Журнальный мир

Хвала Всевышнему, прожили мы со своим стариком в родном гнезде удачно и счастливо: дети не болели, хозяйство было обильным, даже гуси исправно выводили птенцов. Огород всегда от урожая ломился. Или сами прожили, лелея сладкий привкус жизни, искренне и душевно, или же Всевышний ниспослал нам свою благодать. Хотя, думаю, причина в том, что по жизни мы прошли в уважении друг кдругу. За несколько дней перед тем, как уйти в мир иной, старик позвал меня и говорит: «Матушка, подойди поближе, молвлю для тебя слово».

– Не скажу, что не гонялся за земными благами – гонялся, что уж. Но нет у меня на сегодня долгов перед этим миром. Да и у бытия, надеюсь, не будет ко мне претензий. Смерти не боюсь. Самое большое богатство – это вы. Дети у нас хорошие. Перед ними мы чисты. Никому, кроме добра, ничего не сделали, не причинили ни зла, ни позора, – эти слова он произнес благодарным тоном, погладил перину, где возлежал и, тяжело вздохнув, замолчал.

Домашнее затишье нарушила я:

– Ну ты и сам умел с умом жить да с хозяйством справляться… Не обижал, не бил, не пил и детей умел располагать к себе. Что ни делал, что ни говорил – все было ладно, все к лицу и к месту.

– А все по человеку дается. Когда я сильно затягивал вожжи жизни, ты сумела смягчить крутые повороты, став порядочной и любезной хозяйкой судьбы. Кто только не изведал вкусные кушанья, приготовленные этими маленькими руками, приправленные нежностью и теплотой. И быт наш организовала со вкусом, аккуратно, без пыли и соринки – кто только не восторгался нашим житием. Поэтому порог наш благодатный, счастливый, – с этими словами он потянулся было погладить мои худые пальцы, увы, его руки не послушались разума. Почувствовав, что исход жизни совсем близок, он собрал остатки ничтожных сил в усталой душе и произнес последние слова:

– Не позволяй младшему сыну осиротить наш благодатный фундамент. Пусть не бросает, держит в порядке дом и хозяйство, ведь неухоженное гнездо никому не пророчит счастья…

…От безысходности готова разреветься – еле терплю, хорошо еще, что слезы высохли в глазах. Ноги обессилели, сердце, кажется, вот-вот остановится. Внимательно слушаю, и все больше диву даюсь. Прощальные слова моего старика окутывают разум, осветляя его как солнечный луч... Сошлись мы в любви и согласии. Даже в эти прощальные минуты его душа как будто былаво мне. Вот-вот она, единая для двоих душа, взлетит, унесет нас в бесконечные дали Вселенной, и мы вдвоем исчезнем из этого мира…

В свое время мой благоверный был недосягаемой мечтой для многих. Вот ведь как – время прошло, и он, как скала, не смогшая противостоять бурям и ураганам, за совсем короткое время без шума и грохота, разбился вдребезгии рассыпался в прах буквально перед глазами. И теперь, как разбросанные щепки, еле видимый, лежит в своем огромном хозяйстве, которое строил и собирал с таким рвением по крупицам. Под одеялом его – пустота. Как бы красиво мы ни прожили эту жизнь, когда смерть заносит свой меч, сожаления, ой, как душат, оказывается…

Старик мой никого больше не созывал к себе и молчал. Так свои последние бессчетные мысли унес с собой в бесконечность. Когда его хоронили, испугалась, что не выдержу и слягу в постель. Еле-еле, спотыкаясь, ходила среди людей. Организация прощания – настоящее бедствие. А потом стал нешуточным испытанием приход родственников, знакомых и еще Бог знает кого – тех, которые пропустили кончину моего старика. Разговоры о смертельных муках, бессчётные воспоминания увеличивали мою и без того тяжелую скорбь. Раз уж родился, то от смерти точно не уйдешь. Но пусть её едкие стрелы пока огибают живых.

Дни пролетали друг за другом, люди приходили и уходили, а я совсем обессилела. И вот в один прекрасный день решила приготовить еду к приходу детей с работы, также, как и в былые времена, когда еще был жив мой старик. Но руки не слушались разума: посуда вылетает из рук, то не нахожу, это забываю, еда пригорает, прилипает. Выхожу на улицу –спотыкаюсь на ровном месте. Раз дело не заспорилось, то пошла и прилегла в его комнате. Прикорнула. А тут и дети пришли с работы. А я не смогла сделать даже те дела, которые исправно исполняла всю жизнь. Лежу мучаюсь. Еще сегодня суббота – баню надо затопить. Эх, если буду валяться так, не поднимая рук и ног, неизвестно еще, чем всеэто закончится.

