все народы селились вдоль водных потоков. Позже с приходом Советской власти, по реке прошла граница района. И их некогда богатый род разделился на половинки, даже были созданы два села, которые и названия получили каждое свое. А в то время жили дружно, только не было мира между двумя шаманами, которые соперничали во всем.

У мальчика была «отметина шамана» – большое родимое пятно в половину тела. Буранак, как все последователи семьи шамана, впадал временами в транс, терял сознание, на него нападала падучая. Старый отец, который загнал девять коней, готовился передать занятие сыну. На обод бубна шамана натягивалась кожа марала или коня, на нем кам и путешествовал в другие миры. Каждый бубен служил от одного года до девяти лет и, зная, сколько коней загнал отец, можно было судить о возрасте самого человека.

Вражда между двумя кланами шаманов закончилась тем, что сын второго кама, чтобы овладеть властью над сеоком, во время очередного гадания прикрыл выходное отверстие для дыма в аиле шкурой. А отверстие это является центром вселенной «кол» или «гол» и соединяет средний мир с двумя другими. Не смогла вернуться душа старого шамана и появился новый, который предстал перед своим народом.

Ушел к тому времени и отец Буранака, оставил на ответственном посту сына. Только не удалось обжиться на высоком месте скромному молодому человеку. Начались козни с противоборствующей стороны, и чтобы не накликать беду на свой народ, вынужден был молодой шаман прекратить камлание и, забрав мать, переехать в другое селение. Там он не показывал свою принадлежность к шаманскому роду, а спустя время, занялся травничеством.

На новом месте он получил прозвище бурундук. Толи за собирательство свое и бережливость. А может из-за того, что ограда у них полная этих светлых зверьков была. Поселиться в новом селении привелось на краю поселка, остальные площади были заняты. Рядом располагалась тайга, и ели опускали свои мохнатые лапы прямо через изгородь во двор. Облюбовали это место веселые животные с первого дня и уж больше не оставляли новой семьи. Подружились, так сказать. Буранак их подкармливал, а они в противоречие всем законам природы даже орехи кедровые приносили. Запрыгнет на стол на улице и выковыривает из-за щек свои запасы.

Сказка алтайская гласит, что обиделся медведь на то, как бурундук от него орехи прятал, и решил завладеть ими. Что только не вытворял мохнатый хитрюга, но не поддавался на его уговоры маленький зверек. Берег орехи, зиму нужно выживать, всю осень заготавливал. В один момент чуть не помирились, да заревел медведь, бурундук кинулся бежать, попытался зверюга схватить лапой маленького. Да ускользнул тот. С тех пор на спине пять темных полосок осталось. Так на запасливость и обижался мохнатый, ему ничего не перепало от щедрот природных, с тех пор зимой лапу сосет.

Не только удивительным травником, но и костоправом заправским слыл по округе и далеко за ее пределами. Мать с детства в обучение старому алтайскому знахарю отдала. А тот учил просто и доходчиво: положит стеклянную емкость в мешок и разобьет ее. А юноша должен был через ткань собрать в единое целое. И собирал, пальцы чувствовали малейший изъян, и любой перелом без надреза кожи собирал. Даже привозили больших спортсменов с Семинского перевала, где у них база находилась. Всем помогал.

Достаточно  пожил на этом свете, много хорошего людям сделал, и от этого душа радостная и спокойная, не жалко в иной мир уходить.

У Буранака было еще одно увлечение, он любил музыку, свою национальную. И инструмент особый. Старожилы поговаривают, что этот инструмент имеет очень необычную историю появления. Согласно легенде, охотник, идущий по лесу, услыхал прекрасные и диковинные звуки, которые были ему незнакомы. Подойдя поближе к источнику звука, он увидел медведя, залезшего на дерево и дергающего лапой щепку.

При подергивании деревянного сучка и образовывалась странная, но очень завораживающая мелодия. Охотника посетила мысль: а не смастерить ли музыкальный инструмент, способный издавать такие пленительные звуки. Так появился смычковый, губной инструмент.

Старик порылся в одежде на груди, достал из футляра комус. Совершенно иначе слышен этот музыкальный инструмент на природе. Такое звучание и в залах камерного театра не найдешь. Любовь к комусу у него осталась от шаманства. Те иногда медитируют перед камланием под эти звуки. Устроившись поудобнее (ничто не должно отвлекать в этот момент исполнителя), он поднес ободок корпуса к зубам, «открыл» горло и несколько раз пошевелил языком, словно проверяя его гибкость. Указательным пальцем правой руки тронул за язычок. Над рекой поплыл звук. 

Инструмент этот восстанавливает душевное равновесие. Погружается в медитативное состояние человек, успокаивается и испытывает крайнее умиротворение. Как известно, здоровье напрямую зависит от способности расслабляться. 

Повторные удары по язычку и движение языком справа налево и обратно придали голосу комуса звук ветра на перевале. Когда душа шамана идет к мировому дереву, она преодолевает семьдесят семь перевалов. С ног сбивают ветра на верхних точках, которые дуют круглый год. А когда природа вдруг рассердится, то начинает сбрасывать всех и вся с перевала, словно закрывает дорогу на другую сторону. Сколько седловин наяву, в среднем мире преодолел Буранак. Тот перевал запомнил на всю жизнь, да и отметина от него осталась.

