Скворчик и другие

Скворчик и другие

Скворчик

 

Эта история из детства.

Весной сосед повесил во дворе скворечник. Да не простой, а изнутри обитый войлоком. Видно, из большой любви к пернатым не мог он предложить им не утеплённое жилище. Скворцы долго в нём не селились. Прилетят, юркнут внутрь, обследуют помещение и улетят. И всё-таки однажды мы увидели на крылечке сизую птичку с соломинкой в клюве – скворцы вили гнездо.

Вылупившиеся вскоре птенцы пищали в этом домике во всю силу своих маленьких лёгких, и, ещё не оперившись, стали вдруг выскакивать из скворечника. И погибали. Мы то и дело обнаруживали беспомощное хрупкое тельце и зарывали его в палисаднике под старым тополем. Скворчик был последним из большого несостоявшегося потомства. Он тоже выбросился из гнезда, но не разбился, что было просто чудом. Осматривая птенца, я приподняла его крыло и обомлела – под ним был целый легион маленьких красных насекомых. Так вот почему бедняжкам было в скворечнике невмоготу!

Скворчика мы с братом чистили в песке, потом мыли. Всё это время он кричал и пытался клевать нам руки, но когда я посадила его на жёрдочку в клетку, вдруг закатил глаза и опрокинулся вниз головой. «Он умер!» – закричала я. Брат тут же взял птенца и, отцепив его лапки от жёрдочки, посадил на дно клетки. Птенец снова закрыл глаза и, закачавшись, упал на спину. «Всё, – сказал брат. – Может быть, не надо было его мыть?» – и ушёл, а я, постояв немного, со слезами на глазах пошла искать пустую коробку и вату. Когда я вернулась, птенец сидел в клетке живой и невредимый. Увидев меня, хитрец снова закатил глаза, закачался и опрокинулся вверх лапками. Было очевидно, что к такому актёрству его заставляет прибегнуть страх. Я не стала больше тревожить птичку и вышла из комнаты.

На следующее утро, усадив скворчика на подоконник в кухне, мы пытались его кормить. Выбор у него был солидный – каша, комары, мухи, червяки, но птенец на еду не реагировал. Он сидел, плотно сжав клюв, куда мы тщетно пытались совать пищу. Брат начал стучать пальцем по подоконнику, уверяя, что так обучают цыплят клевать корм, а я растопыривала пальцы, показывая птенцу, как нужно раскрывать клюв. Неожиданно он его раскрыл, но тотчас же упёрся им, как циркулем, в подоконник и замер. Предложенный ему червяк уже успел обмотаться вокруг его жёлтого рта, а птенец абсолютно не понимал, что же ему надо делать.

Провозившись так с четверть часа, мы поняли, что птичьих педагогов из нас не получится, и что питомцу суждено «умереть от жажды над ручьём». Ситуацию спасла мама. Она взяла большую муху и, подняв её над головой скворчика, стала водить ею прямо у него перед глазами. Вдруг птенец закричал и широко разинул рот. Мама не растерялась, и в одно мгновенье протолкнула муху в раскрытое горло.

Теперь мы с братом, рискуя обрести репутацию не вполне нормальных детей, постоянно бродили возле дома, пристально осматривая зелёные насаждения, снимали с них жирных гусениц, жуков, ловили мух, а скворчик, заглотив очередную порцию еды, погружался в дремоту, потом снова глотал, и рос, и хорошел на глазах.

Мы его так и звали – Скворчик. Обычно он восседал у кого-нибудь из нас на плече, и сорвать его с этого привычного насеста мог только зов: «Скворчик, кушать!». Он тут же соскакивал, шлёпался на пол или в траву, в зависимости от того, где мы прогуливались, и быстро бежал за угощеньем.