Со снохой мы с первых же дней понимали друг друга, жили дружно. Как дочь с матерью. Она открытая, душа нараспашку. Мелкая ли задача, большая ли проблема – мнение у нас было единым. Только в последнее время, после смерти старика, когда я стала неработоспособной, чую, что поведение домашних изменилось, особенно сноха стала нерадивой. До этого я на детей не взваливала свои беды. Да и надежда на то, что я выздоровею, большая. Но в одну из ночей так мне так плохо стало, что нет сил терпеть. К счастью, сноха проснулась, вызвала «скорую помощь». Сделали укол, дали лекарства. Уснула без памяти. Просыпаюсь – голова спокойная, как будто вернулась в прежнее состояние. Встала. В горле пересохло. Надо бы чай приготовить, выпить от души...

Из спальни донесся ясный утренний голос снохи: «У свекрови есть и другие дети, пусть они тоже смотрят».

– О чем ты говоришь? А кто до этого вел все наше хозяйство?!

– Ну не молодеет же она с каждым годом, стареет, наоборот. Хорошо еще, что смогла за свекром ухаживать.

Разговор сына со снохой оборвался. Внук, который даже с кровати не поднялся, подал голос:

– Бабушка, ну не заставляй меня опаздывать на первую пару. Можешь начинать расставлять еду на стол.

Похоже, я сама привила всем дурные привычки. Всегда еще с вечера готовила завтрак для всех. А сейчас вот хожу, еле волочась. Сноха по утрам чаевничает на работе. Остальные успели что-либо перекусить или нет – все, убежали… Уф, наконец-то вышла на свежий воздух. Живем в пригороде, в частном доме, и сразу видно, что хозяйская рука давно не косалась многих вещей. Кудя ни глянь – накопилась работа. Двери амбара открыты настежь. Молоко прокисает, никто не обрабатывал.

Родное подворье, хозяйство, собранное по крупицам кровным потом и честным трудом, – настолько жаль его, душа просто рвется…

Заскрипели створки ворот.

– Что-то в последнее время не видно вас, Хаят-иней… Как дела, живы-здоровы?

– Как Бог велел, Хвала Ему… Айда, проходи, Сафура.

– Батюшки, что с крыльцом чулана – на твое не похоже, все в грязи? Гусей щипали, что-ли?

– Нет, откуда? Вон же они, гогочут мои птицы… Хороший сосед – Божья благодать. Насыпь им вот это зерно и поставь, пожалуйста, воды.

– А что со снохой?

– Но до нее ведь есть мой сын и внук…

– Как всегда, ты слова плохого не скажешь про сноху… Мужчины не умеют видеть все вокруг. Муж – голова, жена – шея. Сноха слишком крутая стала, пусть немного повернет свою шею… И забыла ведь, что пришла из деревни, где всего-то три дома. Муж перед ней растилается, весь услужливый. Дети под присмотром. Уходит-приходит – быт налажен, все готово. Конечно, она хорошая сноха, ну не я же…

– Почему так говоришь – и у тебя прекрасный дом, все блестит.

– Когда мы с Азатом хотели воссоединиться, вы были против. Как будто-бы деревенская девушка намного работящее, лучше, красивее, корову доит… Хорошо ли, плохо ли – жизнь коротаю с суженым.

– Сафура, давно пора забыть историю того тысячелетия.

– Не только я, даже моя мать не забывает свою первую любовь. Со своим парнем они строили железную дорогу в город. Договорились, что как только пойдет первый поезд, то поженятся. Как будто бы два праздника за раз устроят. Исторический поезд привез с собой полные вагоны девчонок для ГПТУ. Кого только не было там: и чуваши, и марийцы, и сирмеши что-ли… Ну и птица маминой любви улетела к ним, в те края… Не зря рассказываю вам ту давнюю историю. Ее судьбу повторила и я. Здесь не ваша вина. Так просто, между словом вспомнила.

