Слышащий сердце

Слышащий сердце

Главы из романа

Два концерта по заявкам

(глава 18)

 

Актеры, пришедшие на кастинг, сидели, понурив головы. Терновый устроил им жесточайший разнос. Вениамин нервничал, переживая за сроки съемок фильма, от успеха которого зависел возврат его долга бандитам. Каленый больше не доставал и не угрожал своими намеками на то, что нынче опасно выглядывать из окон. Бандит пропал, но долг-то в триста тысяч долларов никуда не делся.

Терновый, конечно, психовал и из-за денег. Но главным раздражителем было все-таки кино. Накануне звонил Евгений. Он передал привет от Жанны и сообщил, что Вениамина с нетерпением ждут в Провансе. А он никак не мог определиться с актерами. Для упрощения и ускорения процесса он решил на данном этапе ограничиться только персонажами, которые имели отношение к событиям во Франции. Анна Молчанова все не давала своего согласия и даже не явилась на предварительный просмотр кандидатов. В довершение всех проблем Шкловский пригласил на роль Жанны странных претенденток. Да и многих пришедших пробоваться на мужские роли тоже можно было посылать куда подальше.

Чего вы сюда приперлись, а?! — в сердцах кричал Терновый. — Ну, идиоты! Кретины! Вас двадцать человек. В романе столько бандитов нет. А вы все, как один, напялили дурацкие кожаные куртки.

Ты че сегодня, как Хичкок, орешь на них? — зашептал на ухо Вениамину Наум Шкловский. — Они же ранимые, как бабочки, артисты… у многих такое самомнение. Но большинство думает, что это у них все-таки талант. А ты обращаешься с ними, как со стадом баранов.

Я никогда не говорил, что актеры — быдло. С ними нужно обращаться, как с быдлом! Это сказал тот самый Альфред Хичкок, — Терновый и не думал понижать свой голос. — Мне вообще по барабану их страдания несварением гениальности!

Потише, Веня! Они сейчас же разбегутся! — успокаивал разбушевавшегося Тернового Наум.

Да куда они могут пойти? Разве что нах… на хрен я вообще с вами связался? — ревел Терновый. — Вот ты, Наумчик, говоришь, они ранимые как малиновки в терновнике! А покажи мне среди этой бездарной толпы хотя бы одного нормального… просто нормального актера. Разоделись в кожанки, будто чекисты в семнадцатом году! Скучающих по Дзержинскому прошу в соседний павильон — там сейчас как раз расстрел снимают. Вас всех к стенке и поставят! Шкловский, ткни пальцем! Я что-то не вижу — ослеп… оглох… Че молчите, бездари убогие? Кто тут имеет право на жизнь в искусстве?

У Вениамина Тернового была репутация талантливого режиссера и одновременно жесткого тирана. Но всем также было известно, что такие наезды он практикует лишь при знакомстве с актерами, пытаясь их вывести из равновесия и посмотреть на их реакцию. Позже, когда он сделает свой выбор, с Терновым можно будет нормально работать. Поэтому все молчали, пережидая грозу.

Присмотрись вон к тому, — Наум показал на парня, сидевшего справа на отшибе.

На кого? Этого, что ли? Согласен. Эй, ну-ка все посмотрели на настоящего Смоктуновского. Хоть кто-то проникся ролью и догадался постричься наголо.

Терновый подошел к парню, пристально на него глядя.

А где твоя кожаная куртка? Успел снять? Ай, молодца! Сообразительный? С тебя и начнем. Посмотрим, на какую роль сгодишься: Битюга или Крематория. Как зовут?

Вообще-то я Пореченков, — с некоторым вызовом в голосе произнес крепко сбитый парень.

Ну-ну, не обижайся, — примиряюще сказал Терновый. — Видишь, режиссер весь на нервах. Здоров, ничего не скажешь! Но десяток килограммов наберешь для большей убедительности образа?

Михаил Пореченков пожал плечами в знак согласия.