Вечером перед восхождением он забыл покормить огонь. Наутро погода испортилась, но молодость и нетерпимость побороли осторожность и здравомыслие. Буранак решительным шагом ушел на перевал, один. Высота большая, и даже летом седло находилось под снегом. Шагать налегке непривычно, и он поднимался к кромке облаков, закрывших тропу довольно быстро. Ничего не предвещало беды. Повалил снег белый и пушистый. Он прочно ставил ногу с очередным шагом и, ощутив опору, переносил груз на опорную. 

Когда изменилась погода, он не сумел понять и шагал, не останавливаясь. Вдруг резко похолодало, и пушистые снежинки превратились в злую жесткую крупу. Она наотмашь с ветром хлестала в лицо, словно подавая сигнал к повороту назад. Да жаль потерянного времени, затраченного на подъем. Вершина седла вот-вот должна была появиться в снежной пелене или почувствоваться в перемене  поверхности тропы на спуск. Но ощутил он ее по-другому. Резкий порыв ветра ударил в лицо и во все тело с такой силой, что Буранак вынужденно опустился на четвереньки и попытался удержаться руками и ногами за снежный наст. Но юношу понесло вниз с ускорением. Он, наконец, зацепился за неровность, успел выхватить нож и воткнул его со всей силы по самую рукоятку в снег. Но это движение запоздало, под человеческим телом просто «поехала» масса снега. Скорость падения все увеличивалась. Кроме того, его завертело в снежном желобе и он уже не в состоянии понять, где плотный снег, чтобы использовать нож и остановиться. И вдруг почувствовал боль в спине, тело выскочило на оголенные камни, и на острых гранях отдельными тряпками осталась одежда. Боль достигла в один момент апогея, и он потерял сознание, уловив напоследок, что удалось остановиться. Тут же  засыпало снегом, который скатился вслед за ним.

Без сознания пробыл недолго, очнулся и руками оттолкнул снег с лица. Очень хотелось дышать, хорошо, что засыпало неглубоко. 

Страшно саднило спину, прилипли окровавленные остатки одежды. Холодно. Он постарался шевелиться, но осторожно.

Сначала подвигал пальцами рук, затем предплечьем и поднял обе руки. Проделал эту операцию с ногами. Пошевелил головой. Неужели повезло и обошлось без переломов. Попробовал лечь на живот и от боли, возникшей между лопатками, понял – основная проблема в спине. Ему повезло, что затащило в снежный капкан. Когда провалился в него, основная масса лавины проскочила сверху. Потому и присыпало его не основательно, а так, слегка. Заглянуть, чтобы рассмотреть рану, он конечно не мог. 

Повезло и в другом, лежал он не в снежном  ложе, а на камнях. Цепляясь за них, Буранак поднялся из расщелины. Он посмотрел вверх, чтобы понять, сколько продлится снежный заряд. И погода словно почувствовала, что зря обидела человека на перевале. Начали затухать порывы ветра, и вскоре появилось солнце. Так бывает высоко в горах, где погода меняется каждые четверть часа.

Он дополз до края ледяного языка и здесь уже смог подняться на ноги. Затем мелкими шагами вдоль кромки снега приступил к подъему наверх. Каждое движение, каждый шаг отзывались болью в спине, но идти  необходимо, так как начал ощущаться холод от снега. Стащило  метров на двести, это пустяк для здорового человека, но он с ними справится и в таком состоянии. Около часа, то обходил камни, то трамбовал снег, чтобы сделать очередные шаги к спасению. Наконец, шагнул через  перевал. Вид открывался удивительный: перед глазами снежные пики, сверкающие на фоне уже голубого неба, а внизу долина с разноцветием альпийских лугов. Среди этого великолепия ему необходимо двигаться, ни на минуту не останавливаясь…

Когда дошел до летника пастухов, то старая алтайка долго охала над его измочаленной спиной,  натирала какой-то мазью, прикладывала тряпки, пропитанные сильно пахнущей жидкостью. А он, почти теряя сознание, пытался объяснить, что произошло. Пролежал он три дня, устал живот, так как повернуться на спину или на бок не давала боль. На четвертый поднялся, поблагодарил за помощь и отправился в путь. Но на спине осталась отметина о приключении – шрам вдоль позвоночника. Буранак изменил положение языка, и комус зазвучал по-новому. Словно капли воды падали с потолка пещеры на пол, и эхо от падения гулко разносилось и уходило в неведомые глубины. Многие источники берут начало из-под земли, многие – собираются по капле от таяния снега. Все они набирают силу и складываются в ручьи и реки. Замерзшие зимой они просыпаются с теплом и превращаются в бурные необузданные струи воды, несущиеся вниз – на равнину. Где встречаются углубления, образуются озера. Иные круглые, как блюдце. Другие копируют линию ущелья. В них смотрятся горы и, прихорашиваясь, каждое утро купают отражение своих снежных вершин в глади воды.

Душа шамана, чтобы добраться к духам, преодолевает на своем пути девяносто девять рек. При пересечении  их вплавь, он использует бубен, как лодку. Гребет колотушкой, словно веслом и переплывает.

Много воды на Алтае. Это – богатство горной страны, велики запасы этой кладовой. Только  последние годы тают ледники, все выше поднимается их нижняя граница. Пришло потепление, и лед превращаются в воду на вершинах гор. За зиму сил не успевают набраться и пополнить то, что за лето растерялось.

