Слово о друге
Слово о друге
Впервые я услышал о Викторе Чугунове, да и не один я, на Кемеровском семинаре молодых прозаиков и поэтов весной, если не ошибаюсь, 1966 года. Он приехал в Кемерово по собственной инициативе. Пристроился к группе, руководимой известным в стране мастером короткого жанра Сергеем Антоновым, и вызвался уже «под занавес» прочитать свой рассказ «Локомобиль».
Читал он сбивчиво, косноязыко – волновался. Тогда, чтобы спасти положение, рукопись взял кто-то из «семинаристов» и начал с начала – «с выражением», как нас учили в школе. Рассказ был выслушан при полном и абсолютном молчании.
– Да где же вы раньше-то были? – с недоумением и некоторой досадой осведомился Антонов.
– Здесь, – ответил Чугунов.
«Локомобиль» всем понравился, а руководитель семинара, скупой на похвалы, заявил, не сомневаясь, что встретил писателя.
Скажу по собственному опыту, что «маститые» в своих оценках весьма и весьма осторожны. У литератора тоже есть, если можно так выразиться, свои кулисы, куда заглядывают немногие. И уж совсем мало кто представляет себе, что похвал нам раздаётся гораздо меньше, чем тумаков. Но то – к слову.
После семинара мы подружились. Дружба наша, ненавязчивая, мужская, крепла с каждым годом. Дружба, не омрачённая мелочами и зряшной суетой.
Виктор Чугунов, особенно в первых своих вещах, старался показать, насколько мы ещё несовершенны духовно… но, с другой-то стороны, мы, хоть и медленно, но продвигаемся к идеалу, созданному нами. В мире есть зло, но есть и добро, есть стяжательство, но есть и бескорыстие, есть тьма, но есть и свет. Поэтому, наверно, не стоит слишком сердиться на нашу природу и не стоит унывать: мы ведь оптимисты и живём в стране, где торжествует оптимизм…
Не так давно довелось мне присутствовать на представительном форуме писателей Сибири и Урала в Свердловске. Среди делового разговора драматург Геннадий Бокарев несколько озадачил присутствующих вопросом: «Может ли подлец написать хорошую книгу?»…
Мы все стали дружно думать: может или не может? Лично я склонен полагать, что не может, хотя в общем-то…
Спор у нас получился мальчишеский, несолидный, может статься, однако – нужный. Каждый наверняка мысленно перебирал тогда своих знакомых – искал конкретного подкрепления своим доводам. Я почему-то сразу вспомнил покойного Виктора Чугунова.
Вспомнил и такой эпизод.
Пришла ко мне соседка. Ей было за шестьдесят, моей соседке, работала она дворником и то за трояк, то за пятерку убирала и белила квартиры. У неё два взрослых сына, внуки, как полагается, но отдыхать ей некогда – так уж всё сложилось неладно. Старушка пришла в воскресенье, застала нас за столом, извинилась и слёзно попросила сочинить ей заявление в суд. Виктор Чугунов был у меня в гостях и взялся переложить жалобы дворничихи на бумагу.
Стали они сочинять заявление. И не сочинили… На середине монотонного бабкиного рассказа Виктор вдруг заплакал, не стесняясь, и, махнувши рукой, убежал на кухню,
Я не удивился. Я привык к тому, что он чересчур близко к сердцу принимает людские горечи. Он был очень добрым. И не слабым при том.
Больше любил петь и смеяться, тонко воспринимал юмор. Когда мы встречались в Междуреченске, он брал в руки гармошку и, широко, белозубо улыбаясь, пел песни, слова и музыку для которых сочинял сам. Среди веселья и шуток любил спрашивать о самом неожиданном.
Спрашивал, например:
– Сколько трав знаешь в тайге?
– Трудно сказать… Мало.
– О! Я тоже мало. Но теперь завёл специальную книжечку и заношу в неё всё про травы. Где от стариков услышу, где вычитаю… Показать книжечку?
– Показывай…
Работал он много, с азартом.
В тот день, когда его хоронили, на столе в комнате, выходящей окнами на тихий двор, стояла пишущая машинка; в ней остался лист с несколькими, последними уже, строчками. То были путевые заметки – о красоте нашей Сибири.
Погиб Виктор в автомобильной катастрофе. Ушёл от нас молодым, сильным и весёлым.
По специальности он был горным инженером. Кроме того, закончил заочно Литературный институт имени Горького. И по сути своей, прежде всего, он был художником, поэтом, через сердце которого пролегла трещина мира.
Рос Виктор в трудные послевоенные годы на Алтае, хватил лиха, поэтому была в нём прочность и неброская вера в безусловное торжество наших идеалов. Мы, его друзья и товарищи, благодарны издателям, не забывшим, что на кузбасской земле жил и работал писатель – неповторимый, глубокий и благородный. Слово его не умирает, оно по-прежнему будит мысли о сущем.
Геннадий Емельянов.
(Новокузнецк. 1977 г.)