Журнальный мир

* * *

Этот мир надо мной – белым облаком, птицей и Богом.

Этот мир подо мной – муравьишкой, пыльцою веков…

Я люблю, когда небо целует дождями дорогу,

Заполняя копытца недавно прошедших коров.

Я навек полюбил эти заводи, эту осоку,

Эти серые избы с певучим печным говорком.

Эти сосны шумят надо мной широко и высоко.

Говори со мной, лес, первобытным своим языком –

Торфяным, глухариным, брусничным, зелёным, озёрным,

Хороводным – в распеве сырых земляничных полян.

Ой, туманы мои! Ой, вы, жадные вороны в чёрном!

Скоморошьи дороги и ратная кровь по полям.

Я прикрою глаза и услышу кандальные звоны,

Безысходный, по-бабьи, горячечный плач у берёз.

Как скрипучи дороги! Как мертвенно бледны иконы!

Как селенья ужались, и как растянулся погост!

Тишина на Руси, словно лодка стоит на приколе,

А накатится вихрь, так покуда её и видал.

Мужики-мужики, вам тесны и корона, и воля.

Кто считает деньгу, кто рубаху последнюю снял.

Можжевеловый воздух поминками пахнет, как порох.

На серебряных перьях овса – предрассветная трель.

Сколько вражьих чубов причесалось о вилы и обух –

Помнят травы ночные, кровавый брусничный кисель.

И возносит звонарь колокольни стозвонные соты.

Но сжигает Иуда воздвигнутый предками храм.

И на каждой сосне – золотистая капелька пота.

И на каждой берёзе – полоскою чёрною шрам.

Говори со мной, лес, ведь и мне твоя тайна знакома,

Словно аистам в небе, хранящим на пёрышках синь.

Высоко надо мной золотая сгорает солома,

И трепещут стрекозами синие листья осин.

* * *

Сергею Никоненко

Я родился, как всякий русский,

За рекою, за лесом – там

Облака голубой капустой

Плавно катятся по волнам.

Там у нас пузыри в кадушках,

И за плёсами, за мостом

Мечет солнце икру по кружкам,

Бьёт стерлядка косым хвостом.

Разойдись, расступись, столица!

В мире каждому ведом рай.

Дайте родиной насладиться,

Накружиться средь птичьих стай!

Там, за дальними небесами,

Где медведи пасут коров,

Я услышу хоры Рязани,

Словно гулкую в жилах кровь.

Что за песня? Пойду я следом,

И прислышится невзначай:

Тихо бабушка шепчет деду:

– Люльку с мальчиком покачай. –

Это я там проснулся, что ли?

И закружится потолок,

И застонет в копытах поле,

И в глаза полетит песок.

Эта скачка на смерть похожа.

Жжёт десницу звезда полей.

И – ножом по ухмыльной роже –

Пляшет во поле Челубей.

Мы такое не раз видали:

Луч у ворона на крыле

И рязанские свищут дали

На ордынской, дрожа, стреле.

Русь! Пора за себя, за брата

Постоять, разогнать чертей!

Эко пашня твоя разъята!

Эко мутен стал твой ручей!

Я кричу! Я вздымаю руки,

Поднимаюсь на смертный бой!

…Дед спросонья качает люльку,

Шепчет бабушка: – Спи, родной. –

Их любовь мне и рай, и лето.

Сердце бьётся ровней, теплей.

Так спасибо, Господь, за это,

На душе мне теперь светлей.

Вот идут косари туманом,

Растворяют себе простор.

И татарник по злым бурьянам

Мертвый падает под бугор.

Время движет, снега несутся,

Рвут столетия, в прах круша.

Но не может душа проснуться,

Как не может уснуть душа.

В этом снеге француз и немец

Опочили в полях Руси.

Шепчет бабушка: – Спи, мой месяц.

От лихого тебя спаси. –

Я люблю этот край подсвешный,

Где на взгорок через луга

На молебен рядком неспешным,

Как монахи, идут стога.

Я люблю эту дымку, заводь,

Золотое урчанье пчёл.

Грозной тучи ржаную память

Я по этим полям прочёл.

Но и в зиму, где зори в дрожи

Глухариную алят бровь,

Повторяю: спасибо, Боже,

За дарованную любовь.

КОЛЫБЕЛЬ

Божья люлька – Земля. Нам желанно в родной колыбели,

В белой пене ромашек кружиться, в метельных ухлёстах.

Тополя наши пьяные! В окна щебечут капели.

Как всё это родимо, молитвенно, как это просто!

Как печально за звёздами в небе следить одиноком!

И робеет душа, холодеет, поёт и трепещет.

И когда осыпаются звёзды, как листья у окон,

Только струйка рассветной зари от печали излечит.

Я за тихими звёздами в небе слежу из акаций.

Словно в космос взлетаю. Комет золочёные гривы!

Осьминогами жадными щупают протуберанцы

Беспредельный простор, нашу Землю и сизые сливы.

Эти хищные бури готовы сожрать всё на свете!

В дикой пляске, ощерясь, бросаются в топкую бездну!

А у нас на Земле – частоколы дождей на рассвете,

Запотевшие окна и сердцем зажжённые песни.

А у нас на Земле и крапива-то – жжётся, но лечит.

Колыбельную слышу… Всю жизнь свою – матушку слышу.