– Что было, быльем проросло, разве плачут об этом сейчас? И в лошади, и в упряжке, наверное, есть вина.

– Иней, баню затопила, готова уже. И мама приехала, ванну не жалует. Попарю вас обеих березовым веником. Угощу чаем с медем. Как девушка вернешься домой, обновленная, искры полетят по следам. Медсестра ведь я.

– Совсем вылетело из головы, забыла я.

– Ну, как же помнить обо мне…

– От крыльца даже не могу отойти. Спасибо, что печешься о старухе.

– Спасибо скажешь, когда выздоровеешь. Что тут ходить – через три дома. Вон, за мной уже и сын приехал – потеряли, наверное. Очень хорошо. Айда-айда, стыдно, если втроем не сможем как один.

Несмотря на все мои отговорки, Сафура так и увезла меня к себе. Человек силен, когда есть на кого опереться. Мне показалось, что целебная баня, травяные чаи вернули бодрость тела и ясность ума. Проводившая меня до дома Сафура сказала: «Хаят-иней, ты стала, как прежде, светлой и красивой, тьфу, не сглазить бы».

– Всю жизнь прожила на бегу, а, потеряв старика своего, не знаю, как быть… Силы иссякли. Поставила ты меня на ноги, спасибо тебе, живи в радости.

– Перед вашими воротами джип остановился.

Я испугалась не на шутку. Растревожилась. Лишь бы близкие были живы-здоровы.

Когда мы зашли домой, лицо снохи покрылось черной тенью. «Ой, а мы-то думали, что свекровь в больницу попала, а у нее, оказывается, личный доктор есть», – начала было с ехидцей и обидой, но потом, хитро улыбнувшись, тон сменила на более мягкий: «Нашелся покупатель для скотины. А когда есть берущий, надо отдавать. Будет лучше, чем ей стоятьи орать на всю улицу». Сноха не смогла скрыть внутреннего торжества и радости.

– А кто продает? Никто еще и не думал продавать скотину.

– Ну ни ты, ни я не можем доить корову. Да еще и молоко надо обрабатывать.

У меня не было слов. Даже так – резко почувствовала тянущую слабость. Еле собравшись силами, вымолвила:

– Азат что еще скажет…

– Ну куда же он денется, даже если будет против. Да и за учебу внука надо заплатить. Ведь если вовремя не заплатишь, не допустят к экзаменам.

Лопнуло терпение до этого безмолвно сидящего хозяина джипа:

– Ну что, будете продавать или нет? Поторгуемся – и деньги кидаю на стол. И сейчас же уведу скотину со двора. Все на этом…

– Старик ведь мой успел и сена заготовить – хватит пока. Как-нибудь и сама подою, – говорю я и поворачиваюсь к Сафуре:– Умоляю, помоги. Будешь приходить утром и вечером, когда за скотиной ухаживают. Молоком поделимся.

Глаза снохи стали бесцветными, взгляд обеспокоенно забегал. Куда я раньше смотрела? Почему не могу узнать свою хваленую сноху? Вдруг возвратился с учебы внук и воскликнул бодрым голосом: «Ура, выздоровел свет нашего дома!»

– Не совсем все хорошо, сынок, силы еще не те. И ты, оказывается, экзамены не смог сдать.

– Почему? Что-то я не понял.

– Отец вроде как не заплатил за твою учебу?

– Мужчины нашего рода всегда отличались крепостью духа и ответственностью перед близкими. Такие в кредит не живут, говорит отец. Он за три года вперед заплатил за мою учебу, если что. Это же мой папа, он один такой на свете… А к чему этот разговор, бабушка? –тараторил внук.

Мысли совсем запутались. Сноха замолчала, но, немного постояв, выдавила из себя:

– Ну, значит недавно заплатил…

Азат у меня вырос работящим. И отца, и меня беспрекословно слушался, не помню, чтобы смог перешагнуть через наши слова. Да и сноху до этого никто не обидел. Старик мой при каждом удобном случае говорил:

– Один раз уговорила Азата, послушался он тебя – хватит на этом. Пусть по-своему живут – не лезь не в свое дело. Жизнь сама многому научит, мудрость мира гораздо шире и глубже.