Остальным претендентам на роли бандитов нужно включить мозги — среди них есть умные персонажи. Это Эстет и Шут. Кстати, главный герой Евгений, хоть и не мафиози, но тоже мастер придумывать и проворачивать криминальные комбинации, — продолжал Вениамин. — А кто у нас в списке? Сергей Маковецкий, Машков Владимир…

«Эстет…Эстет… — в голове Тернового с самого Прованса крутилась идея-фикс. — Где же он?»

Вениамин специально приказал Шкловскому приложить максимум усилий вплоть до повышенного гонорара за звания и талант и уговорить Басилашвили и Фрейндлих на эпизодические роли старой французской пары Клода и Элиз, хозяев отеля «Париж» и родителей братьев-гангстеров. Если Басилашвили согласится на такую незначительную роль, то от предложения сыграть Эстета он точно не откажется. В том, что мэтр справится, Терновый не сомневался. Он с надеждой всматривался в глубину полутемного зала.

«Слава богу, здесь!» — с облегчением выдохнул режиссер.

Басилашвили сидел в окружении Алисы Фрейндлих и ее подруги Ольги Волковой. Питерские аристократы спокойно сидели на последнем ряду, будто происходящее их совершенно не касается. С королевским достоинством они поглядывали на Тернового и улыбались то ли режиссерским выходкам, то ли байкам, которые травил Басилашвили.

«Эти, пусть и постаревшие, звезды способны сделать конфетку даже из самого тухлого сценария. А уж Волкова, не понаслышке знающая, что такое любовь Эльдара Рязанова до полного забвения, гениально вытянет любой эпизод, сама так срежиссирует мизансцену, что залюбуешься! Она уже пришла в образе — хоть сейчас снимай! — восхищался Терновый, разглядывая актеров. — Не то, что молодая поросль».

А как у нас, Наумчик, обстоят дела с кандидатками на женские роли? — Вениамин вернулся в реальность.

Шкловский попросил девушек пересесть на первый ряд.

Мать моя — женщина! — воскликнул Терновый. — Ты кого мне привел, Наум? Кто из них, по-твоему, должен играть Жанну? Кто читал сценарий?

Руки подняли все. Терновый озабоченно прошелся вдоль актрис, пристально разглядывая их… декольте.

Читали, да? А ничего, что у Жанны стрижка «гаврош» и нулевой размер лифчика?! А вы все притащили сюда сетки с арбузами третьего номера! В романе всего две проститутки — Марина и Сюзи, а вас здесь сколько собралось?

Веня, ты забыл про Ксюху из гостиницы «Москва». А ночной клуб «Красные шпильки на потолке» в Марселе? — защищал свой выбор Наум.

Шкловский, наш фильм продюсирует западная компания. Она поминутно отслеживает хронометраж и расход бюджета. Твоя идея притащить во Францию личный бордель и наслаждаться жизнью не пройдет! А мне вдобавок… О боже, почему только я должен помнить о своих..? Которые мне скоро отрежут здесь или в Питере. Нет, уж лучше в Провансе! — Терновый махнул рукой. — Все, я устал. Перерыв.

Вениамин воспользовался паузой и даже отослал Шкловского, чтобы поговорить с питерскими звездами тет-а-тет и доверительно обсудить с ними свои идеи. Он не сомневался, что у этой великой троицы заготовлена куча собственного креатива.

 

Евгений и адвокаты из бюро «Юркки Пелтонена» сидели в приемной и ждали приглашения. Наконец, массивная дверь из красного дерева распахнулась, и симпатичная секретарша пригласила войти.

Вах! Какие люди у меня в гостях!

Каха Бахишвили с трудом поднял свое стопятидесятикилограммовое тело и, раскачиваясь, словно сумоист, широко раскинув руки, пошел на встречу гостям.

Вах! Евгений Борисович! Как я рад вас видеть!

На стоявших рядом с Кузнецовым Левина, Залесского и Братенькова Каха даже не взглянул.