Для чего мы живём? Я на этот вопрос не отвечу,

Но и сам запою от восторга созвездиям рыжим.

Как прекрасно за звёздами в небе следить одиноком.

Но звезда полетела, угасла, – и нет её вовсе…

Колыбельная песня плывёт от негаснущих окон,

А кленовые звёзды ветрами срываются – в осень.

* * *

Ах, деревня, всё не верно!

Что ж ты поле пропила?

Запустела наша ферма,

По кирпичику пошла.

Под кровать упрятал лыжи.

В куртке. Сумка на весу.

«Всё, маманя, здесь не выжить.

В город! Денег привезу».

«В город, стало быть? К народу?

На тягучую зиму?

Я по вёсне огорода

Без тебя не подниму».

Отломил на память ветку

У родительских ворот

И уехал.

От соседки –

Был звонок под новый год:

«Приезжай, не стало Кати».

Губы – пьяны, чуб – в снегу.

Вот и катит, вот и катит

В темень, в холод и в пургу.

У крыльца встречает веник.

Дверь родную – не отъять!

Накопил долгов и денег.

Только некому отдать.

* * *

Огневица прошла по лесам и болотам Мещёры,

Запалила брусничные угли в сосновых борах.

От Криуши до Сынтула солнце накрыло озера

И в берёзах заветрилось золото на куполах.

Стали травы кудлаты и путаны, словно овчины.

И упруги, как юные груди, холмы облаков.

И набухли соски засидевшейся в девках рябины,

И хмелеют ветра от настоя лесных кабаков.

И тяжёлые, чёрные грузди настырно, угрюмо

Прорывают покров под тяжёлым напором земли.

И в пыли тополиной негромкая, древняя Тума

В бортовые машины ссыпает тугие кули.

Кулаки золотистой картошки, литая капуста…

Колокольные звоны и звоны осенних берёз.

Пролетят журавли – вот и снова становится пусто,

Только синие лужи поутру оближет мороз.

А вдали, на реке, где-то в Клепиках или в излуке

У Мартына привольного бьются о берег мальки.

И стоят в торфяном полумраке зубастые щуки,

Неподвижные щуки, тяжёлые, как топляки.

Вот и гуси летят, оглашая прощанием веси,

Вот и серые гуси родную покинули сень.

А под ними лесов и болот неумолчная песня,

А под ними плывут и плывут образа деревень.

* * *

Я старомоден, как двадцатый век,

И не люблю компьютеров и клипов,

Но радуюсь, когда мерцает снег,

И синева оттаивает в липах.

Зима-гулёна шубу распахнёт,

Продышит солнце луговую кочку

И потечёт по крышам первый мёд,

И выйдет поле примерять сорочку.

А я и рад, уставший человек,

Что нету ни звонков, ни интернета,

Что мне в окно, слегка замедлив бег,

Сирень бросает росные букеты.

И не хочу иного на веку:

Кружил бы лист рассветную поляну,

Где шмель усердно молится цветку

И соловьи пьянеют от тумана.

НА ДОНУ

Пахнет степь простором Дона,

Той травой из-под подков,

Что взошла на пепле дома,

На густой крови веков.

Грозы пушки заряжают,

Пыль за конницей гудит.

Бабы мальчиков рожают,

А за ними смерть глядит.

Пахнет степь костром кипучим,

Конским потом, чабрецом.

Только тучи, только тучи

Пролетают над лицом.

Любо, братцы, право, любо

Слышать ветер за спиной!

Горячи казачки губы –

Жарче пули огневой!

А когда зимой поутру

Вьюгой скошены пути,

Я нырну в густые кудри –

Степью пахнут – не уйти.

Словно стрелы печенега,

Словно сабли Ермака,

Травы рвутся из-под снега –

Прорывают облака.

ТРОЙКА

Этот лес гривастый – коренник,

Эти луг и поле – пристяжные.

На вожжах реки летит мужик

И селенья тянутся кривые.

То в санях, а то на колесе

Мы летим – такое не приснится –

Где росой в серебряном овсе

Молодая кормится Жар-птица.

Рыщут стрелы, стонут соловьи,

На стене рыдает Ярославна,

Травы дозревают на крови –

Вот как жить нам горестно и славно!

То Емеля запрягает печь,

То русалки плещутся у плёса.

У костров родная пахнет речь

Чёрным потом, репою и просом.

Мы летим из выжженных веков,

Где на чёрных копьях бездыханно

Жемчуга поречных облаков

Падают по ноги Бату-хана.

Эй, возница, шевели кнутом,

Вздёрни поострей вожжою пьяной!

Это ли не Русь моя китом

Проплывает, островом Буяном?

Грозный царь ковшом из Волги пьёт.

Рубит Петр струги на пригорке.

Но, как прежде, задом наперёд

Наш Иван-царевич мчит на волке.

Заждалась невеста, заждалась.

Кто спасёт от чудищ и Кощея?

Тройка мчит, разбрызгивая грязь.

Ах, Россия милая, Рассея!

Спящая царевна… Под крылом

Перелесков, ливней и калины –

Где же ты? Уже ли за холмом

Под охраной песни журавлиной?

Далеко помчимся, далеко.

Ни к кому тебя не заревную.

Тёплых щек льняное молоко

Чувствую губами. И целую.

г. Москва