Той зимой мало выпало снега, а морозы стояли сильные. Промерзла земля, потрескалась от низкой температуры. Все ждали весны, как она придет? Явила себя рано, с теплом. Растопила тот снег, что выпал за зиму и принялась за ледники. Влага накапливалась в реках, некуда ей в землю уходить, ведь грунт замерзший был. Вот и шла вода по верху, сметая все на своем пути. В тот день спешил он к больному, срочно помощь костоправа понадобилась. Предстояло два дня пути. Остановился на ночевку на заимке. Уставший был, упал, сразу в сон ушел, опрокинулся даже, ужинать не стал. Впопыхах не приметил хозяйку дома, что копалась в дальнем углу, и не поблагодарил за огонь в очаге. Утром прощения попросил да что толку от этого. Нарушил традицию, знать не будет дороги.

Уже к полудню подошел к реке Чуя. Попасть на тот берег нужно. Мост подвесной пешеходный, раскачивается под ветром. Набежит высокая волна, захлестывает на настил – не видно куда ступать. Да что ж себя жалеть, когда больной ждет. Ну, вымокнешь немного, на ходу отогреешься, совсем пути мало осталось. И он осторожно ступил на первые доски. Руками схватился за поручни, пальцы от напряжения побелели. И, перебирая мелкими шагами и цепляясь за трос, начал двигаться. На берегу безлюдно, и помочь никто не сможет. 

Все ближе середина моста – самое опасное место. Уловив момент, когда воды стало меньше, он засеменил ногами, чтобы быстрее пройти этот участок. Но поскользнулся и встал одной ногой на колено. В этот момент догнала большая волна и наклонила нитку моста почти вертикально к поверхности реки. Он удержался и продолжал находиться в положении, когда тело было параллельно потоку. Тут же попался промежуток между валами, и настил резко развернулся почти на сто восемьдесят градусов. Тело, словно камень, пущенный из пращи, вылетело и поднялось вверх. Не помогли и руки, уж очень сильным оказался толчок и неожиданным. Пролетев по воздуху, он с головой ушел под воду.

Все тело обожгло холодом, сдавило грудную клетку. Вынырнув, попытался схватить воздух легкими, но вдыхал его вместе с водой. Захлебываясь и чертыхаясь, постарался повернуть тело в воде ногами вперед и лег на спину, чтобы встретить удар о пороги ногами. Очередной камень своим острым краем распорол одежду, а вместе с ней и кожу на спине. Впереди был самый большой и неудобный порог, который скрылся под поверхностью и этим еще более опасен. На таких в определенный момент возникает «бочка», когда вода закручивается за камнем в трубу. Если затянет в такую бучу, хоть человека, хоть лодку, то болтает там несколько дней и не отпускает, пока вода не спадет, и не изменится воздействие потока на тело.

Спас его, как водится, случай. С берега в реку упала большая лиственница, корни  подмыло. Бурный поток не успел ее оторвать от берега и трепал ветви, как енот-полоскун, только во стократ мощнее. Зацепился за макушку уже онемевшими пальцами и начал подтягиваться, спасаясь, согреваясь и радуясь, что помощь получил. На берег выбрался уж без сил, но нашел силы и отполз подальше от уреза воды, полежал отдыхая. Поднялся и побежал, чтобы согреться, не чувствуя и не понимая, насколько серьезно река разодрала кожу и мясо спины. Отнесло его на добрый десяток километров. Он бежал, тяжело двигаясь, огибая заросли на берегу. Когда добрался до места, одежда почти высохла.

Помощь, конечно, оказал, собрал кости ноги охотнику. А после в горячке провалялся рядом на нарах. На спине добавился еще один шрам – порвало кожу сучком. Ругал себя за то, что не поблагодарил хозяйку, в этом вся беда.

Буранак прижал комус к зубам плотнее, изменил положение правой руки и начал перебирать пальцами, постукивая попеременно ими по язычку. Послышался звук копыт скачущего коня. То ускоряя, то замедляя «бег коня», играя горлом, исполнитель почувствовал блаженство скорости. После такой игры на инструменте, человек испытывает умиротворение, неспешность. Снимается раздражительность, усталость и недовольство жизнью. Также нет места и гневу, который проходит бесследно, оставляя после себя только уравновешенное и благодушное состояние. Появляется совсем другой взгляд на мир – беспорочный, светлый и оптимистичный. 

Продолжались воспоминания. Один год установилась жаркая погода, стояла все лето. Солнце высушило все деревья и травы. Пришлось скот высоко в горы, на непривычные места поднимать. Буранаку тоже пришлось передвигаться в поисках трав, и он шел к кромке лесов, поднимаясь все выше. Доводилось большие расстояния проходить за день и юноша уставал. Но везде ему были рады и принимали как гостя. В такую погоду много нечисти появляется на земле. Видимо псы, что привязаны к мировому древу и призваны на защиту, от жажды не реагируют на шулмусов (злых духов), и те вылезают из-под земли, и ну куролесить в среднем мире. Беда от них большая, и пока природа справится с ними, много дней пройдет. А за это время всякие недоразумения случаются, от которых человек страдает. Беркуты, что на ветках сидят и за порядком наблюдают,  тоже от жары дремлют и не все видят.