У нас в квартире жил кот – мамин любимец, охотник на мышей и птичий вор. Потрошить воробьиные гнёзда он перестал только после того, как закрыли чердачный ход. Мы показали ему скворца и, заметив в глазах Кузьки алчный огонёк, шлёпнули его по носу. Кот с презрением отвернулся. Закрепив урок, мы всё же старались закрывать дверь в комнату, где обитал птенец. Но однажды кот всё же туда проник, и сразу же оказался один на один с гуляющей по полу птицей. И тут произошло то, что нас совершенно изумило: Скворчик с криком налетел на Кузьму и, повинуясь инстинкту, который заставляет всех его сородичей ненавидеть кошек, ударил клювом в нос. Ошарашенный кот сделал было робкую попытку защититься, но тут же получил другой удар. Кузька ретировался под кровать, и с этой встречи был для нашего питомца абсолютно безвредным.

Скворчик доставлял нам много радости. Он был любопытен, доверчив и сообразителен. Вскоре он вполне освоил ближайшие кусты и деревья, уже сам мог отыскать себе еду, но далеко не улетал, при первом же зове опускался на плечо, а если его долго не звали, садился на окно нашей кухни, где чаще всего обитал, пока не умел летать. Он был совсем ручным.

Был уже конец июля, и мама сказала, что скоро скворцы будут собираться в стаи, и что пора отпустить Скворчика на волю. Нам не хотелось расставаться, но держать птицу в клетке тоже было не по душе. И вот однажды, взяв с собой нашего любимца, мы пошли в рощу на берег Иртыша – там всегда было много птиц. Наверное, были там и скворцы. Потому что Скворчик улетел и не вернулся.

А на будущий год весной на окно нашей кухни однажды сели два скворца. Я с бьющимся сердцем стала открывать створки и звала: «Скворчик, Скворчик!». Скворцы вспорхнули и дружно сели на акацию, что росла перед нашими окнами. Я продолжала звать: «Скворчик, Скворчик!». Обе птицы взлетели и скрылись. Я горевала. Я была уверена, что это был он, и мне так хотелось, чтобы Скворчик узнал меня. Так оно, наверное, и было. Возможно, в этот день он рассказал своей подруге историю своего детства, но влететь в квартиру или сесть ко мне на плечо он уже не мог – он стал взрослой, свободной и осторожной птицей.

 

 

Гошка

 

Гошка был одним из представителей кошачьей породы, которых за всю мою жизнь перебывало у нас множество. Все наши коты и кошки были наделены своими достоинствами и недостатками, у каждого животного был свой характер, и о каждом можно было бы рассказать что-нибудь интересное или забавное. Гошка был особенным. Его поведение и поступки были не просто разумными, а порой могли бы сделать честь и человеческим существам.

У Гошки была прекрасная мать. Откуда появилась эта кошка у нас в подъезде, никто не знал. Рядом с пожарным ящиком с песком кто-то положил для неё старый ватник, где она и разместилась в ожидании потомства. Участие в ней приняли все – дом наш был только что заселён, и охотников взять котят оказалось достаточно. Четверо родившихся малышей были очаровательны – пушистые, полосатые, с голубыми глазами. Самое удивительное, что кошка никому не позволяла их трогать, при первой же попытке подойти к её убежищу, она шипела и уносила котят под лестницу. Её подкармливали, обращая внимание на то, что на подстилке всегда сухо и чисто. Котята выросли весёлыми и крепкими.

Через месяц их разобрали, и никто ни разу не посетовал на их привычки – все кошки и коты были нетребовательны к пище, чистоплотны и нешкодливы.

Гошка при всей своей игривости никогда ничего в квартире не испортил, не испачкал, не разбил, не изодрал когтями. Он не носился по кроватям и дивану, не вис на шторах, не точил когти о ножку стола. Он любил катать мячик или катушку от ниток, гоняться за бумажной мышкой, привязанной к верё­вочке. И ещё любил спать. Сон его был таким крепким, что, казалось, дух на это время уходил из тела. Кота можно было перекладывать с места на место, трогать за усы и хвост, придавать ему самые различные, самые забавные позы – Гошка спал. Эта его способность удивляла и озадачивала. Потому что все наши попытки разбудить животное, когда нам этого хотелось, заканчивались неудачей. Кот просыпался только тогда, когда это было нужно ему самому.

Во многом Гошка был настоящим джентльменом. Когда ему хотелось полежать в кресле, негромким возгласом просил разрешения, причём было совершенно ясно, чего он хочет. Никогда не просил еды, молча наблюдая за тем, как режут мясо. Любил, чтобы его приласкали, но никогда не предавался этим эмоциям слишком долго, во всём сохраняя достоинство.