Присаживайся, гость дорогой, поближе ко мне, на самое почетное место, — Бахишвили лично проводил Евгения и отодвинул кресло. — Ну, и вы там, где-нибудь присаживайтесь, но не садитесь. Садытца нэ нада — зачем садытца? Ха-ха! Смэшно, да?

Кто-то громко засмеялся.

Евгений только сейчас обратил внимание на мужчину на противоположной стороне стола. Он был полноват, но не толст, и очень маленького роста — из-за стола торчали лишь шея и лысая голова, которую он часто вытирал платком.

«Не заметил коротышку. Волнуется, видимо, — подумал Евгений. — Хороший юрист должен задницей чувствовать, что жопа пришла. Ну, посмотрим, не подвела ли тебя твоя интуиция».

Кузнецов с интересом осматривал кабинет известного олигарха, пытаясь по обстановке составить психологический портрет его хозяина.

Книжных шкафов не было. Лишь на столе, точнее, на огромной пепельнице из темного гранита, лежал Уголовный кодекс РФ с комментариями. Зато стены и потолок просторного помещения были отделаны дорогущими итальянскими панелями из красного дерева под дворец Дожей1 . Длинный — не менее десяти метров — стол и кресла были обтянуты красной, в тон, кожей с золотым тиснением. Повсюду на стенах висели восточные кинжалы вперемежку со щитами и несколько фотографий Ельцина с Кахой.

«Не он ли ищет "Слышащий Сердце"?» — не мог отогнать назойливую мысль Евгений.

Завершал убранство кабинета огромный квеври2, завалившийся в углу на бок.

«Пьет!» — подытожил портрет грузина Кузнецов.

Может, выпьем? — прочитал его мысли, а скорее, проследил за взглядом Каха.

Рановато. Не будем спешить. Вот подпишем контракт, тогда другое дело, — вежливо отказался Евгений.

Какие могут быть сомнения? Мне мой юрист доложил, что все в порядке, и остались мелкие формальности, — не сомневался в успехе Бахишвили. — Эй, ты, законник хренов, так ведь?

Коротышка часто-часто заморгал ресницами, точно, как Дэнни де Вито, вытер моментально вспотевшую лысину и покосился на гранитную пепельницу.

У нас к вам есть несколько уточняющих вопросов, точнее, даже один, — Евгений повернулся к своим адвокатам. — Бюро «Юркки Пелтонена» нашло несколько интересных документов, касающихся одного комбината детского питания. Борис Ельцин даже зачем-то утвердил государственную программу поддержки детей Чувашии. Не объясните, уважаемый Каха, как вместо комбината вы приватизировали «Пенную Чувашию»? Или это простое совпадение юридических адресов?

Бахишвили остолбенел. Его лицо налилось кровью, а глаза бешено завращались в орбитах.

Где ты, сучье вымя? Ты что мне говорил? Они дураки из «ильфа»3. Ничего не рубят в нашей приватизации. Я ж тебя…

Небольшие квадратные усики угрожающе зашевелились под носом Кахи, и в юриста-коротышку полетела тяжелая пепельница. От смерти лысого спас его маленький рост. Он нырнул под стол и там пережидал грозу. Каху же было не остановить. По кабинету летало все, до чего он мог дотянуться: бутылки, стаканы, кресла, даже кинжалы, висевшие на стенах. Евгений и его коллеги из «Пелтонена», пятясь и стараясь держать бешеного грузина в поле зрения, медленно отходили к двери. Коротышки нигде не было видно.

Не забудьте задаток вернуть в двойном размере, Каха-батоно.

Прощайте, генацвале Бахишвили.

И Евгений захлопнул дверь, в которую шмякнулся Уголовный кодекс.

 

Два предложения, от которых трудно отказаться

(глава 20)

 

На площадке перед лифтами царила какая-то непонятная суета. На блестящем мраморном полу и стенах, отделанных дорогой плиткой, отражались неясные тени. Они качались, мелькали, пересекались, появлялись, пропадали и снова появлялись. Раздавались приглушенные голоса. Воки-токи, лежавший в углу, зашипел:

Гамарджоба, генацвале! Встречай шефа — поднимается. Вано едет в другом.