Случилось заночевать в охотничьем омшанике, и ближе к вечеру решил волосы подстричь, уж очень жарко было. Помогал пастух, молодой парень. Не знал всех примет потаенных и остриженные волосы бросил в огонь. Чуть не закричал от отчаяния Буранак. Да исправить ничего нельзя было. Легли спать, да утра не дождались. Посреди ночи услышали топот множества копыт. К тому же жарко стало. Проснулись, а к омшанику пожар таежный подступает. Страшное дело, остановить огонь очень сложно и убежать от него не всегда удается. Скорость движение пожара, особенно верхового, достигает скорости курьерского поезда. До Катуни три километра. Это единственная преграда, что остановить огонь может. Вот и потекли по тайге вместе с животными, птицами. Насекомые те вспыхивали искрами и падали уже пеплом на камни. В едином порыве к реке бежало все живое. Боковым зрением удалось увидеть медведя, а за ним – барсуки. Оба животных – порождение бога нижнего мира Эрлика. Прокладывал себе дорогу благородный олень – марал. Следом за ним, делая большие прыжки, неслась кабарга. Тоже олень, только роста маленького.

Буранак поспевал за животными и почти успел добежать до большой реки. В последний момент завалилась лиственница и сучьями упала на тело сзади. От огня уберегся, да распороло сломанными ветками спину. Наложило третью борозду вдоль всего позвоночника. От удара не вниз, а вперед отлетел травник. И с головой ушел под воду. Низовой пожар загнал всех выживших в воду. Теченье небольшое было, и кровью наполнилась речная вода, но ни одно животное не отреагировало на это. Хищники вместе с травоядными стояли по горло в воде и ждали окончания пожара.  Держались и люди. Вышли на берег, животные уже разбежались в разные стороны.

Не надо  сжигать волосы в огне. Они человека с землей связывают и в единстве держат. Алтайцы даже траву не косили до середины прошлого века. Грехом считалось. И вновь изменил положение языка и щек Буранак. Среди крон деревьев стал слышен водопад. Его вода ревела, падая с высоты, и ударяла в камни. Комус помогает слиться с природным началом. Хозяин инструмента привыкает к нему, как к родному дитя, и не мыслит дня, прожитого без соприкосновения с этой простой и, в т о же время, волшебной музыкой. Познаешь себя и раскрываешь свой потенциал. Тяжелая действительность не кажется такой угрюмой, мир будто бы окрашивается в яркие волшебные краски, заставляя человека поверить в чудеса. Все дело в естественном звучании, завораживающем играющего и слушателя.

Вода играет ключевую роль в жизни народов гор. Она несет в себе чистоту ледников и энергию солнца, растопившего снежные шапки гор. Замерзшие капли воды снегом и льдом поднимаются высоко в горы и проводят время на священных вершинах. Они близки к богам и, спускаясь в долины, разговаривают с человеком и передают ему волю Ульгеня, верховного бога.

Когда душа шамана приходит в святилище духов, то перед общением омывается в озере, расположенном возле мирового древа. Только после того, как с водой смывается отрицательная энергетика, душа окончательно допускается к духам. При движении по дорогам среднего мира всегда нужно соблюдать правила и традиции. Они плохому не учат, их писали наши предки, кровью и ценой жизни. Человек привык грешно  проживать, а случится напасть какая, идет к шаману за выручкой. И пытается кам помощь оказать, только движение к верхнему миру проходит через испытания, которые возникают на пути. Чем больше человек грешит – тем больше препятствий. Трудно душе кама приходится, много сил тратит на грешных людей.

Не приметил Буранак, когда у костра сидел, машинально потянулся ножом и дрова поправил. Задел ненароком пламя, а делать этого никак нельзя. Ни топором, ни огнем дрова в очаге не поправляют. Понял, что очередное испытание уготовано ему. Они в тот момент шишковали. Дело это небезопасное, хотя и привычное. Кедр дерево мощное, и ветви свои с шишками высоко в небо поднимает. Те мужики, что моложе, залазят на могучие лесины, чтобы оттуда сбивать вкусные и полезные плоды. Главное в этом деле ловкость и руки крепкие, да внимательность. Без них  не добыть ореха.

Высоко забрался, на самую макушку, поднялся. Сквозь густую хвою даже склон горы разглядел. Привычно приступил к работе, удерживаясь ногами и одной рукой. Второй сбивал шишки. Мужики внизу собирали, и все шло хорошо. Потянулся чуть дальше, и вдруг за спиной неожиданно треск раздался. Кедровка пропела и сразу в сторону порхнула. Как она не побоялась и не улетела раньше, ведь люди кругом. Этот треск и стал причиной происшествия. Дернулся в сторону Буранак, попытался ухватиться за другую ветку и, потеряв опору, полетел вниз. От встречи с ветками дерева падение замедлилось, но попытки на лету ухватиться хоть за какую-нибудь из них, не имели успеха. Пролетел приличное расстояние и почувствовал, как острый сук зацепился ниже ягодицы за брюки и, оборвав ремень, надежно нанизал на себя человека. Спину было больно, явно разодрал от поясницы и до самой шеи по позвоночнику. Уже позже понял, что спас ремень: пока он натянулся, сдерживая инерцию тела, да пока лопнул, – погасил силу падения. Если бы не он – всякое могло произойти. Главное – жив.