…Если перебрать клубок его жизни длиною в 77 лет, то выясняется, что я была его дорогим и ценным украшением. Как будто бы только вчера качались мы вдвоем в колыбели счастья, души наши возлежали на троне любви и благословения…

…Пока сидела, погружаясь в свои мысли, даже не заметила, как сын Азат прошел в свою комнату. Слышно только, как с женой громко смеются – настроение хорошее; или вдруг также резко затихают. Но чувствуется: сноха что-то старательно хочет объяснить. Изредка доносится голос Азата. Соскучились, наверняка, друг по другу…

Выхожу перед сумерками во двор, а там давешний покупатель заарканил мою корову за рога и тянет к воротам. Обезумев от этой наглости, я схватилась за аркан. Выбежал Азат:

– Мама, что ты делаешь? –в сердцах выкрикнул он с ужасом. – Я же стараюсь, чтобы тебе стало легче!

– Хорошо! Но если хочешь избавиться от скотины, то продам я её только Сафуре! Она хоть сердобольная, животных любит, – отвечаю.

– Интересная такая у меня свекровь! Какая разница, кто покупает? Деньги заплатили – и ладно. Откуда Сафура возьмет столько денег? –вмешивается в разговор сноха.

– Почему же? – вопрошаю я. – Аксан на Севере работает, да и Сафура мастерица – из двух три сделает.

Серьезный разговор о продаже скотины закончился таким образом.

…Незаметно наступает летнее утро. Радостно щебечущие птички на черемухе под окном извещают о том, что день будет солнечным, теплым. Но душа беспокойна – безостановочно мычит корова. Ах, если бы в руках остались силы, ползком добралась бы до нее, подоила бы… В молодсти сон особенно сладок, кто высыпается в юные годы? В особенноси сладок утренний сон. Хотя сноха не совсем молода – перевалила за сорок. Неужели спит мертвецким сном? Мечта незрячего – два глаза: вдруг послышался голос с улицы.

– Где ведра, инэй?

Я пытаюсь докричаться лежа:

– В чулане, в чулане! – но голос не уходит от губ. Еще и встать не могу… Пока я с охами да вздохами поднялась и вышла, Сафура, оказывается, уже нашла ведра и резво доила корову. От безысходности и жалости к своему хозяйству чуть не заплакала.

– Инэй, знаешь, муж мой Аксан пока на Севере, не посоветовавшись с ним не могу я купить твою корову. Через месяц приедет. А так буду помогать тебе по хозяйству, –говорит Сафура.

Вдруг в дверях возникает моя сноха. На ходу влезла ногами в галоши и, поправляя жуткий беспорядок в волосах, догнала она соседку около ворот и сразу взяла быка за рога:

– Да ладно, не смогла угодить в молодости, сейчас тем более не получится… – успела съязвить.

Что еще наговорила сноха Сафуре, резво размахивая руками за воротами – я не раслышала, но очетливо прозвенело в ушах:

– Корову тебе не продам!

Что случилось со снохой? Вот загадка! Ведь как дружно и ладно вели хозяйство! Неужели все счастье и удачу, уют нашего дома мой старик унес с собой в могилу?

…За ужином сноха, потупившись, всем наливала чай и напряженно молчала. Чувствую, все ее внимание обращено ко мне. То одно протягивает мне, то другое подает.

– Вот, свекровь, гостинцы с севера, попробуй, – пытается ворковать.

–Мама, давай корову и сено – все оптом продадим тому покупателю. Он ведь и по цене не скупится, – в разговор с серьезным видом вмешивается сын.

– Кислым будешь – выплюнут, сладким будешь – проглотят, как говорится. Пусть муж Сафуры вернется с Севера. Подождем.

Сноха занервничала, выплеснулся чай из чашки в ее руках. Красивое лицо покрылась красноватыми пятнами.

– Мама, Аксана на вахте я заменяю, – сказал сын. – Это долго очень, если его будем ждать. У Сафуры итак большое хозяйство. Ей тяжело и там и тут успевать.

– Вот кто-кто, она уж точно успевает. Пятьдесят лет развожу коров, и мне неимоверно жалко своих трудов, до глубины души. Только бы Аксан с деньгами приехал… Да и вообще два раза в день общаться с Сафурой – праздник для души. Слова ее как бальзам, да и работа в руках спорится.

Разговор на этом завершился.