Однажды он попросился гулять. Подойдя к двери, издал возглас, который мог означать только одно – мне нужно уйти.

Я боялась его отпускать – мы жили на третьем этаже и никогда не выходили с ним на улицу, – но дверь всё же открыла. Вернулся он утром, сообщив о своём прибытии с помощью дверной ручки, которая ходила ходуном – кот на неё прыгал.

С тех пор прогулки его стали регулярными.

Однажды дверная ручка вновь запрыгала, и я пошла открывать. «Кто там?» – спросил муж. – «Гошка пришёл», – сказала я, но ошиблась. На пороге стояли два кота, вернее – две кошки. А ещё вернее – Гошка с подругой.

Ну, входите, – сказала я и открыла дверь пошире. Коты робко вошли – сначала Гошка, потом его приятельница, и направились в кухню. Гошкина миска была, слава богу, полной – утром я налила в неё суп. Сначала поела кошечка. Ела она нежно, аккуратно, совсем как Гошка, и мне почему-то это было приятно. Долив в миску еды, я накормила и родного кота. После этого парочка дружно направилась к двери.

«Как? – спросила я. – Уже уходите?»

Коты молчали.

Я открыла дверь. Чета дружно проследовала на площадку, а затем вниз по лестнице.

Вскоре мы переехали на новую квартиру. В первый же свой самостоятельный визит на улицу кот потерялся. Была весна, весёлая и солнечная, на газонах уже вылезла зелёная травка, мы с трепетом прислушивались по ночам к кошачьим трелям и искали Гошку повсюду. Вдруг однажды я с удивлением увидела его у соседнего подъезда. Он лежал на куче опилок, щуря свои голубые глаза, а рядом с ним чинно сидели три миловидные кошки. «Вот так гарем, – подумала я. – Понятно, почему его домой не тянет». «Гошка!» – позвала я. – Ты заблудился или совесть совсем потерял?» Кот даже ухом не повёл. «Гоша, ты меня узнаёшь?! – продолжала я, направившись было к нему, чтобы взять на руки. И тут кот остановил на мне внимательный взгляд. Не поверите, но я вся внутренне сжалась, поняв, что веду себя совершенно бестактно.

Ладно, сказала я. – Захочешь, сам придёшь, – и, расстроенная, ушла домой. На следующий день сын вернул беглеца, но я до сих пор не уверена, пришёл бы кот сам или нет.

Однажды на работе мне подарили огромную красную розу. Я поставила её в вазу на журнальный столик и не могла налюбоваться. Гошка лежал на ковре рядом со столиком. Я вышла на кухню, а закончив дела, вновь поспешила в комнату. И вот что я увидела – на столике на задних лапах, опираясь передними на хрустальную вазу, стоял Гошка. Он нюхал розу!

Вообще наши питомцы очень часто дают нам повод задуматься над тем, так ли мы умны, как предполагаем, а порой и над тем, так ли мы милосердны, как хотим казаться.

Когда Гошка стал матёрым котом, случилось вот что. Через дорогу от нашего дома началось строительство – возводили здание новой АТС, и на плохо огороженной территории были складированы панели, кирпич и много чего ещё. Так вот, наш кот стал регулярно наведываться на эту стройку, причём не просто наведываться, а захватив с собой из своей миски то кусочек мяса, то куриную голову. Его причуда была не просто странной, но и опасной – коту приходилось пересекать дорогу, по которой шёл и грузовой, и пассажирский транспорт. Муж, решив проследить за его действиями, в отверстии между сложенными в штабель панелями обнаружил кошку с котятами. Гошка приходил их кормить!