Мужики сняли на веревках с дерева неудачливого заготовщика, несколько дней отлеживался, а затем кухонными делами занялся, чтобы мужиков для работы освободить. С тех пор очень внимательным стал травник, традиции и верования старался не нарушать, что не раз спасало  жизнь. Но понимал, что не закончились его злоключения, и ждет  пятая полоса. Недаром прозвище у него – бурундук. Жизнь шла размеренно, ночь сменяла день, а затем и сама отдавала бразды правления в руки утра. Буранак научился чувствовать каждый росток, всякую веточку. Он, конечно, нарушал старые обычаи, рвал травы, а по верованиям его народа трава является волосами земли. Но табу не распространялось на лекаря. К тому же он не срывал ни одной ветки, чтобы не попросить прощения у Земли. Долгие скитания по долинам и ущельям, склонам и альпийским лугам укрепили его. Сделали знатоком алтайских трав. Все перевалы знали его в лицо, звери и птицы при встрече уступали дорогу, даже суровая росомаха. Он понимал язык птиц, зверей и насекомых. Ему понятны были явления природы. Все это он использовал во благо здоровья своих земляков, а сам довольствовался малым.

Ожидания «пятой полосы» иногда тревожили его, но не пугали. Если быть пятому случаю, значит не миновать, как бы не пытался от него бежать. 

Хороший шаман за свою жизнь загоняет девять коней, которые скачут от трех до девяти лет. Самые могучие едут на девятом коне и обладают большой силой. Шаман никогда не делится своей силой с более молодыми – нельзя. Другому не поможешь и сам растеряешь свое могущество. А вот травник передавал свои знания с большой охотой. Помощь таких как он, всегда людям нужна будет. К нему приезжают большие умные люди и узнают секреты мастерства. Да только как передать те знания, когда под градом пота он собирал керамический кувшин сквозь мешковину. Разве можно передать словами, как душа должна попросить прощения у сорванной травинки. Как передать словами смысл и состояние жизни, полученные от каждой морщины Земли. 

Душа шамана просит у духов, чтобы они дали стадам хороший приплод, чтобы росли и размножались дикие животные. Никогда не должен этот благодатный край выгорать под солнцем или заливаться водой, промерзать в морозах или гореть в огне. Это и есть главная задача – просить духов за свой народ. Знахарь тоже просит помощи для человека, только  не поднимается в верхний мир, а творит добро на земле, в среднем мире. И подвержен ударам природы, как простой смертный.

Буранак прикурил у огня, и его отозвали в сторону. Увлекли разговорами, и он докурил трубку до донышка – унес чужой огонь из очага, а этого делать нельзя. Спохватился, да уже прошло время, попросил прощения у духа огня, но в душе стал ждать события, которое должно прийти обязательно. В тот день он поднимался на перевал, на котором ходил не один раз. Погода солнечная, ни одной тучки на горизонте, и все предвещало благополучный исход дела. До седла оставалось пройти двести метров,  налетела такая хмарь, что давненько он  не видел. Из-за кромки хребта, как из большой трубы, потянуло черные тучи. Они настолько темные и их было так много, что затянули небо в считанные минуты. Ливень обрушился сверху. И при полном отсутствии молний это явление необычно. Видимо, время пришло. Знахарь не успел понять, что же произошло, над самой головой раздался взрыв – один, второй… третьего удара он не слышал. Разряд молнии проскочил между двумя тучами, и на пути этого разряда оказался человек, которого бросило с тропы под камень. Удивительным оказалось то, что выжил. Буранак не знал, сколько времени был без сознания. Часы на руке остановились в тот момент, когда его ударило, а спросить не у кого… В небе сверкало солнце, ручейки от дождя стекали по камням вниз. Как спустился и дошел до людей, не помнил. Пастухи рассказывали, что пришел черный, как головешка, коней видом своим напугал. Упал и в горячке пролежал три дня, ухаживала за ним такая же старая, как он, алтайка. Первые слова, которые она произнесла ему, пришедшему в сознание:

– Пять полос у тебя на спине, как у бурундука. Свежая – от ожога от правого плеча и до поясницы. После этого случая он стал видеть людей, мог сказать, что было в прошлом и поведать, что ждет впереди. Видел и свою жизнь, знал про себя в будущем все.

Закончил играть, тщательно упрятал в футляр комус. Смолкла  музыка, но остались звуки природы.

Завтра рано вставать. Времени мало, а сделать нужно еще так много!

СТАРАЯ ЛОЖКА

Василий сидел возле затухающего костерка, рядом стоял котелок с ухой. Настаивалась, набирала тепло от угольков. Кругом крутились мальчишки, они знали, что старый казак обязательно угостит их ухой. Он всегда это делал, собирал вокруг себя босоногую детвору и под воспоминания угощал ушицей. Сам же ненавязчиво в своих рассказах учил жизни. В этот раз пострел Мишаня с ходу озадачил своим вопросом:

– Дед, ты свою ложку бережешь пуще глаза. Чем она так дорога?

Старик примолк, задумался на минуту…

Яркий солнечный луч упал на веки. Он не обеспокоил и не принес неудобства, а просто, словно позвал к жизни. Заставил с трудом открыть глаза, преодолевая боль, которая образовалась из-за того, что долго не смотрел на белый свет и не радовался его течению во времени. В сознании появилось яркое пятно, и хоть не видел еще окружающей обстановки, почувствовал, что жив и находится на этом свете. Постепенно пленка, размазывающая очертания внешнего мира, начала таять, растягиваться во все стороны, приоткрывая картинку жизни. Возникло желание повернуться и посмотреть, кто там стучит возле печи кухонной утварью. Василий попробовал исполнить свое непреодолимое желание и приподнял правое плечо, навалившись на левую сторону. Но вновь вспыхнули яркие искры, веки сами собой закрылись, а с ними словно шторка опустилась на сознание. Он застонал и провалился вновь в черноту беспамятства.