…Домашние животные совсем уже привыкли к Сафуре. Корова даже с места не шелохнется, да и хвостом не размахивает – стоит, пока она доит. Эх, даже скотинушка понимает, вроде как, свое положение…

Наконец-то Аксан живым-здоровым вернулся домой с деньгами, а вместо него в дальнюю дорогу отправился мой сын. Ах, правду говорят: маленькие дети – маленькие проблемы, большие дети – большие. У каждого своя дорога, свои цели теперь. И понимание жизни свое.

Внука своего, Хаммата, с первых дней нянчила, холила и лелеяла. Сама купала, в белые пеленки пеленала, молитву читала… Только вспомнила о нем – как раз и домой вернулся.

– Ах, как вкусно пахнет хлебом! – вскрикнул он с порога. – Бабушка, что бы мы делали, если бы тебя не было на свете!

– Не говори так. Я уже в преклонном возрасте – сегодня есть, а завтра нет… Твои самые близкие люди – отец и мать. Никогда не забывай о том, что рай под ногами матерей, сынок.

– Когда отец на вахте, моя мама – гость в нашем доме, – странно выразился мой внук. Он меня безмерно любит и доверяет. Есть у него привычка рассказать все подробно, в деталях. Не всегда, конечно. Но в этот раз он сообщил ужасающую новость: – Бабушка, ты же знаешь, что все тайное становится явным? Мама и на работу, и с работы ездит на такси.

– Раз живем за городом, что в этом удивительного?

– Как отец уезжает на вахту, мама пересаживается в иномарку Аксан-агая и катается в ней как в своей.

– Ну они же давно знакомы…

– Эх, бабушка, дожила до стольких лет, а сама наивная как ребенок… Веришь всему, что говорят. Это понять – легко и сложно. В то же время – страшно. Слышишь, бабушка…

Ах, слышала я раньше из уст мамы Сафуры: «Сноха твоя сперва крутила роман с Аксаном, а потом перешла к твоему Азату». Но этим словам я даже значения не придала. Раз сама вмешалась в отношения Азата и Сафуры, практически была виновата в том, что они не вместе, я не обратила внимания на ее слова.

К обеду новая иномарка Аксана и вправду остановилась у наших ворот! Впорхнула сноха со словами о том, что на обед дается буквально час, ей очень тяжело уложиться в это время. Но не о еде были ее мысли: все вертелась и красовалась у зеркала. На ушах и на пальцах сверкали красивые сережки и кольцо с драгоценными камнями. Видно было, что сноха просто счастлива от этих обновок и никак не может отойти от своего отражения.

– Вот, на такси приехала, хоть перекусить надо, – болтала она без умолку. – Сегодня вечером отмечаем юбилей начальника.

Последнее предложение, наверняка, означало, что она сегодня домой возвратится поздно…

Поехала сноха на встречу возбужденной и окрыленной, как девица на первое свидание. Я настолько была поражена, что даже не нашла что сказать. Неужели она совсем не считается с моим Азатом, который и лицом, и телом не плох? Да и характер отличный. Если все так, как я думаю, плохи дела, стыд-то какой! В жизни не было такого среди рода-племени. Нет, нет, не может быть! Какие странные, навязчивые мысли одолевают мою старую голову…

Утром пришла Сафура подоить корову. Видно, что не выспалась, глаза красные. Взгляд отводит. Да и настроения нет – на лице написано. Как будто передо мной совсем другой человек. Видно – в душе буря. Несмотря на это, с осторожностью начинаю разговор:

– Сафура, не торопись. Сейчас молоко пропущу и дам утренюю сметану. Тем более муж дома, лишним не будет.

– Нет, ничего не надо. Я ведь только в помощь вам… Временно… Вы это сами прекрасно знаете.

Она быстро завершила все дела и, торопясь, выбежала за ворота, как будто опаздывает куда-то. Ах, даже не успела спросить – когда придут за скотиной? Душу охватило беспокойство, сомнения, мысли не дают покоя. Не говори те слова, в которые никто не поверит. Пусть они даже правдивые… Поэтому и на внука немного обиделась. А он тут как тут. В руках бумажки, которые подобрал с трюмо. Ценники, оказывается.

– Чтобы заработать такие деньги, надо пролить немало пота и вложить кучу сил. Сережки с бриллиантами – 60 тысяч рублей, кольцо с бриллиантом – 53 тысячи. Мама, видимо, уронила второпях. Откуда такие деньги у нее на такие большие покупки? – спрашивает.