Из-за этой стройки он и погиб. И, похоже, у него было предчувствие своей гибели. Накануне он вдруг стал с криком носиться по квартире, подняв дыбом шерсть, из которой буквально летели искры. Глаза у него были совершенно безумными и злыми, и вообще он был невменяем. А через какое-то время утих и долго лежал у двери, абсолютно безучастный ко всему. Мне и домашним стало не по себе. Вечером кот, как водится, ушёл из дома, а утром, в обычное время, около шести утра, я услышала привычное подёргивание дверной ручки и пошла открывать. Но Гошки за дверью не оказалось. Тут меня охватил какой-то мистический ужас. Я оделась потеплей – уже стояли сильные морозы, и вышла на улицу. Не знаю, почему, но ноги сами понесли меня к автобусной остановке напротив нашего дома. Увидела я его не сразу – он лежал, прижатый какой-то проходящей машиной к обочине, всего в нескольких сантиметрах от тротуара, потому что не смог выбраться из глубокой колеи – снега в ту зиму было много, а дорогу давно не чистили.

Горевали мы долго.

К сожалению, Гошку мы не успели даже сфотографировать. У нас тогда не было фотоаппарата.

 

 

Пернатые интеллектуалы

 

Работая на Томском областном радио, я несколько лет вела детскую программу «Кораблик», которую любили и дети, и взрослые. У меня в редакции долго стояла большая коробка с детскими рисунками и письмами, которые начинались всегда одинаково: «Здравствуй, моя любимая передача «Кораблик!». В каждой из этих программ, которые я готовила вместе с дочкой Машей и шустрым мальчиком по имени Амир, было, как правило, несколько сюжетов, где «мудрецы» отвечали на вопросы ребят, где мы с детьми беседовали на самые важные для них темы, путешествовали, куда нам вздумается, где были сказки, весёлые и страшные истории и т. д. Однажды кто-то из ребят прислал вопрос о том, умеют ли думать волнистые попугайчики, понимают ли они то, о чём сами говорят на человечьем языке. И мне, конечно же, нужно было срочно найти говорящего попугайчика и выяснить всё это у него самого. Так я и сделала.

У Машиной одноклассницы Юли жил волнистый попугай Кеша. Жёлтенький, невзрачный, но, как меня уверяли, очень словоохотливый. Напросившись к Юле в гости, я была уверена, что записать птичку на магнитофон – минутное дело. Однако мы с хозяевами выпили уже не одну чашку чая, после чего я безнадёжно сидела у клетки с включённым микрофоном в ожидании Кешиного монолога или хотя бы какого-то заветного словца, но попугай, как мне показалось, нахально на меня поглядывая, прыгал и прыгал по клетке и упорно молчал. Смущённая Юля оправдывалась: «Не понимаю, в чём дело, обычно он в это время много разговаривает, придётся подождать». Я с тоской кивала.

Может быть, он кушать хочет? – вырвалось вдруг у меня, когда Кеша, склонив голову, из которой торчали во все стороны очень коротенькие отрастающие перья (он только что отлинял) боком стал пробираться к кормушке.

Что вы, – сказала Юля. – Он недавно ел. Вы лучше не обращайте на него внимания, он тогда быстрее заговорит.

А клетку нельзя открыть?

Можно, мы его иногда выпускаем полетать, – ответила девочка и открыла дверцу. Я осторожно положила включённый микрофон на стол и затихла. Кеша тут же выбрался из клетки и стал суетливо бегать по столу, дёргая головой и что-то ворча скрипучим голосом.

Дурраки, – вдруг сказал он отчётливо. – Кушать не хочу!

Я оторопела. Словно убедившись, что мы приняли это к сведению, попугайчик успокоился. Степенно подойдя к микрофону, он долго его изучал, прислушивался, склонив набок голову, трогал его клювом, наконец начал ему часто кланяться и произнёс: «Ты душка!». Я поняла, что лёд тронулся.

Давай поцелуемся! – предлагал Кеша микрофону. – Поцелуемся! Только не кусайся!

Мы уже давились от смеха.

Кеша хорроший, – вовсю заливался попугай, – Кеша хорроший попугай­чик, хоррошая птичка, умник, споём что-нибудь, хочешь? Кеша кррасавец! Кеша говорит прравильно!

Кеша, – спросила я, – ты всё понимаешь? – И тут же услышала в ответ:

Кеша умник! Кеша умная птичка!

Интервью прошло прекрасно и доставило много радости всем, включая наших операторов, которые готовили плёнку к эфиру.

Думают ли попугайчики? Не будем обобщать, но Кеша явно был из числа пернатых интеллектуалов.