Чья-то рука подняла рацию.

Принял. Жду.

Я поехал. Он сказал, завтра его забрать в десять. До встречи.

Рация замолчала.

Битюг засунул ее в карман и потащил тело охранника на пожарную лестницу. Его ноги безвольно волочились, подметая пол, а острые носки модных туфель качались, как метроном.

Крематорий, можно начинать, — произнес Битюг.

Как удачно, что в лифт Каха помещается только один — отъелся, боров. Вырубай! — приказал кому-то по мобиле Битюг.

Почти сразу зазвонил другой мобильный телефон.

Он застрял между восьмым и девятым, — сообщил кто-то Крематорию.

Отлично! Всего один этаж идти вниз. Кнопку аварийного вызова сломали?

Так точно!

Битюг, прими второго! — приказал Крематорий.

Двери лифта открылись, и Битюг выстрелил из травмата прямо в лоб стоявшему в нем и не ожидавшему нападения охраннику олигарха. Затем последовал удар ребром ладони наотмашь в район сонной артерии. Дополнительный «тук-тук» рукояткой пистолета по голове погрузил Вано в состояние глубокой грогги4. Его тело тоже перенесли на пожарную лестницу.

Все, побежали, пока Каха не начал паниковать.

 

Уроды, где вы? Гребаный элитный комплекс! Дожили: «пэтэушники» кнопку сожгли! Позовите секьюрити! Кто-нибудь, ответьте мне!

Не кричите! Мы здесь, — ответил Битюг.— Сейчас вас достанем.

Вытаскивайте, а достать меня вы уже успели! И поживее!

Щас-щас. Начинаем!

Битюг чуть раздвинул двери и вместе с другими бойцами начал гнать в кабину перечную смесь из баллончиков.

Вы че творите, а? — заорал человек в кабине.

Каха-батоно, узнаешь меня? — крикнул в щель Крематорий.

Кх-кх-кх… что вам нужно?

Про два ляма зеленых не забыл? Мы так соскучились, аж прям задолбались ждать почтового перевода! Почему два, понял? Задаток — это раз, кидалово — это два.

Шиш вам с маслом, а не… кх-кх-кх…

Битюг добавил новую порцию газа. Дверь закрылась. Крематорий повернулся к Битюгу.

Пора кончать этот балаган. Достал, что я просил, Юрась?

Битюг кивнул.

Тогда начинай! — сказал Крематорий.

Бойцы снова отжали дверь и запустили в кабину новую порцию теперь уже веселящего газа, добавив потом и перечной смеси.

Г-кх-кх-гады! Гестаповцы… кх-кх-кх! — Бахишвили, заходясь в кашле, забарабанил в стенку. — Я согласен.

Тогда подпиши, — Крематорий просунул в кабину листок бумаги и ручку.

Почему… кх-кх-кх… три? — плевался Каха.

За беспокойство, генацвале. На возмещение наших издержек — газ нынче подорожал, а «Газпром» скидок не дает. Зачем артачился, как баран? Всему есть своя цена — твоя такая. Не согласен? Щас добавим газку. Тебе, Кахочка, какой понравился?

Гады-ы-ы… кх-кх-кх… Подписал. Вынимайте скорее! Задохнусь же!

Крематорий забрал листок.

Давай, Юра, туши пожар!

Это, Каха, тебе на память о «Пенной Чувашии»!

Битюг открыл заслонку и направил раструб огнетушителя в лифт…

 

Караджи убрал банковскую выписку в карман и отвернулся в сторону. Незнакомец с длинными волосами не уходил и стоял в нерешительности. Наконец, он сел за свободный столик неподалеку и сделал заказ официанту. Странный тип отхлебывал принесенное пиво, продолжая исподтишка наблюдать за Исмаилом. Такое непонятное и назойливое внимание нервировало, и Караджи отвернулся.