Не увидел, как от печи к лавке метнулась мать, готовая встать на защиту сына. Взять на себя частицу боли, беспамятства, опрокинуть все на своем пути, лишь бы принести хоть какое-то облегчение сыну.

– Миленький, очнулся. Будь неладна эта лихоманка. 

И она, продолжая что-то шептать, намочила чистую тряпицу колодезной водой и приложила к горячим воспаленным губам. Но с этого момента словно изменилось что, ее уст коснулась легкая измученная улыбка, и впервые из глаз покатилась слеза. Сколько дней она не отходила от своего казачка, сколько ночей отсидела у лавки, поддерживая слабую голову сына, не допуская соседок, не потому, что была такой недоверчивой, а понимала – только ее руки поднимут сына с больного ложа.

– Ой, то не вечер, то не вечер…

Начала напевать, как  давно, когда укачивала маленького сына. После гибели мужа осталась одна с младенцем на руках и не представляла, как выживать и поднимать первенца.

Евдокия рано овдовела, пошел ее благоверный с казаками новый острог поднимать на слиянии рек Бии и Катуни. Так и остался на стрелке рек в тот роковой час. Сложил голову в бою с воинами ханскими, что напали подло на острожек и спалили его вместе с защитниками.  Спустя время испросила она разрешения поселиться в том месте, где муж погиб смертью лютою. Хотя к берегу цветы приносила да поминала любимого. Второй раз замуж не вышла. Не то чтобы никто не звал, просто не смогла – к другому человеку привыкать нужно душой и сердцем. Так при гарнизоне новой крепости и состояла. Обстирывала казаков да драгун, пищу им готовила. А при них подрастал и Вася ее. Баловать его некогда, вся в работе и заботах о защитниках. Рос малый крепким, мог за себя постоять. Помощник матери знатный поднимался. Хороший парнишка вырос, способен к военному делу, даже сам комендант крепости как-то раз похвалил за умение.

Исполнилось юноше семнадцать лет, приписали его к казачьей сотне. Жалование положили, сподручнее жить стало. Конем обзавелись, соседи помогли сбрую справить, одеть и обуть парня. Дядька Митяй, крестный, оружие и снаряжение собрал со своими друзьями. И начал парень Отечеству служить, хорошей подмогой матери стал, поднялись на ноги и стояли крепко. 

На этот раз попал в сохранщики ясачных сборщиков. Казна Российская налогом полнилась и ради добычи казаки готовы были терпеть тяготы и опасности военной жизни, частый голод, лютые морозы зимой и страшного гнуса летом. Предстояло преодолеть расстояние от острога Бикатунского до Телеуцкого озера и собрать налог с тех племен, что там обитали. Поручение это не одного дня,  задач много возникало в связи с эти походом. Дело вроде привычное – не первый год сборщики направлялись по этому маршруту. Знали, что к чему и как действовать надо. Да только в этом году разгулялись воины джунгарского хана, нападали на мелкие группы русских и изводить смертью угрожали. К тому же привычным этот поход был для служивых старших возрастов, а вот  Василию поручение оказалось в новинку. Щекотали нервы ощущения опасного и увлекательного путешествия. Не так прост путь кажется, как его браво рисуют казаки, уже побывавшие в таких переделках.

Дядька Митяй старшим от казаков назначен был и сразу рьяно приступил к делу. Указал каждому, что с собой взять надобно. Да и шутка ли, кроме своей лошади необходимо по две-три коняги под грузовые седла поставить. Непривычно собираться в столь дальний путь впервые. Васька несколько раз проверял – все ли взято. Мамка советами и заботой своей одолевала, все норовила сунуть в арчемаки то теплые вещи, то из продуктов запасы. За этими сборами, суетой придорожной и спать путем не мог. Все ночами снилось, что в пути, а враги одолевают со всех сторон. Вот и махал руками, обороняясь от ночного неприятеля, да понукал коня, уходя от мнимой погони. Наконец, пришел день отъезда. Встал рано, окатил колодезной водой из ведра молодое тело. Наскоро позавтракал, запряг коней и приторочил сумки походные, снаряжение приладил на себя понадежнее и направился к месту сбора. По заведенной традиции за воротами острожка остановили коней, спешились и помолились за успех трудного дела. 

Оставив заботы, тронулись вверх по Бие, поднявшись на крутой правый берег. Хороша сторонушка, погода ясная оказалась и видимость отличная. Вдали проглядывались горы, особо выделялась Бахташ, ближе всех стояла. Митяй сказал, что это еще предгорье, а дальше совсем интересно будет. Велел и учил присматриваться и примечать, что встретится. В чужие края едем, туда со своими обычаями ходить негоже. Соображать необходимо, что можно делать, а чего нельзя. Гостям завсегда местные рады, тем более что русские на их защиту от джунгар встали, однако свой уклад жизни не меняли и всячески его защищали. Лошади ходко шли, не уставшие еще и без груза. Решили, что на дневку останавливаться не будут. Пока свежие, подальше пройти надобно. Начался сосновый бор, от жары укрыли разлапистые деревья. Шли с опаской, несмотря на спокойную обстановку. Впереди, на удалении двигался кто-то из дозорных. Подавал сигналы для принятия решения. А уж за ним остальные по-над лесом, на открытые места старались не выходить, чтобы ненароком не привлечь внимание к такой оказии. 