 

 

Дрессированный крокодил

 

К нам в Томск приехал цирк. В афише кроме других номеров числились «Экзотические дрессированные животные», в том числе крокодил.

Кто хотя бы раз видел живьём этих жутких и алчных тварей, я полагаю, даже мысли не допускает о том, что их можно приручить. Неудивительно, что я сразу же напросилась на интервью с дрессировщицей, и в назначенный час постучалась в дверь одной из гримёрок Большого концертного зала.

В маленьком помещении резко пахло птицей. На спинке стула, стоявшего возле гримёрного столика, сидел крупный белый хохлатый какаду.

Осторожнее, – сказала моя будущая героиня. – Он кусается.

И показала мне руку, покрытую синяками.

Вот злодей, – возмутилась я. – И вы ему это позволяете?

Попугай шумно взлетел и, сев на большое зеркало, стал выламывать мощным клювом кусочки из его деревянной оправы.

Он тут за время ваших гастролей всё перегрызёт, – сказала я.

Не говорите, просто беда с ним, – закивала мне артистка. – Вы извините, – сказала она торопливо, – мне беседовать с вами абсолютно некогда. Наш номер сегодня поставили пораньше.

С какаду?

Нет, будет только Кроки.

Я оглянулась и увидела стоящий в углу небольшой террариум, где в лёгком оцепенении лежал серый крокодильчик длиной сантиметров семьдесят­восемьдесят.

Милашка, – сказала я. – Он что, в самом деле ручной?

Да, – вяло ответила дрессировщица.

Он вас узнаёт среди чужих людей? Может ли он испытывать к кому-то симпатию? – продолжала я расспросы.

Ну конечно, – отвечала мне Ксения. – Всё-таки он у меня уже третий год.

А как он проявляет свои чувства к вам?

Он ко мне привык.

Он не кусается? Вы его не боитесь?

Не боюсь.

Всё это время крокодильчик лежал, как изваяние, и только его маленькие глазки – колючие и проницательные – неотрывно следили за мной. Приглядевшись к их выражению, я сильно засомневалась в том, что у крокодилов могут быть какие-то привязанности.

Артистка меж тем была уже готова к выходу на сцену. Оставалось надеть ошейник на Кроки.

Я стояла и думала, сколько труда стоило молодой женщине приучить к себе это жестокое, загадочное существо. Да ещё настолько, чтобы оно выполняло её волю!

Тут в комнату неожиданно вошёл молодой человек плотного телосложения с накачанными руками в толстых кожаных перчатках. В одной руке у него была прозрачная лента. Не обращая на нас никакого внимания, он быстро прошёл к террариуму, мгновенно схватил одной рукой крокодильчика чуть пониже головы, а другой плотно обмотал его пасть широким прозрачным скотчем.

Всё это он проделал так быстро и ловко, что я ещё не успела опомниться, а на Кроки уже был застёгнут ошейник, и девушка, взяв крокодила под мышку, понесла экзотического артиста на сцену.

Я видела это выступление: Кроки с заклеенной пастью протопал на поводке от кулис до авансцены (дрессировщица при этом изящно пританцовывала), а затем, под аплодисменты публики, точно так же методично протопал назад и скрылся.

Вот вам и чудеса дрессировки! Я была разочарована, лишний раз убедившись в том, что крокодилы – существа не из тех, кого человек может подчинить себе любовью или ценой очень большого труда.

Но однажды я увидела по телевидению удивительный сюжет о дрессированных крокодилах, снятый в Южной Корее. На глазах совершенно ошеломлённых зрителей дрессировщик держал в пасти огромного аллигатора руку, а затем и голову, как это иногда проделывают в цирках со львами. При этом крокодил стоял неподвижно с широко разинутой метровой пастью, как на приёме у дантиста, и лишь в последнее мгновенье, когда дрессировщик резко отдёргивал руку или рывком отбрасывал назад голову, его огромные челюсти захлопывались со звуком, леденящим кровь. На редкость экзотичное зрелище!

Так что дрессированный крокодил, каким бы фантастичным не казалось это словосочетание, – реальность. Непостижимый итог человеческого терпения и таланта.