Через несколько минут незнакомец обратился к нему по-английски:

Прошу прощения за беспокойство. Я не говорю по-французски. Разрешите представиться?

Что тебе от меня надо? — раздраженно процедил сквозь зубы Исмаил, надеясь, что тот отстанет.

Вы говорите по-русски! — не обращая внимания на грубость, обрадовался мужчина. — Я Вениамин Терновый, генеральный директор телеканала «ЦТВ» из Москвы.

Мужик, я интервью не даю! До свидания!

Нет-нет, прошу вас, выслушайте меня. Мы здесь, в Марселе, снимаем кино про русскую мафию, — Вениамин сел на стул и затараторил, как будто боялся, что его новый знакомый убежит. — А у вас такое красивое восточное лицо, которое не портят оспины, типаж, манера разговаривать с легким кавказским акцентом — прямо как у нашего главного героя. Я очень хочу, чтобы вы попробовались на эту роль!

Какую еще роль?

Одного азербайджанца из Баку. Он агент ЦРУ. Вот поперсонажник.

Чего? — то ли не понял, то ли насторожился Караджи.

Ну, список всех героев по сценарию. Ваша роль — Муса, или «Жженый джокер». Я вам оставлю экземпляр, почитайте. И мою визитку. Позвоните, если согласитесь. Нет, лучше сразу приезжайте в гольф-клуб Golf de Marseille La Salette — совсем недалеко от города. У нас там завтра с утра встреча актеров с автором романа и заказчиком фильма. Это солидный западный фонд. Мы хорошо вам заплатим! Соглашайтесь, умоляю вас! Не получится, так не получится. Хотя бы попробуем, но я чувствую, что вы тот, кто мне нужен. У вас… такой взгляд!

Исмаил посмотрел на Тернового так, как смотрел в глаза Черному Фредди на катере. Вениамин непроизвольно поежился и встал.

Извините, я уже отнял у вас много времени, но вы все-таки подумайте.

На выходе Терновый обернулся и сказал: «Какое харбктерное лицо! Это то, что нам нужно!»

Караджи чуть не сплюнул с досады — длинноволосый парень простоял там с полминуты, уставившись на него. Когда киношник ушел, Исмаил глубоко вздохнул, не до конца понимая, что произошло. Тут его взгляд упал на оставленные на столе бумаги. Прочитав заглавие «Криминальная драма по роману Жанны Кузнецовой "Слышащий Сердце"», он остолбенел.

«Какая-то Жанна, помнится, была в списке питерского детектива, который я оставил себе на память. Та бумажка, кажется, в сейфе, — вспомнил Караджи. — "Слышащий Сердце" — неужели имеется в виду бебут Мустафы IV? Не может быть! Откуда про него стало известно?»

Исмаил лихорадочно листал описание ролей, пока не отыскал страницу с титулом «Роль Мусы, он же "Жженый джокер"».

«Это про меня?» — поразился Караджи, вчитываясь в первые строки.

Он долго изучал текст, касавшийся событий в Баку и Краснодаре, проверяя места, где авторский вымысел не совпал с реальными событиями, и наоборот.

«Вот где, оказывается, был тайник у брата Овсепяна — в осмотровой яме в гараже. Я же именно там нашел сломанный электрический чайник! Спешил, не успел обыскать как следует», — вспоминал Исмаил, в задумчивости поглаживая непривычно гладкий подбородок — после событий на Крите он сбрил бороду.

Концы, которые Караджи так старательно обрубил, мистическим образом снова завязались в непостижимый разуму узел. Ритуальный кинжал словно не хотел сидеть в ножнах и заканчивать свою историю в банковском сейфе.

1 Знаменитое историческое место в Венеции (Италия).

2 Грузинская амфора для вина.

3 Сленговое обозначение международных юридических фирм по первым буквам: «international law firms» (англ.).

4 От англ. groggy — пьяный, непрочный — одномоментное ухудшение состояния находящегося на ногах боксера или бойца ММА после получения удара в подбородок.