Скоро пошли косогоры и увалы, сплошь травой покрытые. Лошади от такого обилия потерялись немного и на ходу хватали губами траву, тянули ее на себя, почти не склоняя головы. Цветы полевые ковром усыпали землю, а в низких местах поблескивали на солнце блюдца озер и ниточки ручьев да мелких рек. По стволам сосен сновали бурундуки и белки. Нет, да и вспорхнет какая-нибудь птица. А дядька Митяй все науку преподавал, как вести себя на пересеченной  местности да по приметам видеть, нет ли рядом постороннего. Не только человека, но и зверя приметить надобно. А по поведению живого существа и поймешь, что тебя за очередной опушкой да горкой поджидает.

Первый день незаметно скатывался к завершению, подошли к ночевке. Место приметное и удобное. Река рядом, для коней луговина богатая и к безопасности все продумано, есть варианты отхода, и наблюдать за окружающей местностью удобно. Судя по костровищу – не раз тут останавливались. Распрягли коней, стреножили и отпустили пастись, а сами ночлегом занялись и приготовлением пищи.

Вот тут-то и обнаружил свою промашку Василий. Все они с мамкой приготовили и положили в мешок, да ложку забыли. Пересмотрел на пять рядов все. Нет! Как быть далее? Признать промашку перед товарищами неудобно, засмеют. Предупреждал Митяй, что проверить перед отъездом все надобно. Переусердствовали с матерью, а мелочь пропустили. Такая ли уж мелочь. Голодный казак – не воин в поле. Можно и нужно выстрогать из полена, да только никогда этим не занимался – нужды особой не было. Ну да справится, не маленький. Чтобы в глаза не бросилось, напросился первым в дозор, перекусил накоротке мясом сухим, да хлебом и поехал обходом становище охранять. На коне не побалуешь с ножичком, так что отложил изготовление ложки на более позднее время. А когда вернулся, стемнело. Через край попил холодной похлебки и спать лег. С утра в заботах никто не приметил, что без инструмента важного он в пути оказался. Вот ведь оказия. Так хотелось юшки горяченькой похлебать. Терпи казак, терпи. На второй день горки пошли, места интересные. Ручьи зазвенели и запели на перекатах и водопадах. Уклон больше стал, вода быстрее скатывается, чистая, аж до хрустального прозрачного света. Камни большие попадаться стали, а где и скалы к реке подходят. Идешь вдоль каменной стены, над головой нависает. А с другой руки вода речная под самые копыта бьется. Темный и черный лес окружающий стал. Тайга. В иных местах за стволами и света белого не проглядывается, настолько плотно деревья стоят, ветвями цепляются. Здесь уж и совсем владения племен алтайских начинаются. Провожающие говорят, что очень много родов у них. Всех объединили словом одним и тубаларами кличут. Расположились они широко на земле: от реки Катуни и до озера Телеуцкого.

Подходили к реке Лебедь. Бежит она по черневой тайге: кругом пихта да ели растут. Осина и береза попадаются. Река теплая, перешли вплавь. Старший из сборщиков упомянул в разговоре, что золото здесь промышляют бродяги таежные. А почему реку –  Лебедь назвали, сказать не мог. Вроде, лебеди сюда прилетают и в окрестных озерах иную зиму живут.

С обычаями странными дорога сводила. В один день молодой, как и Василий, казак Петро подал сигнал тревожный. Встали и замерли. Лошадей поглаживали по шее, успокаивали всячески, чтобы не заржали и не выдали своего местоположения. Митяй вперед выдвинулся, с полчаса не было. А вернулся, смеется в усы – покойника заприметили. Дозорный увидел на деревьях какой-то короб из бересты сооруженный и поднял тревогу. Оно, конечно, правильно сделал, да только страшного  не было. Чего покойника опасаться, живых нужно бояться. И поведал странный обычай местный. Тубалары хоронят иногда умерших на деревьях. Чтобы, значит, зверь не раскопал и на высоте не потревожил. Не позорил и не потравил покойника. Завернут такого в бересту, наклонят дерево и привяжут короб повыше. А затем макушку отпустят, она и поднимет захороненного на высоту недосягаемую. Иного обертывали в берестяные пласты, обвязывали веревками и подвешивали на кедре. Это совсем уж высоко, кедр – он вон какой, в небо упирается. В основном шаманов и детей так хоронят. И те и другие близко к богу, вот и висят на деревьях. Почему в бересту? Запримечено, что она убивает всю заразу. Вот в чистоте и хоронили.

Вася тоже заприметил как-то темное пятно на огромной осине, оказалась куча хвороста на большой высоте. Такие сооружения ведьмиными гнездами называют. Зацепится одна ветка сломанная за ствол. За ней другая, третья. Какую ветер надует, какую птица принесет. И образуется огромный ком переплетенных на высоте веток. И действительно, словно гнездо большое.