– Ошибаешся, наверное, сынок. Разве бывают такие цены? Отец, наверняка, купил.

– Нет, отец купил добротную норковую шубу. И она тоже стоит около ста тысяч.

Ах, какая жена, которая окружена такими дорогими вещами, не потеряет голову? И зачем тогда ей дома ночевать? Я даже случайно не захожу в комнату снохи. В двухэтажном большом доме порой и не видишь друг друга.

Медленно проплывают важные вехи жизни перед глазами. По одному вспоминаю детей. Образ каждого – перед глазами: Алмас – в Москве, Булат – в Уфе. Учились в больших местах, широко мыслят, маленький город тесен теперь для них. У самих уже есть внуки. Ни разу ничего плохого не слышала о них. Может, хорошо, что они живут вдалеке? Ведь, говорят, далекое солнце лучше светит? Как сердце выдерживает переживания за всех?

…День склонился к вечеру, солнце, скатываясь за горы, одаривает последними яркими лучами. Что еще принесет проходящий день – кто бы знал. Но что-то чует душа, непонятно пока… С высоты прожитых лет понимаю – нет у меня права обижаться на судьбу. Но новость, прозвучавшая с уст внука, перевернула душу, взволновала сердце, можно сказать, даже ослепила: глаза, если даже что-то видят, не понимают суть увиденного… Если вдуматься – то удивительно. Вот ведь, оказывается, даже не замечаю взгляда перед собой, полного тоски и печали. Точнее, не вижу, не узнаю.

– Ты ли, Сафура? Почему молчишь?

От безысходности совсем сникла, бедолага:

– За какие грехи жизнь преподносит мне такие испытания? – вопрошает она с горечью. – Душа моя навечно ранена. Сафура начинает горько рыдать и никак не может успокоиться. Сполоснула лицо холодной водой и выдала такую весть:

– Аксан и твоя сноха попали в дорожную аварию. Сейчас оба в больнице. Решили, что они муж с женой и положили в одну палату. Хаят-инэй, теперь не сможешь прикидываться, что ничего не видишь и не знаешь.

Сердце застряло где-то в горле. Еле сумела спросить:

– Живы-здоровы?

– Оба в очень плохом состоянии. К ним никого не пускают.

– Лишь бы выжили, лишь бы выздоровели… Дети ведь есть… Каждый должен растить своих детей сам…

Знаю я, что «если кобыла не захочет, то жеребец не вскочет». Но стыд сильнее смерти. В маленьком городе вести распространяются с молниеносной быстротой. Тем более, сноха – секретарша большого начальника. Именно через его знакомого устроила она Азата и Аксана на вахты. Ведь здесь найти работу невозможно, деньги не платят. Только начали жить по-людски, появились возможности… Как и у медали бывает обратная сторона, потянуло что-то их назад. Конечно, нашлись такие, кто делает из мухи слона: донесли до Азата последние новости.

…Полночь. Буря бушует в душе и в голове. Как можно уснуть в такое время? Вот и рассвет брезжит, первая желтизна лучей проникают через окна… Как я прикорнула – не помню, как будто провалилась в сон… Вроде как и недолго спала, но увидела такой ясный, четкий сон. Проснулась резко и никак не могла отойти от увиденного. Видится мне, что жив мой старик… Обнимает Азата и называет золотым камнем родового гнезда. «Когда женишься?» – вопрошает полушутливым тоном. Он отвечает: «Сегодня, сейчас». – «На ком?» – «На Сафуре». Старик мой молчит, но я чувствую, что хотел бы сказать: «Заплети волосы Сафуры в две косы, с белыми бантами – пусть будет самой красивой в детском садике». А потом он смахивает белую одежду с себя, а у савана нет карманов – это, наверняка, намек на то, что не стоит жалеть нажитое, не в материальных благах счастье… А потом мне привидилось, как наша отличившаяся своим поведением сноха первый раз переступила порог нашего дома. Красивая как кукла, сходу сказала, что нет ни професссии, ни угла. Не то пожалели, не то купились на ее обворожительную красоту, великолепный стан… Чтобы ей как-то помочь, устроили ее на квртиру к соседней бабушке. Вот так сон, вот так видение. Даже сноха не наша, а соседская, оказывается… Проснулась я и лежала в раздумьях: это совсем не сон, а беспощадная явь… Явь, наверняка…