Так и не получалось ложку изготовить. Сначала ошибку сделал, взял полено возле костра, уж обстрогал наполовину, да решил на вкус попробовать. А она смолой отдает, хвойная порода попалась. Горячее варево хлебать – к языку прилипнет. Да, по правде говоря, некогда. Вокруг много нового и интересного встречается. Все приметить надобно, не век в подручных ходить. Только юшки горяченькой так хотелось похлебать из котла. А нет, не получалось. Не просить же ложку, в самом деле. Он каждый раз придумывал причину, чтобы не садиться вместе со всеми к приему пищи и окружающие не догадались о его маленьком просчете – этой тайны, от которой он уже уставать начал. Второй день резал из березового полена «кормилицу», стараясь, чтобы попутчики не застали его за этим делом.

А особенно заняться изготовлением ложки некогда, все в разъездах и делах. Вместе со сборщиками налога объезжали одно селение за другим. Часто на прежнем месте уже не находили жилищ, кочевой народец. Что ж тут поделаешь. Местные жители платили ясак русским по 2-3 соболя, по котлу и по тагану железному с человека в год. Эквивалентом пушного обращения был сначала только соболь, а теперь и другие дорогие меха. Кроме того, жизнь их сложна тем, что  они двоеданцами являлись. То есть платили дань еще и Джунгарскому хану. Тяжела ноша для простого народа, обложили его со всех сторон, а земля богата зверем и достаточно, чтобы платить в два конца.

Юноша все больше за природой и за обычаями местными наблюдал. Часто собирал вокруг себя детей. Давал потрогать свое снаряжение, а там за разговорами и узнавал многое. Дети, они, не боясь, делились тайнами, вот и рассказывали о своей жизни. Большое удивление вызывала природа, такой не было уж в местах обитания русских людей. Все было непривычным: и горы подпирающие головами облака, и вековые кедры, смотрящие смело в небо; травостой – мечта любого казака, ручьи с чистой снеговой водой. Отношение к источникам было у местных особенное. Они их почитали как святые места. Словно не понимали, как из-под земли вода берется, словно волшебство какое. Не любили, когда посторонние воду набирали. Дядька Митяй сказывал, что у монголов совсем жестокий обычай существует. Заприметят, если кто в воду по малой нужде сходил – смерти лютой подвергают. Священные ристалища и в реках, и в вершинах блюли. У всякого своя священная гора, на которую поднимались лишь в большие праздники, и то только по повелению шамана, их здесь камами называют. А на всяком святом месте ленточки подвязывают из белой материи да кучи камней складывают – «обо». Возле них духов кормят и поят, кладут кусочки пищи и поливают напитками.

За делами, заботами и интересом и время незаметно пролетело. Ясак собрали полностью, сделали, что намечено. Пора в обратный путь собираться, домой-то дорога веселее будет. Юшки только охота похлебать, да с ложкой все дела не заканчиваются.

Поскольку предупредили сборщиков, что джунгары безобразничают в горах, нападают и грабят, было принято решение усилить охрану, внимательнее быть в дороге и на стоянках. Ночью дозоры выставлялись вокруг бивака. Налог беречь надо – государево отныне добро.

В один из вечеров, когда встали на ночевку, пошел в дозор Василий. Устроился хорошо, под скалой каменной. Во все стороны видимость отличная, а спереди река воды несет. Пока светло занялся ложкой. Осматривался по сторонам и короткими мгновениями подтачивал ножом инструмент обеденный. Уже стемнело, когда ложка была готова, он небольшим камешком отшлифовал поверхность ее. И тут его внимание привлек какой-то шорох. Неприметный и тихий. Зверь такого не оставляет. Обратившись весь во внимание, он завертел головой, но ничего особо подозрительного не приметил. Увидел только коршуна, поднявшегося в небо, и отметил про себя, что полет этот неурочный по времени. Сумерки, не должна птица на крыло вставать.

Он наклонился влево и сунул готовую ложку за голенище сапога. Тут же почувствовал толчок в спину и боль под правой лопаткой. Словно обожгло. Стрела, пущенная из джунгарского лука, в сердце направлена была. Да наклонился казак в этот момент, пряча кормилицу свою и вошла остроконечная в правый бок. Он закричал, чтобы упредить товарищей об опасности. Да сам не услышал крика, только хрип со стоном от боли вырвался из глотки. Василий из последних сил потянулся к винтовке, нащупал скобу. Слабеющим пальцем потянул изо всех сил за курок. Раздался не выстрел, а гром. И упала темнота. Василий открыл глаза, уже без ощущения той страшной боли, которая преследовала всего несколько часов назад и прошептал:

– Мама…

Тут же перед глазами появилось похудевшее лицо матери, которая поняла, что все страшное уже позади. Она все пыталась понять, что он желает сказать. А ему так хотелось юшки похлебать. Наконец,  поняла его, налила похлебки, прогремев чугунком возле печи, и села рядом. Подчерпнула первую порцию варева и протянула сыну. В руке была ложка, которую он все же смастерил к концу похода. Спасительница, сохранившая казаку жизнь.

Он с каким-то отчаянным удовольствием потянулся к краешку и сделал первый глоток. На поправку казак пошел. Ну и, Слава Богу! Костер давно потух, остывали и угли. Мальчишки сидели у котелка притихшие и смотрели на ложку, которую старый казак держал в руке:

– А ты говоришь, ложка…